Тимур, теперь ваша компания на NASDAQ, но листинг вы прошли в тот момент, когда репутация экспертов по Штатам у вас уже давно была. И даже не имея листинга, в Америке так или иначе стараются работать все. Каковы ваши преимущества?

Мы действительно были одними из самых сфокусированных на доступе к иностранным рынкам и, наверное, больше, чем кто-то другой, работали с индустриями инвестиционных банков, первичных размещений, привлечения капитала в Соединенных Штатах. Наша команда всегда занималась этими темами, и клиенты знали, что мы обладаем нужной экспертизой. Поэтому для нас было важно построить бизнес, который бы соответствовал тем очень высоким требованиям, которые в США предъявляют к корпоративному управлению, раскрытию информации, аудиту отчетностей, и получить возможность привлекать капитал на главной бирже в Соединенных Штатах Америки. Мне кажется, что когда NASDAQ несколько лет назад попытался поглотить Нью-Йоркскую фондовую биржу, он де-факто стал главной площадкой в стране. И у них бы получилось, если бы не сопротивление регулятора.

Когда эксперты говорят, что в России есть существенный дефицит идей и экспертизы по поводу зарубежных рынков вообще и Америки в частности, они правы или все-таки преувеличивают?

Они правы, с одной стороны. С другой – где этого дефицита нет? Думаете, его в Америке нет? Там хорошо заметен недостаток экспертизы – в том числе по иностранным площадкам. Когда мне говорят, что в России низкий уровень финансовой грамотности, соглашаюсь, но и в США он невысокий. Наверное, я счастливый человек, потому что всю жизнь работал с очень амбициозными и образованными людьми, которым как раз была интересна карьера в инвестбанкинге. И мы оказались одной из немногих рыночных компаний, которые действительно глубоко погружались и работали на рынке ценных бумаг, в том числе на рынке США.

Сейчас в российской части нашего холдинга почти 250 инвестиционных консультантов. И мы тоже внесли существенный вклад в их подготовку и образование. К нам приходит огромное количество ребят, которые достаточно хорошо понимают, что к чему. Наверное, объем индустрии профессиональных участников рынка ценных бумаг всегда как-то корреспондируется с объемом спроса на услуги. Но в целом я могу сказать, что ни у нас, ни в Казахстане не было проблем и существенного дефицита кадров, которые нам были необходимы для нормальной работы.

Осмелюсь даже предположить, что предложение специалистов чуть превышает спрос. Эта тема очень интересна для многих молодых людей, и очень многие хотят этим заниматься вне зависимости от того, есть на них спрос или нет.

Все плюсы выхода на NASDAQ понятны, но, наверное, у этой истории есть и какие-то минусы или как минимум серьезные прямые расходы и другие издержки?

Чистая стоимость нашей публичности – около 1 млн долларов в год, и это, наверное, сейчас минимальная цена для любой компании в Штатах. Довольно сложно себе представить листингованную на NASDAQ компанию, которая на аудит, юристов, раскрытие информации, на свой IR, PR тратит меньше миллиона долларов в год. По сути, это своего рода неформальный регуляторный барьер.

И деньги – это не единственное. Теперь нужно тщательно взвешивать, что ты имеешь право говорить, что ты можешь комментировать, еще глубже проверять клиентов, с которыми планируешь работать. На самом деле, мы смогли стать публичными только потому, что всегда имели дело с рыночными клиентами. У нас почти не было клиентов с активами, превышающими 20 млн долларов, зато была широко диверсифицированная база из 127 тыс. человек.

Когда мы совершаем сделки, рассматриваем какие-то варианты, мы должны убедиться, что бизнес, выбранный для покупки, можно будет проаудировать и он окажется достаточно прозрачным.

Хотя мы всегда были компанией публичного интереса, мы все еще адаптируемся к своему новому состоянию. Но чисто технически в нем нет ничего сложного. Финансовые организации и так раскрывают отчетность в существенно большем объеме, чем, например, производственные или торговые. Но американское регулирование рынка ценных бумаг само по себе очень сложное.

Как вы оцениваете интерес американских инвесторов к вам и к российскому рынку? Недавно случилась история с GitHub и русскими разработчиками. Российские венчурные фонды знают много историй об особом отношении к русским деньгам в Кремниевой долине. Кажется, что Россию и русских постоянно с той или иной стороны дискриминируют.

Вы представляете, как отчаянно нам приходилось доказывать, что дискриминировать нас не надо? Что у нас рыночный бизнес и что мы ведем этот бизнес по тем же стандартам, по которым его ведут в самих Соединенных Штатах, не будучи ни политически аффилированными, ни аффилированными с какими-то государственными службами, ни с какими-то крупными финансово-промышленными группами. Только процесс листинга занял у нас больше восьми месяцев, хотя в нормальных условиях его можно завершить за два-три. Но мы понимаем, что сейчас наша индустрия не велика в масштабах российской экономики. При этом за последние 18 месяцев только на Московской бирже был открыт 1 млн новых счетов – это треть от всех счетов, открытых за 25 лет, и это один из косвенных индикаторов роста самой индустрии.

То есть внутренний спрос может заинтересовать американского инвестора?

Да. Они понимают, что в Турции, грубо говоря, 14% всех средств домохозяйств приходятся на ценные бумаги, а у нас – меньше 2%. И эти «меньше 2%» были 25 лет. А сейчас наблюдается довольно стремительный рост. Американцы прекрасно знают, что происходит с рынками, когда у тебя лед трогается. И мы для них сейчас единственная компания в нашем регионе, а это Россия, Украина, Казахстан, Узбекистан. Россия и Казахстан – два наших главных рынка, в Казахстане мы крупнейший брокер с очень большой долей – почти в 60%. Все это делает нас довольно интересными для потенциальных инвесторов, желающих заработать на росте и расцвете индустрии. По сути, мы сегодня единственная компания, в которую американцы, присматривающиеся к нашему региону, могут вкладывать деньги.

Вы соответствуете всем требованиям американского регулятора, и этого достаточно, или приходится постоянно вести разъяснительную работу?

Раз в два-четыре месяца, в зависимости от сезона, я летаю и буду летать в США на так называемый no deal road show, где мы общаемся с институциональными и крупными частными инвесторами, рассказываем о своей компании. И аналитик, и портфельный управляющий, и владелец капиталов – все хотят лучше понимать, чем занимается наш бизнес, кто его основатели и что они думают.

2019 год почти закончился, какие события, помимо выхода на NASDAQ, оказались особенно важны для вас?

Мы реализовали один из очень важных проектов, на который я делал большую ставку, – это наша
брокерская карта. Клиенты получили банковские карты, которые привязаны к их брокерским счетам,
и теперь они могут мгновенно снимать в банкомате деньги или совершать покупки по всему миру.

Еще мы активно улучшали и дополняли мобильное приложение, в конце прошлого года запустили кешбэк в форме акций, а в этом году активно его развивали. Много важных шагов было сделано для развития нашей филиальной сети. Несмотря на то что основные открытия новых филиалов у нас пришлись на конец 2018-го, в этом году мы очень интенсивно там росли. В целом я могу сказать, что в 2019-м мы ставили себе ключевой задачей именно работу над качеством, над операционной эффективностью.

Полночь 31 декабря еще не наступила. Что можно посоветовать частному инвестору, решившемуся выжать из 2019 года последние капли?

Рождественское ралли – сейчас для него самое время. Декабрь – это вообще самый высокий, самый интересный месяц в году, если посмотреть на сезонную статистику. И даже последние дни перед каникулами могут оказаться очень удачными. Мне кажется, сейчас хорошее время, чтобы быть в акциях, тем более что индексы действительно демонстрируют рост. Экономика в США идет вверх, корпоративные прибыли хорошие, ставку снижают.

Но надо и немного дальше смотреть, после двадцатых чисел декабря жизнь потихоньку замирает и возвращается на круги своя с 1–2 января, если говорить о Западе. А в первый месяц года тоже происходит много интересных вещей. В 2019-м, например, январь был месяцем бурного роста, и таких январей я помню несколько.

Есть довольно много компаний-суперзвезд, которые все любят упоминать. Это компании, собирающиеся изменить уклад нашей привычной жизни – от Uber и Lyft до WeWork и Telegram, – которые тем не менее для инвесторов пока ничего существенного не заработали. Любая неоднозначная новость от них сопровождается роем злорадных комментариев. У вас есть к ним какое-то специальное отношение?

Мы живем в эпоху, где победитель получает все, и в эпоху сверхэффективности, когда компании умудряются за короткое по историческим меркам время чуть ли не монополизировать целые глобальные индустрии. Точно так же как Google и Facebook «сожрали» половину рекламного рынка в мире за какие-то 10 лет.

Наверное, главный тезис успешного современного инвестора заключается в том, что мы должны быть готовы к очень быстрым изменениям, они могут произойти почти моментально. Наши самые смелые прогнозы о скорости изменений сильно отстают от реальности.

А инвесторы живут будущим, они живут потенциалом тех рынков, которые сейчас создают эти компании, тем, насколько они верят в победу тех или иных идей и моделей. Тот факт, что любой успех всегда находит огромное количество злопыхателей, готовых запинать споткнувшегося игрока, пытавшегося ставить перед собой амбициозные цели, ни о чем не говорит – этот принцип стар, как мир. Если ты не делаешь ничего великого, то должен осуждать тех, кто пытается построить что-то великое. Потому что если у них не получается, значит, ты все делал правильно. А вот если они добиваются заявленных целей, становится значительно труднее оправдывать свое безделье.

При этом Uber стал именем нарицательным. Идут разговоры об «уберизации» всего на свете, а те, кто вложился в компанию, получают только отчеты об убытках.

Смотря когда вложился. Те, кто инвестировал в эту компанию в течение последних 10 лет, заработали колоссальные деньги. Но суть в том, что наши ожидания зачастую оказываются переоцененными по отношению к тем или иным вещам. Рынок периодически переживает моменты отрезвления в попытке угадать, как же будет меняться модель, как же будут меняться выручка и прибыль. После IPO акции Facebook упали более чем в два раза – разместившись по 38 долларов, они провалились к 18 долларам за штуку. Это не мешает им сейчас торговаться существенно выше 140 долларов.

Здесь я могу сказать, что инвестор должен понимать, что не все те, на кого возлагают огромные надежды, действительно смогут поменять индустрию. Не все потенциальные чемпионы победят, но победители смогут оправдать очень серьезные вложения. Как говорил один умный человек, когда ты занимаешься масштабным проектом, любые большие убытки могут превратиться в большие доходы, а большие доходы могут быстро стать большими убытками. И только ноль не превращается ни во что.

Поэтому любые компании, которые показывают такие темпы роста, безусловно, всегда рискуют, их модель зачастую не проверена. И многие предположения могут оказаться неправильными, причем как в худшую сторону, так и в лучшую. Однако победитель срывает завидный куш.

Какую подготовку проходят инвестидеи, которые создаются в этом офисе? Сколько времени вы тестируете и обдумываете их, прежде чем нажать на кнопку «старт»?

Иногда мы проактивно реагируем на информацию о первичных размещениях, информацию о важных событиях, которые касаются той или иной компании. В такие моменты аналитики должны быть готовы справляться со своей работой очень быстро. Выходит новый отчет, и через несколько часов, а то и несколько десятков минут мы должны ответить на вопрос, что вообще делать в связи с этой новостью, должны подготовить новую, скорректированную модель, чтобы понять – покупать, продавать. Быстрота реакции требует очень серьезной предварительной проработки.

Когда мы делаем новое покрытие, то есть новая компания выходит на IPO и нам надо создавать под нее новую модель, то, наверное, минимальный срок – это три-четыре дня. Даже если аналитики всей командой сфокусированы только на этой компании, им в целом знакома индустрия, все равно надо эту историю разрабатывать.

К сожалению, современный мир не дает нам возможности слишком долго думать и шлифовать модели. Мы должны уметь реагировать быстро, и потом, со временем, дорабатывать эти истории, уточняя модели. Но первое мнение нужно выдать в короткий срок.

На самом деле, так поступают все. Даже Goldman Sachs и JP Morgan работают «с колес». Ты не можешь действовать по-другому. Зачастую выходит обзор, и тебе надо через пять минут уже знать, как ты будешь реагировать на эту историю. И твои аналитики пытаются в реальном времени править модель, подставляют в нее новые цифры. Потом ты действительно можешь доработать модель, понять, что ошиблись или что-то пошло не так. Но скорость – ключевой фактор.

Вы уже говорили о внутреннем спросе. Что-то еще существенное можно сказать по поводу рынка, что будет принципиально важно для 2020 года и дальше?

У нас больше половины активов приходится на иностранные инвестиции – на рынок США. Я могу сказать, что недавно на Bloomberg был заголовок о том, что нейтральной монетарной политики больше не существует. Мечта о том, что ты сможешь держать инфляцию в таргете и обеспечивать при этом устойчивый экономический рост, недостижима. Так ты будешь плавать между двумя крайностями. Если начинаешь повышать ставку, то ты контролируешь инфляцию, но у тебя заваливается экономический рост. А это самое плохое, что только можно себе представить, с точки зрения современного экономиста.

Второй полюс этой истории – инфляция. И суть в том, что ты не можешь добиться баланса, при котором у тебя инфляции нет, а экономический рост есть. Ты начинаешь ставку снижать – у тебя растет инфляция, выше таргет, начинаешь ставку держать или повышать – прекращается рост. Остаться в нейтральном положении невозможно. И регуляторы довольно откровенно дают понять, что они будут ставку снижать и экономический рост при прочих равных для них важнее инфляции.

И это долгосрочный тренд?

Мы, видимо, входим в эру, когда ожидаемая инфляция окажется выше, чем та, к которой мы привыкли и которую хотели бы видеть регуляторы. Это, вполне вероятно, послужит методом ребалансировки экономики. Циклические кризисы, которые, так или иначе, в экономике периодически возникают, всегда имеют два глобальных разрешения. Это либо дефляция по типу Великой депрессии, когда у тебя падают цены на все, системно банкротятся банки, обесцениваются активы и люди списывают огромную часть богатства через утрату своих сбережений.

Либо другая история, когда у тебя цены на активы стремительно растут и основная часть богатства списывается через обесценение денег, которыми ты владеешь. Второй сценарий гораздо более мягкий. С момента, как люди пришли к бумажным деньгам, отойдя от золотого стандарта, мы испытывали гораздо более ровный экономический рост. У нас не было ни одной затяжной рецессии в тех странах, которые использовали современные бумажные деньги. Периоды инфляции были, периоды высокой инфляции были, периодов длительного спада практически не было. Ты всегда можешь добиться ребалансировки экономики через инфляцию, которую общество переживает легче, чем дефляцию. Хотя это тоже плохо.

Но еще раз повторю: эквилибриум невозможен. Это то, что начинают сейчас осознавать руководство ФРС и западные экономисты. Для России это может быть чуть менее актуальный вопрос.

К чему вы готовите своих клиентов в 2020 году? На какие важнейшие индикаторы и события обращаете их внимание?

Осмелюсь предположить, что траектория снижения ставок может оказаться не такой крутой, как многие ожидают. И это очень важно. Ставка будет снижена в меньшее количество раз, чем сейчас закладывают ряд экономистов. И ФРС будет пытаться искать баланс. Скорее всего, не найдет, но попытку сделает. Это хорошо для акций. И скорее всего, следующий год будет неплохим и для рынка облигаций.

Но я, при прочих равных, делал бы ставку на достаточно короткие выпуски с погашением в ближайшие пять лет. Очевидно, что на таких инструментах заработать можно будет больше того, что приносит сейчас денежный рынок. Но тут надо оставаться крайне осторожным, потому что кредитный риск стоит сегодня дешевле, чем когда-либо. Когда вы можете дать в долг Казахстану на пять-шесть лет по ставке ниже, чем 3% годовых, потому что одолжите России по ставке чуть больше, чем 3% годовых. Или Бразилии – под ту же самую ставку – 3–3,5%. И спред к Соединенным Штатам всего 1%.

Мы не только проходим исторический минимум по доходности, мы еще и по кредитному риску проходим исторический минимум – по спреду к базовым бенчмаркам. Поэтому я сейчас все-таки боялся бы сидеть в длинном долге. Даже если короткая ставка окажется низкой, я бы избегал покупки инструментов, из которых вы не сможете выйти на протяжении многих лет. Не исключено, что доходности будут постепенно расти.

Вы – лучшая инвестиционная компания года в России. Можете ли вы отделить себя от фона и оценить индустрию и свое место в ней?

Мы сфокусированы на американском рынке, и я считаю, что нам в этом очень повезло, но здесь нужно сказать несколько важных вещей про Россию. Игроки, которые были полностью погружены в местные истории, чувствовали себя в этом году, наверное, чуть лучше, чем обычно, в том числе потому, что этот год был очень неплохим для рынка. У нас стали появляться какие-то идеи, стали расти дивиденды, были интересные кейсы с государственными компаниями. И это объективно хорошо.

Другое дело, что рынок предъявляет очень высокие сейчас требования к прозрачности. Те, кто сделает ставку на это, безусловно, выиграют. Мы видели, как это было на банковском рынке, который захватили государственные институции. Они, возможно, и не прозрачнее, но хотя бы безопаснее, с точки зрения подавляющего большинства обывателей. Люди хотят понимать, с кем они работают, хотят знать своего посредника. Для них это важнее цены, они уже бегут не столько за доходностью, сколько за надежностью.

Я действительно очень рад, что в России есть индустрия. Пусть она пока небольшая, но она не боится экспериментировать, создает неплохие технологии. Нам есть чему учиться у многих наших российских конкурентов. Эта учеба и наш фокус дадут вместе хороший результат. ‘