Вы иконы и реставрируете, и коллекционируете. Но во многом коллекционер и реставратор по-разному оценивают ценность предмета. Более того, реставрационное вмешательство иногда снижает ценность иконы в глазах коллекционера. Как вы примиряете внутри себя эти две ипостаси?

Лично я не реставрирую иконы, поскольку у меня в этой области знания дилетантские. Я формулирую задачи перед профессиональными реставраторами, которые занимаются процессом восстановления памятников в соответствии с научными методиками и технологиями. Значимость произведения искусства в процессе реставрации ничуть не умаляется. Наоборот! Только представьте, что иконы прожили уже несколько сотен лет. Технологии и техники, по которым они создавались, не были рассчитаны на такое их долгое бытование, поэтому их реставрационная поддержка очень важна. Например, укрепление грунта, смена потемневшего авторского покрытия, – все это никакого вреда памятнику не наносит. Работа ведется деликатно, под микроскопом, по разрабатываемым десятилетиями технологиям. Я думаю, что от этого произведение искусства только выигрывает.

Более того, при любом музее – неважно, маленький он или огромный, – есть отдел реставрации, где в соответствии с теми же принципами происходит реставрация и контроль за состоянием сохранности памятников.

Известно, что частные коллекционеры играют определяющую роль на российском рынке икон. Многие открытия были сделаны именно ими. Они же изменили академические представления о русской иконе. Как это случилось с искусством иконописи XVII – начала XX века, которую начал активно собирать Виктор Бондаренко и таким образом поднял ее художественную и материальную ценность. Каков ваш вклад в этот общий процесс изучения и переосмысления русской иконы? Каково значение вашей коллекции по сравнению с такими известными собраниями, какие есть, например, у Игоря Сысолятина, упомянутого Виктора Бондаренко, были собраны погибшим Михаилом Абрамовым и т.д.?

Во-первых, я думаю, что реальное значение икон Нового и Новейшего времени специалистами всегда очень четко осознавалось. Однако эта область искусствознания долгое время, в течение 70 лет советской власти, была в некоем загоне, и изучать религиозную живопись было нельзя. Даже сотрудники музеев занимались какими-то другими направлениями и проектами и до религиозной живописи руки просто не доходили. Но крупные музеи, обладающие большими иконными коллекциями, всё-таки показывали религиозное искусство. Например, в Ярославском художественном музее, в Эрмитаже и в Новгородском музее были потрясающие экспозиции икон XVII–XVIII веков. Музейщики старались показывать иконы эпохи Позднего средневековья и Нового времени даже в трудные времена.

Во-вторых, я не думаю, что именно коллекционеры изменили значение и место иконописи Нового и Новейшего времени в истории русского искусствознания. Виктор Бондаренко – легендарный человек, значение которого, на мой взгляд, неоспоримо. Когда он начал приобретать хорошие, качественные памятники для своего собрания, практически он один приостановил процесс их вывоза за рубеж – стало экономически невыгодно увозить иконы из страны. И памятники стали оставаться в России, потому что за Виктором Александровичем появилась целая плеяда других коллекционеров, которые начали интересоваться древним искусством и формировать свои собственные коллекции.

Роль Михаила Юрьевича Абрамова столь же значима, уже в том, что он первый в огромных масштабах осуществил возврат попавших за границу памятников на территорию России, чтобы они заняли место в национальных музеях, и в первую очередь в созданном им Музее русской иконы.

В-третьих, я себя не сопоставляю с другими коллекционерами. Это достаточно широкое поле деятельности, и не ставлю задачу сделать свою коллекцию лучше, чем у кого бы то ни было. Все собиратели профессионально занимаются коллекционированием, у них замечательные собрания, и у каждого из них собственное лицо. Каждая коллекция занимает свою нишу на этом широком поле.

Как вы начали заниматься коллекционированием древнерусского искусства?

На самом деле, как и многие сложные вещи, все начиналось очень просто. Буквально с падения яблока на голову. Когда я был студентом института, мой однокурсник, Евгений Юрьевич Гончаров, ныне известнейший нумизмат, сотрудник Института востоковедения Российской академии наук, посоветовал мне почитать книгу, знаменитую среди коллекционеров и людей, интересующихся древнерусским искусством. Это повесть Владимира Солоухина «Черные доски». Вот с нее-то все и началось. Она практически никого не может оставить равнодушным. Я очень советую ее прочитать, потому что она открывает волшебную дверцу в мир древнерусского искусства.

У нас журнал про деньги, поэтому невозможно не задать соответствующий вопрос. Какова примерная общая стоимость вашего частного собрания? Какие в нем имеются самые дорогие экспонаты?

Честно говоря, мне эта тема не кажется актуальной. Сколько может стоить солнечный свет или воздух Родины, например? Стоимость – это временное. Сегодня произведение искусства может быть интересно, и оно будет стоить больших денег, а завтра интерес к нему угаснет. Есть только искренняя любовь к древнерусской иконе – она постоянна вне зависимости от рыночной конъюнктуры и стоимости тех или иных памятников. И я думаю, что это самая лучшая характеристика.

Мировой рынок икон очень стабилен, и 70% вращается именно в России. Как вы его оцениваете? Что сейчас на нем происходит? Какое влияние на него оказала геополитическая повестка?

Моя позиция такова, что я не стремлюсь анализировать рынок. Эта тема мне не очень интересна. Я иду своим путем и стараюсь формировать свою коллекцию в соответствии с выбранной концепцией и приоритетами.

У «Зарядья» есть проект «После иконы», показывающий современных художников, занимающихся проработкой христианской темы. Тот же Виктор Бондаренко на каком-то этапе переключился с икон на современное искусство. Вы им не интересуетесь? Собираете ли что-то современное?

Пока глобально и стратегически я не нахожу интересных точек соприкосновения для себя в современном искусстве. Может быть, я очень плохо с ним знаком, не спорю. Для меня в нем размыто само содержание, не могу его уловить. Мне кажется, что современные художники за собственное дело несут намного меньше ответственности, чем старые мастера. Порой ими руководят цели иного порядка, совсем другого направления, чем в искусстве классическом или иконописи. Но, безусловно, современное искусство тоже замечательное, им нужно заниматься, изучать и творить.