Покидая зону комфорта

О гибкости и ответственности

У меня есть огромное преимущество перед вами: я родился и вырос в другой системе. Почему это преимущество? Потому что в эпоху текучей неопределенности, как охарактеризовал наше время философ и социолог Зигмунт Бауман, одним из ключевых умений человека является умение адаптироваться к меня­ющимся обстоятельствам, толерантность к неопределенности. Простой пример – эмиграция, которая, по сути, схожа с наукой и предпринимательством: во всех этих сферах человек покидает зону комфорта. Для подавляющего большинства людей в мире это самое страшное. Мы привычно думаем: «А вдруг не получится?» Поэтому 95% людей не любят брать на себя бремя ответственности за сделанный выбор, более того – хотят, чтобы выбор за них сделал кто-нибудь другой.

Одна из моих любимых книг – «Бегство от свободы» Эриха Фромма, одного из основателей неофрейдизма. Он говорит как раз о том, что мы не хотим принимать решения, пусть их примет кто угодно другой, но не мы. Ведь твое решение может быть ошибочным, а наше общество, как и китайское, и любое азиатское, не принимает проигравших. У нас Трампу, дважды банкроту, тяжело было бы стать президентом страны, а в Штатах это серьезное преимущество: люди понимают, что он умеет падать и подниматься. Поэтому не нужно бояться принимать решения, падать, подниматься и снова идти.

Назову еще один плюс той, ушедшей системы и преимущество, которое она мне дала: я мог представить себе, какой хочу видеть свою жизнь через 20–25 лет. Кто из вас может ответить себе на этот вопрос? Поздравляю тех немногих, кто может, это очень важное умение. В 1991-м мне, студенту экономического факультета МГУ, было столько же, сколько вам, и мне выпал джекпот – я стал внештатным сотрудником самого рекламируемого на тот момент коммерческого банка страны, «Менатепа», и получал огромные деньги – тысячу долларов. И вот я принял решение уйти оттуда в новый проект «Тройка Диалог», никому не известную брокерскую фирму с офисом в двухкомнатной квартире, 35 тыс. долларов капитала и одним тихим американцем-романтиком, сказавшим мне, что он хочет построить в России правильный инвестиционный банк. В этом суперместе мне дали зарплату 100 долларов, и то я получил их после шести месяцев работы. Рационально объяснить мое решение невозможно. Есть, однако, маленькое «но» – у меня была мечта. Я хотел стать инвестиционным банкиром, работающим по определенным стандартам. Я мог ошибиться, романтик мог оказаться жуликом – да что угодно могло произойти, но я принял это решение и теперь стою перед вами как профессио­нальный инвестбанкир. Зная, к чему ты стремишься, на 20 лет вперед можно принять верное решение, пусть в краткосрочной перспективе оно и не выглядит логичным.

Инвестиционно-банковский бизнес совершенно циничен – все вы видели фильмы вроде «Волка с Уолл-стрит», а не видели – стоит посмотреть. Ничего романтического в этом бизнесе нет: большие деньги, большие стрессы, все на грани фола. Но когда я начинал этот бизнес, в России его не было в принципе, как не было и фондового рынка – была система государственного планирования. А при капитализме коммерческие банки и фондовый рынок – кровеносная система экономики. И я полагал, что чем быстрее мы построим эту новую систему, тем быстрее уйдем от ситуации, когда важнее всего освоить бюджет. Как вы понимаете, главным был сам факт производства, а качество, себестоимость и продажа произведенных товаров никого не волновали. Поэтому инвестиционно-банковский бизнес казался мне очень важным элементом, который поможет изменить отношение к этим процессам. Люди должны были перейти от осваивания бюджетов к рыночным отношениям, правильной организации производства, начать, наконец, гордиться тем, что компания, где они работают, стоит сотни миллионов долларов.

Добавлю еще, что, когда я начинал свой бизнес, разницу между акциями и облигациями понимали всего два профессора в Москве и еще человек десять, работавших во Внешэкономбанке. Сейчас совсем немногие понимают, к чему может привести искусственный интеллект или Big Data. Поэтому, если вы хотите быть успешными в эпоху текучей неопределенности, вы должны честно ответить себе на три вопроса: кто я, чего я хочу, как я измеряю свой успех.

О жертве и выборе

К этим трем обязательно добавится еще один: чем я готов пожертвовать ради своей цели. Не верьте, что успешный человек – это тот, кто немного работает, немного путешествует, немного занимается семьей и немного хобби. Так не бывает. Ты должен полностью отдаться своей страсти – инвестиционному банкингу, производству компьютеров, чему угодно. Это важно. К сожалению, людей, которые готовы гореть своим делом, всего 2–3%. Остальные не плохи, просто они стремятся к стабильности. Это нормально. Чем старше вы будете становиться, тем меньше в вашей жизни будет появляться новых знакомых, новых мест, которые вы захотите посетить, и так далее. Так что спросите себя, готовы ли вы постоянно выходить из зоны комфорта, есть ли у вас внутри этот атомный реактор. Кстати, когда доля «горящих» в обществе превышает 2–3%, случаются революции, это очень опасно.

Независимо от того, насколько каждый из нас готов покидать зону комфорта, мы все хотим быть богатыми, краси­выми, счастливыми, и по-настоящему нами движут пять вещей. Первая – страх (за свою жизнь, благополучие, семью), благодаря которому можно совершить рывок. В XX веке люди из страха превратили Россию из крестьянской страны в ядерную державу. Инквизиция в Европе привела к Ренессансу, а потом к Реформации. Но страх не может быть постоянной движущей силой, к тому же у него есть и обратная сторона: страх парализует. Четыре другие силы – это деньги, власть, признание и, наконец, удовольствие. У каждой из них есть и белая, и черная сторона.

Допустим, вы работаете в хорошей компании и в субботу решили пойти на футбол или хоккей, а в пятницу начальник говорит, что завтра вы должны быть на важном совещании, но вы идете на игру, потому что удовольствие сейчас для вас важнее. Мой знакомый художник, эмигрировавший в Штаты бог весть когда, получает все эти годы около 3000 долларов в месяц и работает в скромной фирме ровно столько, чтобы его не уволили. Зато каждую пятницу ровно в пять он садится в автомобиль и уезжает в горы Колорадо рисовать. Вы должны понять для себя, какая из этих пяти сил движет именно вами. Конечно, в различных жизненных ситуациях каждая из них в какой-то мере нами движет, но только одна из них для человека является главной, определяющей.

Эти силы движут не только отдельными людьми, но и сообществами. Кроме того, есть четыре возможные модели социальных изменений: эволюция, революция, реформация и инквизиция. 1990-е годы в России – это революция: новая элита, новая система оценки, принятия решений – новое все. После прихода к власти Владимира Путина началась реформация, которая привела к определенной стабильности, хотя, понятно, кто-то выиграл, кто-то проиграл. Сегодня наше общество находится в эволюционной фазе. Инквизиции у нас пока нет, однако Сталин остается героем номер один для очень многих наших соотечественников, и об этом стоит задуматься. Множество людей мечтают о твердой руке, то есть о том, чтобы жизнь была более прогнозируема и понятна.

Дальше вопрос к вам, молодым и талантливым: готовы ли вы понимать не только то, что происходит вокруг вас прямо сейчас, но и чувствовать тренды? Кто из вас читает зарубежную прессу? А на китайском? А почему вы не учите китайский? Кто из вас говорит больше чем на двух языках? Так мало? А почему? Голландцы, например, говорят на четырех языках, швейцарцы тоже. Вы не хотите быть успешными? Вы верите, что технологии Google в будущем избавят от необходимости учить языки?

Я задаю неприятные вопросы потому, что после того, как вы определите направление, в котором будете двигаться, тренды в этой области сами будут подталкивать вас к принятию решений. Пока вы не знаете, куда идти, вам сложнее реагировать – сегодня приходится браться за одно, завтра за другое. Непонятно, куда бежать. Но если вы можете ответить на вопросы, кто вы, что для вас важно, куда вы хотите прийти, – это уже огромное конкурентное преимущество.

У кого из вас есть математическое образование? Таких не много. А кто верит, что мы живем в мире, где технологии все больше управляют нашей жизнью? Вот теперь лес рук. Но откуда же у вас иллюзия, что ваши гуманитарные знания будут востребованы в этом мире? Вы смотрите фильмы, думаете о будущем и понимаете, что происходит конвергенция, сегодняшние профессии исчезают. В недалеком будущем не станет бухгалтеров, аудиторов, трейдеров, инвестбанкиров. Когда я начинал, трейдеры могли не иметь профильного образования, их преимуществами были способность быстро торговать, принимать решения. Эти преимущества уже не нужны. Я не самый старый представитель этой индустрии, мне только 48 (выступление состоялось в феврале 2017 года. – Прим. ред.), но они перестали быть нужными на моих глазах.

Если вы хотите быть успешными, вы должны либо догнать технологические процессы, либо понять, с кем скооперироваться, чтобы ваше незнание вам не навредило. Надо быть честным с собой, знать свои возможности, понимать логику своего поведения. Причем формулировать это простыми словами – так, чтобы было понятно любому встречному

Давайте я объясню свою логику, себя 23-летнего. 1990-й год, Союз разваливается, есть два сценария: могут последовать либо гражданская война, либо реформы. В первом случае меня не спасет никакая эмиграция: у нас слишком много ядерного оружия, скорее всего, наступит конец всему. Если войны не будет, создается уникальная ситуация – трансформация страны, новые возможности. Все просто, не бином Ньютона. Если страна перейдет от плановой экономики к рыночной, то чего у нас нет? Фондового рынка, пенсионных фондов, страховых компаний. Для пенсионного фонда нужны большие капиталы, для страхования – высокий по стоимости «входной билет», а для инвестбанкинга нет. Чего я больше всего хочу? Признания, что я профессионал. Где я могу применить свои мозги? В инвестбанкинге и консалтинге. Вот так я принимал решения.

Вам сейчас по 25 лет. Вы говорите: Россия – часть мировой экономики, она интегрируется с другими странами или, наоборот, как Соединенные Штаты, как Великобритания после Brexit, изолируется, строит вокруг себя виртуальную или настоящую стену. Если я верю, что грядет изоляционизм, то должен понимать, что ресурсов станет не хватать, нужно будет расширяться либо экономическим, либо военным путем, то есть впереди конфликты. И если так, то идти надо либо в ФСБ, либо в ГРУ – это будут самые востребованные профессии. Или вы говорите: нет, в этом случае я уеду в другую страну и начну все заново. Тогда куда имеет смысл ехать? Например, в Новую Зеландию, как можно дальше от конфликтной зоны. Италия или Латвия слишком близко. Я намеренно упрощаю, конечно, но главное, что логика понятна. Хорошо, что в этих краях востребовано? Узнаю и начинаю готовиться.

Если мы остаемся частью мировой экономики, то что у нас есть? Природные ресурсы, математические способности, неумение коммерциализировать процессы и продавать. Где в этом случае я могу реализовать себя?

В 1913 году население Земли составляло 1,8 млрд человек, порядка 10% от этого числа жили в Российской империи. За прошедшие 100 лет население нашей страны не увеличилось, даже наоборот, а вот в Америке выросло с 60 до 320 млн. С кем и как мы можем конкурировать и бороться? Это вопрос к вам, молодому поколению.

Так бы я думал, если бы мне было 20. Идти сейчас работать в банк? Не уверен, что это стоящая идея. Блокчейн и другие технологии скоро сделают банки ненужными. Хотите спокойной жизни – идите в госучреждение: зарплата не ахти, но стабильность лет на десять обеспечена, и появляется возможность заниматься семьей. Ничего плохого в этом нет, только надо быть честным с самим собой, а это самое сложное.

О патриотизме

Мы живем в интересном мире. Раньше разделение между людьми происходило по религиозному, конфессиональному признаку. В наполеоновские времена возникло понятие национальности. Сегодняшние полюса крайностей – это космополитизм и национализм. 48% американцев не выезжают за пределы своего штата, меньше 10 млн россиян бывали за рубежом. Мне помогает жить концепция, что есть третий вариант, когда ты понимаешь, что мир глобален, и при этом у тебя есть четкая локальная идентификация. У тебя есть корни, которые ты знаешь и уважаешь, но при этом ты сам – человек мира. На нашем земном шарике все взаимосвязано. Сегодня на планете существует 217 признанных государств, при этом благополучными можно назвать лишь порядка 79 из них. Все мы знаем, что, если температура на планете поднимется хотя бы на один градус, в Европу хлынут не четыре, как сейчас, а 100 млн беженцев, и никакие пограничники не остановят этот поток. Мы живем в эпоху перемен, с чем я вас поздравляю, и по этому же поводу я вам сочувствую. Но все это уже было: в IV–V веках волны гуннов, вандалов и готов, у которых рождаемость и пассионарность были выше, захлестнули Европу. Никто не смог поставить им преграду.

Сегодня одновременно происходят технологическая революция и мощные миграционные процессы, и вопрос самоидентификации очень важен. В России насчитывается более 180 нацио­нальностей, и новые люди постоянно приезжают. Чтобы вы понимали: если в Нидерландах сохранятся сегодняшние тенденции, через 20 лет половину населения этой страны будут составлять мусульмане. У них также будут паспорта граждан Нидерландов, но в обществе будет доминировать совершенно иная модель поведения. К этому надо быть готовым.

О мечте

Мечта о великом принципиально недостижима. Мой партнер Гор Нахапетян задавал кандидатам при приеме на работу в «Тройку» вопрос, какая у них мечта. Выяснилось, что около 80% людей мечтают о простых вещах: собаке, платье, доме на берегу моря. 10% – о совершенно несбыточном, и еще 10% – о том, чтобы изменить мир. Моя мечта не менялась никогда: я всегда хотел изменить жизнь, не только свою, но людей вокруг себя, к лучшему. На разных этапах эта мечта трансформировалась в разные проекты.