Профессия: продюсер


Планируя интервью с Леонидом Роберманом, основателем компании «Арт-Партнер» и одним из самых успешных театральных продюсеров России, мы думали, что будем беседовать о коммерческой изнанке театра, но получился разговор о самой его сути. Видимо, такое знание и позволяет агентству «Арт-Партнер» не только иметь в своей афише 15–20 спектаклей в месяц, но и удостаиваться высших театральных наград. Так, в 2018 году впервые за 27-летнюю историю премии «Хрустальный Турандот» специально для Леонида Робермана была введена номинация «За создание уникального негосударственного театра», а в 2021-м его спектакль «Борис» получил «Золотую Маску». О цене и ценности, коммерческом успехе и художественных вызовах, лучшем периоде в жизни Оскараса Коршуноваса и слове продюсера, данном Дмитрию Крымову, Леонид Роберман рассказал в интервью SPEAR’S Russia.

10.09.2021





Вас называют королем российской антрепризы. Согласны с таким утверждением? Чего не было бы в российском театре без Леонида Робермана и агентства «Арт-Партнер»?

Я скорее король эстрады. Тайный король театральной эстрады. И когда мне сопутствует удача, а это случается достаточно часто (тьфу-тьфу-тьфу), «Арт-Партнер» вносит смуту в российский театральный процесс. Мы представляем собой реальную конкуренцию государственным театрам. А я убежден, что конкурентная среда – основной фактор, способствующий росту. И нет ничего хуже, если никакого соперничества нет. Когда меня спрашивают, как я отношусь к конкурентам, всегда искренне отвечаю: очень хорошо. Сила моих конкурентов – и моя сила.

Мы все работаем на то, чтобы сохранять и поддерживать веру зрителей в магическую силу театра. Я готов мириться с любой неудачей, кроме посредственности, которая, к сожалению, так заполонила сейчас театральное пространство. Ничего опаснее этого явления не существует – посредственности воинствующей, пробивающей себе дорогу значительно быстрее таланта. Вот этого я сильно боюсь. И ничего больше.

Конкурентная среда, которую вы создаете, приводит к требовательному зрителю. Как вы оцениваете российскую публику? Хотели бы как-то ее изменить?

Я не хочу никого переделывать. Ибо уверен, что сформировавшегося человека перевоспитать невозможно. С устоявшимися вкусами ничего не поделаешь, как, впрочем, и с их отсутствием. И да, иногда из-за этого проект не получается так, как я бы хотел и как рассчитывал.

Последний яркий пример – премьера спектакля «Смерть Тарелкина» Оскараса Коршуноваса, который мы выпустили совместно с петербургским театром-фестивалем «Балтийский дом».

Коршуновас – уникальный режиссер, единственный в мире, чьи спектакли девять раз были представлены на Авиньонском фестивале. Даже великий Питер Брук (английский режиссер театра и кино. – Прим. SPEAR’S Russia) побывал там в основной программе меньшее количество раз.

Актеры привыкли нравиться и следовать привычным ходам, театры привыкли следовать вкусам публики – следовать и потакать. А этот проект и этот режиссер требовали от соавторов безусловной смелости, были вызовом и риском. Коршуновас предложил парадоксальное решение известного сюжета, я, театр и актеры в первую очередь поверили ему и пошли за ним безоглядно. Оскарас работал в невероятной атмосфере любви и доверия, и я убежден, что это был один из лучших периодов его жизни.

А дальше произошло следующее: оказалось, что публика нашей Северной столицы ждет от театра классической трактовки, не выходящей за рамки привычного. Увы, такова участь всех новаторов.
Но я убежден, что этот спектакль найдет своего зрителя – в Петербурге ли, в Москве, в Берлине, в Париже: настоящее не может не состояться.

И я очень хочу привезти его в Москву. И совсем не для того, чтобы утереть нос московским задавакам. Я горжусь этой работой. И хочу, чтобы ее увидели те, кому театр дорог по-настоящему. Я уверен, что в Москве «Смерть Тарелкина» Коршуноваса будет совершенно другим спектаклем. А в Германии или во Франции ему обеспечено 57 минут стоячих аплодисментов.

И вся ситуация вокруг нашей постановки с Коршуновасом очень хорошо показывает, каким сегодня может быть зритель в России.

То, что вы режиссер по образованию, вам помогает быть продюсером или, наоборот, мешает?

Все зависит от ситуации. Я же еврей по рождению и по образу мысли, а потому могу примерять на себя ту ипостась, которая нужна мне в конкретный момент.

Успех антрепризы – это участие звезды. А режиссер сегодня тоже уже звезда? Имя того же Дмитрия Крымова, с которым вы сделали несколько блестящих постановок, обеспечивает успех
проекту?

Успех обеспечивает не имя, а то, что стоит за ним. Без режиссера те­атра не существует. Режиссер – это в первую очередь личность. Любой спектакль – это всегда режиссер, его мир, его опыт, помноженные на содержание пьесы. Дмитрий Крымов везде остается собой: он творец.

По итогам сезона-2019/2020 ваш «Борис» в постановке Дмитрия Крымова трижды номинирован на театральную премию «Золотая Маска», получил награду в категории «Главная мужская роль». Насколько попадание спектакля в шорт-лист «Золотой Маски» помогает его коммерческому успеху?

Безусловно, помогает. Но «Золотая Маска» дает что-то более ценное: это акт признания, свидетельство, подтверждающее правильность выбранного пути, направления развития в целом. Ну а дальше все зависит от тебя. Если после ты решишь, что достиг высот, то награда может стать концом для тебя и компании. А может, напротив, дать силы продолжать, делать еще более сложные в творческом плане проекты.

То есть после «Бориса» нам ждать от вас такие же интересные по художественным задачам спектакли?

Это зависит не от меня, а от сочетания факторов. Но я точно знаю, что надо ставить перед собой три задачи: делать то, что никто до этого не реализовал; делать то, что ты лично до этого не мог; всегда стараться поставить свой лучший спектакль. То есть цели должны быть человеческие, художественные и творческие. Надо постоянно выходить за рамки, переступать и через самого себя, и через конкурентов. И каждый спектакль должен быть вызовом, когда требуется все забыть, что ты знал до того, и начинать с чистого листа.

«Борис» стал не только самым амбициозным вашим проектом с художественной точки зрения, но и наиболее дорогим.

И дорогим, и самым ценным. А цена всегда имеет в основе ценность, которая совсем не про деньги.

Ну а если про деньги. Дорого – это сколько, если не секрет? Можете назвать бюджет «Бориса»?

Запросто! Хотя мне даже страшно произносить эти цифры. «Борис» был очень дорогим для меня спектаклем: он стоил больше 300 тыс. долларов. Да-да, не удивляйтесь, просто мы жили в другое время. Сейчас поставить нечто подобное за такую сумму уже невозможно.

Затраты окупились?

Лучше спросите меня, жалею ли я о том, что сделал такой спектакль. Конечно, нет. Он принес мне больше, чем деньги: он дал возможность идти по своему пути, позволять себе новые риски.

А какой ваш проект был самым успешным именно в коммерческом плане?

Спектакль «Ботинки на толстой подошве» 1998 года с Татьяной Василь­евой, Валерием Гаркалиным и Александром Феклистовым. Он стоил 24 тыс. долларов. И уже за три первых месяца проката не только окупил себя, но и принес 100-процентную прибыль. Вот времена-то были!

Стремясь к художественной ценности спектакля, я убежден, что он должен быть еще и прибыльным. Прибыль – индикатор твоего профессионального уровня: то, что ты точно все рассчитал, шел по правильному пути, взял в партнеры правильных людей, выбрал правильные средства. В моем случае это еще означает, что ты еврей не просто по рождению, а по сути. Какой еврей будет только тратить, а не зарабатывать?

Как вы находите средства для спектаклей? Каждая постановка – это отдельный инвестиционный проект с особой схемой финансирования? Поделитесь, пожалуйста, своей коммерчески-производственной кухней. Вот, например, британский продюсер Энтони Филд рекомендует иметь лист из 50–60 инвесторов, которые могут вложиться в шоу. У вас есть такой список?

До сих пор я не делал спектакли на чужие деньги. Увы, не научился этому. Но с радостью откликнусь, если такие предложения поступят. Кто знает, возможно, мой будущий инвестор именно сейчас читает это интервью.

За всю историю существования моей компании мне помогали только дважды. Первый раз это произошло, когда с Сергеем Юрским мы работали над спектаклем о Шагале и нам не хватало денег для его выпуска. Тогда нам помог Александр Борода (президент Федерации еврейских общин России. – Прим. SPEAR’S Russia). Это был для меня исключительный случай. Получая деньги, я понимал, что их дали не мне, а Сергею Юрьевичу, его авторитету и незапятнанной репутации. Это были и средства на производство спектакля, и личная благодарность Александра Бороды Сергею Юрскому, как личности и художнику.

Второй случай связан со спектаклем «Борис»: Департамент культуры Москвы помог оплатить аренду площадки. Все же остальные мои проекты реализованы на заработанные нами деньги.

Я не могу себе позволить быть убыточным. Иначе я перестану развиваться.

Честно признаюсь, раньше во главе угла стоял финансовый успех, что было определяющим при выборе пьесы. Сейчас же нет. Я дорос до понимания, что если спектакль окажется художественно ценным, то он найдет свою публику, так или иначе вернет вложенные в него средства и даст возможность воплотить в жизнь следующий проект.

Вся эта ситуация с ковидом сильно по вам ударила?

Очень! Вместе с ресторанами и гостиницами независимые театры оказались, пожалуй, наиболее пострадавшей стороной. В отличие от нас гостеатрам помогают, покрывают их расходы из бюджета. Мы поддержки не получаем.

Кроме того, так сложилось, что параллельно в работе у меня оказалось три сложных проекта: «Смерть Тарелкина» Коршуноваса, новый спектакль Крымова «Двое. Чаплин и Михоэлс» и еще один проект, о котором пока умолчу, но он состоится осенью и станет, надеюсь, масштабным, шумным и дерзким. Отказаться от чего-то из этой троицы я не мог.

И премьера нового спектакля Крымова «Двое. Чаплин и Михоэлс» состоится уже в первой половине сентября.

Да. Это спектакль про историю встречи великого комика Чаплина и великого трагика Михоэлса. На той встрече никто, кроме них, не присутствовал, но фантазия художника – в данном случае режиссера Крымова – предоставит нам возможность стать ее соучастником.

К сожалению, у каждого проекта свой путь, и он не всегда бывает прямой. Изначально планировалось, что спектакль появится на свет в результате тройственного союза: «Арт-Партнера», Театра кукол имени Образцова – так как в постановке задействованы куклы – и Музея Москвы. Однако после шести месяцев работы Театр Образцова отказался от участия, и я остался один. Прямо сейчас пытаюсь выбраться из ситуации. Более того, я отрезал себе все пути к отступлению, поставив спектакль в афишу, объявив даты премьеры и начав продажу билетов. Это был мой осознанный шаг – шаг продюсера, давшего слово режиссеру Дмитрию Крымову довести спектакль до премьеры. И я не сомневаюсь, что мы преодолеем все трудности.

Единственный в мире человек, кто смог заработать на театре миллиард, – это британский продюсер Кэмерон Макинтош. Насколько вас можно назвать богатым человеком?

В репертуаре моего агентства 14 спектаклей. Так что я очень богат. «Арт-Партнер» – это театр, настоящий, полноценный, но только без здания. Может, найдется и на мою голову меценат, который придет однажды и скажет: «У тебя есть мебель, но у тебя нет стен. У меня есть стены, но нет мебели. Давай соединим то, что имеем, и сделаем дом». И я отвечу ему: «Да, давай построим театр-дом».

То есть стать театром с вешалкой, буфетом, постоянным адресом вам бы очень хотелось?

Очень. И я жду своего часа.


Текст: Наталья Шастик
Фото: Платон Шиликов



10.09.2021

Источник: Spear's Russia


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз