Владимир, вы – доктор медицинских наук и чем-то связанным с медициной занимаетесь всю жизнь (у вас даже было медицинское прозвище, Градус). Как сложился ваш путь от врача до венчурного инвестора?

Я окончил академию имени Сеченова в 1987-м, поступил в ординатуру, потом в аспирантуру, в 1993-м защитил кандидатскую. Бурные 1990-е я встретил, работая врачом на пяти работах (в том числе консультировал в одном из первых медицинских кооперативов), причем с удовольствием: освобождался в 15–16 часов и имел массу времени на жизнь. Шестая работа нашла меня сама: пригласили в страховую компанию. Я легко согласился, были время, силы, интерес. Постепенно эта работа вытеснила все остальное, превратилась в большой проект РОСНО, который мы делали с Евгением Кургиным и Леонидом Меламедом. Так началась наша многолетняя дружба с Леонидом: из пацанов мы превратились в мужчин, родителей больших семейств и продолжаем делать что-то вместе. «НоваМедика» и «РМИ Парт­нерс» – тоже наши совместные проекты. В этом есть и интеллектуальный интерес, и возможность само­реализации.

Мы находимся в офисе «РМИ Партнерс», расскажите о проекте.

В юридические сложности вдаваться не хочу, готов дать общую картинку. «РМИ Партнерс» – компания, созданная для управления проектами фонда РоснаноМедИнвест. Этот фонд был создан корпорацией РОСНАНО для инвестирования в области фармацевтики и производства медицинских приборов.

Одно из направлений посвящено венчурным инвестициям в компании, разрабатывающие инновационные препараты и медицинские приборы. Все эти инвестиции были сделаны за пределами России – большая часть в Америке, есть в Великобритании и Израиле. Так получилось, что вектор инноваций в большей степени присутствует на этих рынках.

Основная задача, которую мы решали с помощью этих инвестиций, – трансфер технологий на территорию России и стран СНГ; инвестируя, мы получили права интеллектуальной собственности и возможность быстрее внедрять современные достижения на нашем рынке. Одна компания не состоялась, две были очень успешно проданы – за 750 миллионов и 1,7 миллиарда долларов. Первая проданная компания занималась разработкой аппарата для лечения глаукомы – стента, снижающего внутриглазное давление, вторая – созданием лекарства от неалкогольного жирового гепатита. Еще пять компаний вышли на IPO, еще часть будет, как мы надеемся, реализована на рынке на более поздних этапах.

Мы проинвестировали 17 компаний, спектр разработок тут самый широкий. И в офтальмологии, и в гастроэнтерологии, и в диагностике, и в терапии боли. Есть две разработки в области лечения онкозаболеваний – в современной фармацевтике 40% всех компаний занимаются разработкой лекарств для терапии рака, и в последние годы смертность от него сократилась на 25%, а продолжительность жизни после лечения выросла. Некоторые виды рака в случае своевременного выявления излечиваются почти на 100% и не должны быть предметом страха.

От идеи и синтеза молекулы до выхода препарата на рынок проходит 10–15 лет, так что инвестиции нужно делать на правильном этапе развития компании. Каждая такая инвестиция – отдельное приключение, при котором вероятность финального успеха относительно невысока, и надо точно попадать в правильную команду, идею, сегмент рынка. Кроме анализа, нужны интуиция и понимание, как ты будешь эту компанию развивать, какие партнеры небходимы, кто может купить эту инвестицию, – значит, надо досконально знать, как «большая фарма» формирует свой портфель. Помогает только опыт. Мы занимаемся этим четыре года, накопили уникальную для российского рынка экспертизу.

Второй проект в рамках «РМИ Партнерс» – фармкомпания «НоваМедика», greenfield, созданный четыре года назад РОСНАНО и венчурным фондом Domain Associates. Сейчас она успешно прошла фазу стартапа, вышла на рынок, в прошлом году достигла объема продаж свыше миллиарда рублей, пока это чужие разработки, которые мы привлекаем в Россию. Еще мы построили в Москве научную лабораторию, она займется разработкой и производством капсульных и таблетированных лекарств, и провели крупную сделку с Pfizer по строительству завода в Калужской области. Будем производить на нем стерильные формы препаратов в основном для серьезных госпитальных заболеваний – для использования в реанимации, лечения инфекционных, грибковых, онкологических заболеваний. Для производства и продвижения на рынке нам передается около 30 препаратов плюс Pfizer инвестирует серьезные деньги. Строительство завода надеемся завершить через два года, а в лаборатории откроем производство в течение двух месяцев. Эта часть компании будет заниматься разработкой капсульных форм инновационных препаратов и дженериков, хотим рассмотреть и возможность совмещения лекарств в одной упаковке, более удобных форм доставки для пациентов. Утверждено шесть разработок и около 10 – в стадии обсуждения научной и бизнесовой составляющей.

С чем сегодня приходят к врачу состоятельные люди?

Основной запрос любого человека – все, что связано с продолжительностью активной жизни. Правда, в ответ на этот запрос я, как правило, ничего нового посоветовать не могу: надо правильно питаться, правильно отдыхать, не переедать, давать себе физическую нагрузку, жить правильно с духовной, эмоциональной точки зрения.

Это – основа. Есть много методик продления жизни. Можно ограничивать калорийность питания, употреблять антиоксиданты или пептиды, проводить детоксикацию организма. Я и моя семья находимся на гомеопатическом лечении уже девять лет, и грех жаловаться – эффект хороший не только у взрослых, но и у детей, животных.

Как ваша приверженность к гомеопатии сочетается с активной деятельностью в сфере традиционной фармакологии, она же аллопатия?

Гомеопатию использует сейчас максимум 5% населения, остальные 95% – на традиционном лекарственном сопровождении. Я не пассионарий и не считаю своим долгом продвигать гомеопатию в массы. Если нашему примеру кто-то последует, буду очень рад. Но множество людей прекрасно себя чувствуют, принимая традиционные аллопатические препараты. Кроме того, если бы я объедался на ночь или не занимался спортом, не бегал, что с гомеопатией, что без нее я бы чувствовал себя не очень хорошо.

Мои наблюдения показывают, что начиная с определенного возраста и с момента, когда решены социальные проблемы, люди иначе относятся к своему здоровью. У большинства появляются собственные медицинские советники. Отсюда легко перебрасываем мостик к еще одному нашему проекту – «Доктор рядом». Сначала мы думали ограничиться созданием клиник в спальных районах, а потом сделали и революционный для рынка шаг – запустили мобильное приложение «Доктор рядом Онлайн». С его помощью можно в экстренном порядке проконсультироваться с врачом, что делать здесь и сейчас, и в 99% случаев вы получите правильную рекомендацию. Кроме того, вас могут пригласить на обследование (в нашу клинику или другую) и вызвать вам скорую. Есть второй режим, плановый, позволяющий оставаться на связи с вашим личным врачом. Около 20 специалистов уже подключены, и у них есть конкурирующее расписание: часть приемов они ведут очно, часть – посвящают телемедицине. Сейчас приложение тестируется, прошло больше 400 консультаций, все довольны.

На мой взгляд, за этим будущее. Вспомните, как мы раньше покупали билеты на поезд, – и как сейчас их покупаем. Мы рассчитываем, что услуга будет востребована в том числе хайнетами. К примеру, в поездке ухо заболело после купания, ожог, у ребенка сопли – удобно пользоваться консультацией врача, в том числе личного, в таком режиме.

Законопроект о телемедицине, который сейчас согласован на уровне правительства, вам как-то поможет в продвижении проекта?

Если он будет принят в нынешнем своем виде, то придаст легитимную базу как форме общения «врач с врачом», так и форме общения «врач с пациентом». Формально это поправки к закону об охране здоровья. Пока что этот закон предполагает только личный контакт: дистанционно врач не вправе ни ставить диагноз, ни назначать лечение. К примеру, если вы сдали анализы и их результаты позволяют поставить диагноз – специалист все равно должен пригласить вас в клинику, чтобы за две минуты сообщить вам этот диагноз. Если поправки примут, жить всем нам станет легче.

Сергей Брин и Ларри Пейдж из Google сетуют на зарегулированность медицинской сферы, которая мешает проникновению технологий. Вы ее ощущаете?

Ну вот видите, мы же запускаем технологический проект, так что пока не очень мешает. С другой стороны – если по гамбургскому счету, многие нормативы, введенные в советское время, сейчас сильно устарели и только осложняют медикам жизнь (например, обязательное лицензирование помещения, где будет оказываться врачебная помощь, или обязательный перечень оборудования, требующийся для открытия клиники, в то время как половина этого оборудования явно не будет использоваться). Естественно, эти нормативы вводились с точки зрения безопасности пациентов, а не чтобы затруднить работу врачей, но сейчас многие вопросы безопасности решаются иначе.

Скучаете по врачебному делу?

Совсем не в моем характере скучать и не делать: скучал бы – нашел бы возможность по ночам кого-то подлечивать. Из меня, наверное, получился бы хороший врач, и аудитория пациентов в прошлой жизни была большая. Но я доволен нынешним своим статусом. И даже если в семье кто-то заболевает, обращаюсь к жене, чтобы она организовала лечение. Медицинские знания иногда помогают, даже какие-то диагнозы ставлю правильно. Но не скучаю.

Ваша нынешняя деятельность дает ощущение, что вы увеличиваете количество добра в мире?

Все проекты, которыми мы занимаемся, находятся в зоне охраны здоровья и преследуют благородную цель – вылечить людей, сделать их жизнь лучше. Но добрые дела можно делать не только вылечивая людей, но и помогая им – например, создавая красивые фотографии, обучая детей, выступая на сцене, собирая посылки ребятам из малообеспеченных семей.

Как в вашей семье организована забота о здоровье?

Дети от природы здоровые, родителям остается их не перекармливать и не перелечивать. Старший ребенок уже взрослый, периодически переходит с гомеопатии на аллопатию и обратно, сейчас у нее период жизни гомеопатический, сколько она продержится, не знаю. Средняя дочка занимается конным спортом, участвует в соревнованиях, призовые места занимает. Спорт этот нелегкий и физически, и психологически. Умение найти и суметь удержать контакт с животным ей, безусловно, поможет и в будущей семейной жизни: муж и лошадь бывают поведенчески очень схожи. Старший сын занимается футболом, и он, и младший ходят на плавание. Велосипеды, скейты, самокаты – нормальная часть жизни. В детях много энергии. С возрастом ее количество начинает заметно уменьшаться.

Профориентированием потомков занимаетесь?

У меня, как у любого, наверное, родителя, есть собственная точка зрения в вопросе, какая профессия была бы гармонична для ребенка. Думаю, у каждого из нас есть право искать себя, выбирать то, что радует.

Наши дети, к счастью, способные люди, наша же с женой задача – помочь им выбрать, чем заниматься в жизни, и при этом ничего не навязывать. В прошлом году старшая дочка Вероника поступила в один из московских театральных вузов – она там самая маленькая по размеру и самая старшая по возрасту, до этого училась в Англии, Шотландии, США. Она девочка и место своей жизни определяет по выбору своего мужчины – она в этом году выходит замуж, и выбор места определен этим. Для девочки это хорошо, мне кажется. Сын интересуется биологией, и супруга хочет, чтобы он стал врачом – продолжил династию, а заодно и ее смог лечить. Желание понятное, но совершенно необязательное для реализации. Средняя дочка хочет быть дирижером хора, собирается поступать в Гнесинское училище. У нее есть все данные плюс харизма и организаторские способности, но если по окончании училища она не пойдет в вуз и начнет заниматься чем-то другим, мы поддержим ее и там.

В каком возрасте ребенок должен начать сам себя обеспечивать?

Это все условности – и в наше время родители помогали, пока сам ребенок не начнет зарабатывать. Я начал это делать в 14 лет, родители меня кормили, я у них жил, но мне хотелось больше денег, чем мне выделял папа. Поколение наших детей избалованнее, они живут в большем комфорте, и у них меньше мотивации начинать куда-то пробиваться. Пока человек ищет свое место в жизни, мы будем помогать ему материально – не забывая старую мудрость, говорящую, что встать на ноги сильно мешает шея, на которой сидишь.

За инновации в нашей семье отвечает моя супруга Гузель – она предлагает идеи, я выполняю стабилизирующую функцию: когда направление определено, я подключаюсь и прилагаю усилия, чтобы корабль шел ровно, не бултыхался из стороны в сторону. Так, Гуля предложила домашнее образование для детей, так как в школе большой перекос в сторону формального, нагрузочного запоминания, после которого мало что остается в голове. У детей не хватает навыков самостоятельной работы, в том числе работы с информацией. Она придумала, а я слежу за тем, чтобы это было именно образование, а не счастливое отсутствие необходимости ранних подъемов.

Есть ли у вас критерий родительского успеха?

Критерий успешности родительства – если твой ребенок счастлив и чего-то хочет от жизни. Он не должен быть успокоенным. У детей жизнь сложнее, чем у нас всех. Мне очень повезло, что и генетически, и воспитанием меня научили радоваться малому – общению с приятным человеком, хорошей погоде, спокойно прожитому дню. Если мои дети этому научатся, не станут жить в ожидании великих достижений – они будут счастливы. Жизнь ведь состоит из эпизодов. Вот мы сейчас хорошо сидим, разговариваем – значит, мы хорошо живем. Надеюсь, мне удается приобщить детей к этому ощущению.

А еще, как мне кажется, мои дети подсознательно понимают, что в жизни надо делиться. Я и сам, не любя, по правде говоря, раздавать милостыню, давно и с радостью сотрудничаю с фондом «Созидание» (с недавних пор – как один из его попечителей): я доверяю ему и знаю, что мои деньги пойдут на доброе дело. Когда моей второй дочери исполнилось пять, мы отнесли в приходскую церковь ее игрушки. Детишкам из малообеспеченных семей было предложено войти в комнату с завязанными глазами и взять игрушку. Инге глаза не завязали, и она вышла оттуда с игрушкой – одной из своих! – совершенно счастливая. Оттого что осознанно поделилась, ну и оттого что тоже получила игрушку. В пять лет это не подвиг, конечно, как в три-четыре, но преодоление. Считаю, что дети – чем раньше, тем лучше, – должны понять, что жизнь – это не только игрушки, поездки, праздники; получить некий опыт соприкосновения с другой реальностью. Они дружили и дружат с самыми разными ребятами из семей с разным уровнем достатка. Думаю, это делает их в большей степени готовыми к вступлению в жизнь, дает понимание, что их благополучие, мир и порядок в нашей семье – не их заслуга и даже не заслуга их отца, не данность, а скорее подарок откуда-то сверху.

Впрочем, именно духовным воспитанием занимается жена, я же старшим детям читаю Александра Дюма, потому что сам его люблю, а младшим «Незнайку» – удивительная книга, в ней есть все, что нужно знать и о бизнесе, и об обществе. Я рад, что с мамой они читают о христианских ценностях: они универсально полезны. С религией, думаю, дети сами определятся в свое время.

Вас самого воспитывали столь же ненавязчиво?

Родители полагали, что дети сами должны соображать, что делают. И подавали хороший пример, конечно. В основном воспитанием занималась мама, сейчас бы про нее сказали, что она толерантна: она просто говорила нам, что, по ее мнению, стоит делать, а что нет, но никогда не давила и не настаивала. Так как по образованию она была учителем, ее педагогические приемы были вполне эффективны. Я понимал, что такое хорошо и что такое плохо. Меня приучили уважать людей любого возраста – и годовалых, и пожилых, – и я своих всегда уважал как личностей. Меня выводит из себя, когда один ребенок открыто проявляет неуважение к другому, за это может и «прилететь». Сам потом, конечно, переживаю, что поднял на кого-то руку. Я солидарен со своей мамой – она считала, что дети должны сами осваиваться в жизни, и я предпочитаю лишний раз на них не давить.