О жизни, при жизни


За три десятилетия капитализма постсоветская Россия вступает в широкую полосу передачи собственности, активов и бизнесов от их основателей к следующим поколениям семей. В ближайшие годы этот процесс с неизбежно сопровождающими его сложностями и конфликтами затронет около миллиона россиян, оценивают в Центре управления благосостоянием и филантропии Московской школы управления СКОЛКОВО. Чтобы систематизировать знания по этой теме, дать заинтересованным стейкхолдерам инструменты контроля и снижения рисков, при участии консалтинговой компании Phoenix Advisors была разработана и запущена новая онлайн-программа «Планирование преемственности. Неочевидные аспекты». В июне в СКОЛКОВО состоялась дискуссия с участием Рубена Варданяна, Алексея Станкевича, Алексея Анищенко и Виктора Вяткина, которые обсудили подробности программы, поговорили о самых горячих вопросах преемственности и объяснили, почему эта тема о жизни, а не о смерти.

12.09.2021





О диалоге поколений

Алексей Станкевич (А. С.): Для начала разговора стоит определиться с самим термином «преемственность». Часто под ним понимают наследование, то есть вопросы передачи активов следующему поколению. Мы определяем преемственность шире: это планирование любых ситуаций значительного изменения текущего периметра либо владения активами, либо принятия решения в отношении этих активов, то есть управления ими, либо состава или резкого изменения интересов вовлеченных сторон.

Важно помнить, что наследование – это лишь одна из ситуаций, которая может затронуть обеспеченного человека и его семью. К счастью, с каждым из нас она может произойти только единожды, тогда как все прижизненные ситуации, как то: продажа бизнеса, разводы, раздел активов, акционерные конфликты и так далее – в жизни любого предпринимателя происходят достаточно часто. Поэтому к ним имеет смысл готовиться не менее аккуратно, понимая, что это, скорее всего, случится.

В рамках нашего курса мы хотим поделиться накопленным практическим опытом в этой области. Хотя мы адресуемся в основном к владельцам крупного и среднего капитала, к профессиональному сообществу, которое вовлечено в их обслуживание, надеюсь, что он будет интересен также тем, кто только начинает бизнес.

Виктор Вяткин (В. В.): Существенная часть наследных кейсов, с которыми мы имеем дело за время нашей многолетней практики, к сожалению, относятся к моменту, когда глава семьи уже умер и его наследники занимаются нотариальным оформлением. В большинстве случаев они связаны с многочисленными и очень разнообразными проблемами. Выясняется, что какие-то активы не оформлены или их управление было целиком замкнуто на главе семьи. Часто мы как консультанты видим непонимание, как именно должны были распределиться активы между представителями второго поколения после ухода из жизни патриарха. Почти всегда это порождает напряжение и внутрисемейные конфликты.

Поэтому мы давно пришли к пониманию, что гораздо эффективнее не разрешать уже случившиеся конфликты, а предотвращать их за счет того самого планирования преемственности еще при жизни главы семьи. Причем одних юридических инструментов зачастую здесь бывает недостаточно. А с этим подошли к тому, что одно из центральных мест занимают здесь вопросы внутрисемейной коммуникации. То есть диалога поколений.

Выясняется, что часто семьям трудно начать этот диалог как таковой. Но его значение сложно переоценить. В моем понимании делать это должен представитель семьи, который больше всего в нем заинтересован, у кого больше болит, кому это выгоднее. Конечно, надо позаботиться о выстраивании адекватного, удобного, эффективного формата для семейной коммуникации. Пока удовлетворенность внутрисемейным общением у нас хромает. Согласно одному из недавних исследований СКОЛКОВО, около 50% наследников вне зависимости от того, как часто с ними говорят на эти темы, хотели бы знать больше.

То же исследование говорит, что единственным инструментом, который позволяет увеличить процент удовлетворенных наследников или преемников, является построение механизма коммуникаций через процедуры и практики с четким распределением ролей. В этом случае вместо хаоса и излишнего нервного напряжения у всех вовлеченных сторон появляется ясное понимание, трек, четкая последовательность действий – кто, что, за чем и для чего делает.

А. С.: Перестраивание внутрисемейных коммуникаций и налаживание диалога, это, конечно, не вопрос одного дня. Его важная часть – наработка практики совместного принятия решений вокруг семейных проблем, бизнеса, управления активами, отношения с партнерами, их совместного выполнения.

То есть еще при жизни глава семьи может построить модель будущего, как он его видит, и посмотреть, как это будущее работает. И если что-то пошло не так – попробовать по-другому. Он не отдает это на волю случая. Не делает из наследства некий тест на способность семьи эффективно решать проблемы в свое отсутствие, сохранять нормальные отношения.

Снижение конфликтного потенциала вокруг наследства – одна из задач, которым уделяется особое внимание в одном из блоков нашего курса. Мы посмотрели на то, что же является причинами этих конфликтов и какими технологиями мы можем их минимизировать, если избежать их не удается.

Рубен Варданян (Р. В.): Есть, наверное, ключевая проблема, которая мешает нам в России отнестись к вопросам наследования, преемственности рационально: нам кажется, что завещание это про смерть. Мы не хотим об этом думать, писать, говорить. На деле, в чем я глубоко убежден, преемственность – это про жизнь. Потому что за собой мы оставляем только две вещи: память о себе в виде наших дел и наших детей.

Это очень важный посыл, который, к сожалению, в России так не воспринимается. Это происходит по двум причинам. Первая причина – потому что мы первое поколение хайнетов и у нас пока нет опыта среды, где это считается само собой разумеющимся. Мы в процессе ее формирования, учимся. Вторая, более глубинная, – отсутствие уважения к частной собственности. У нас нет ощущения что нечто, что мы имеем – создали, заработали, получили (не важно, у каждого была своя история и свой путь к богатству), – является моим и только моим. Отсутствие защиты, ощущения, что частная собственность является краеугольным камнем системы, аксиомой, догмой, от чего дальше все пляшет, – это очень большая проблема.

Мы должны прийти к тому, что твоя частная собственность, если ты доказал ее происхождение, заплатил налоги, и ты – как ее владелец – защищены всей системой. Не только юридической, но и обществом в целом. Убеждения, что это нельзя отнять, у нас пока нет.

Знаменитая фраза Олега Дерипаски из интервью 2009 года о том, что активы не наши, а нам их дали только на время подержать, – это философия не одного человека, а нас как целого поколения. Это объясняет, почему у многих богатых в России нет ощущения того, что это твое дело, которое ты хочешь передать дальше. Хотя много и тех, для кого важно, что он оставляет после себя не просто какие-то суммы в денежных знаках, а нечто, что работает после тебя. Более того, есть те, для кого это принципиальная позиция: оставляешь ты после себя что-то или нет. И если оставляешь, то что.

Здесь я всегда привожу пример Павла Третьякова. Сегодня уже никто не помнит, каким бизнесом он занимался, сколько денег у него было, были ли у него партнеры и конфликтовал ли он с ними. Но то, что он оставил после себя, не смогла отнять даже советская система. В этом смысле я счастлив, что медленно, шаг за шагом, движемся к тому, что для многих у нас это тоже становится важным. Я вижу как за восемь лет наших усилий, а это важно для всей нашей страны в целом, эта проблема, тема становится все более актуальной, обсуждаемой, даже модной.

Об отношенпях с обществом

Р. В.: Важная часть общего дискурса на тему богатства, – разговор о том, что такое богатый человек, какая у него есть ответственность перед обществом. В одном из интервью руководитель нашей страны сказал важную фразу: народ считает, что все бизнесмены – это жулики и воры. Обеспеченным людям стоит задуматься о том, как изменить это отношение, которое реально существует.

Второй тезис, который озвучил президент: бизнесмены не имеют национальности. Это очень важный вопрос о том, есть ли у буржуазии, у богатых людей понятие патриотизма, восприятия себя как части этого нашего социума, у которого есть очень много вызовов и проблем. В том числе неравенство, разрыв между бедными и богатыми.

Хочу напомнить, что собственник несет ответственность не только перед своей семьей. Сколько людей, работающих в его компаниях, у поставщиков и далее по цепочке могут пострадать только от того, что собственник при жизни не сделал базовые гигиенические вещи, не продумал элементы безопасности. Это очень серьезная ответственность, которую мы или берем на себя как люди, обладающие состоянием, или не берем. Я считаю, что это принципиальный вызов, которого мы пока боимся. И несомненно, это один из важных вопросов, влияющих на взаимоотношения богатых людей с обществом.

Здесь есть несколько фундаментальных проблем. Одна из них связана с приватизацией 1990-х. После распада СССР многие очень дешево получили гигантские активы, при этом зачастую так и не приложили усилий, чтобы сделать их эффективными. Это дало очень высокий общий уровень восприятия несправедливости распределения богатства в обществе. Оно наложилось на общий очень низкий уровень финансовой культуры, почти полное непонимание того, как вообще действует рыночная экономика.

С другой стороны, реальность такова, что под словосочетанием «богатый человек» в России воспринимается огромная группа людей, в действительности разбогатевших очень по-разному. У нас есть не только богатые предприниматели, начавшие с приватизации. Но также есть богатые инвесторы, богатые посредники, богатые лоббисты, богатые предприниматели, богатые топ-менеджеры. С некоторых пор у нас есть очень богатые женщины, которые справедливо и по закону получили свой капитал в результате развода. Есть дети, родившиеся в богатых семьях, хотя их пока не много. Наконец, появилось много людей, которые стали реально богатыми, построив свои бизнесы с нуля. Все это очень разные группы людей, совершенно по-разному разбогатевшие, по-разному относящиеся к этому богатству. Но общество в целом склонно «сваливать» их в одну кучу – это все богатые.

А. С.: Действительно, хотя по разным оценкам в нашей стране порядка 200–300 тыс. лиц или семей с благосостоянием более 1 млн долларов, наши опросы показывают, что большинство людей могут вспомнить сотню, максимум две сотни имен самых богатых. Грубо говоря – список Forbes. То есть тех, кто так или иначе находится в публичном информационном пространстве. А там по понятным причинам не всегда положительный образ. Остальные 250 тыс. богатых находятся вне этого информационного поля. И не столько потому, что пресса не заинтересована в освещении их деятельности, а в том числе потому, что они сами по самым разным причинам стараются вести свою деятельность максимально закрыто. Из ложной ли скромности, из соображений ли безопасности, или по другим причинам. Обществу просто неоткуда брать информацию про этих замечательных предпринимателей, создателей собственных бизнесов, семейных бизнесов и династий.

Р. В.: Совершенно верно. Думать, что богатые – это только люди из первой сотни Forbes, это большая ошибка. Все, о чем мы здесь говорим, затрагивает гораздо более широкое сообщество людей, сотни тысяч семей.

Думаю, что отношение к ним будет постепенно меняться. Прежде всего, из-за появления большого числа предпринимателей, которые заработали большие деньги не в связи с приватизацией или близостью к государству. В то же время в обществе уже появляется понимание, что богатые люди отличаются не только объемом денег, выделяемых на благотворительность или социальные проекты, но и тем, как они ею занимаются, какой у них образ жизни. Как вообще они себя ведут, в том числе по отношению к обществу. Ведь деньги это еще и огромная ответственность, которая давит, а иногда расплющивает человека.

В этом смысле мы проходим процесс формирования нового общества, в котором идет осознание того, что такое богатство, что такое богатый человек, как его воспринимать. В том числе появляется понимание того, что он является важным элементом общества вообще. Но при этом общество ждет от богатых людей вовлеченности в совместное решение его проблем.

Это приводит нас еще к одному важному этапу переосмысления: деньги сами по себе больше не могут, не должны быть единственным мерилом успеха. Особенно сейчас, когда возникла и становится все более актуальной экологическая повестка, повестка ESG. Это уже не просто дань моде, но все больше – часть мировоззрения. Потому что люди понимают, что если ты уничтожаешь будущее и это все твои оценки нетто-брутто эффекта: ты заработал столько-то, что-то отдал на благотворительность, но при этом разрушил на сумму в десятки раз больше – к тебе возникают справедливые вопросы со стороны общества.

О психофилософской дилемме

Алексей Анищенко (А. А.): Мы уже видим, как сейчас на все более важное место выходит оценка репутации. И здесь в контексте темы преемственности есть очень интересный парадокс. Дело в том, что если капитал или активы можно передать по наследству, то репутацию – нет. С каждым переходом к наследникам или преемникам она обнуляется.

Р. В.: Это действительно важное уточнение: наследники и преемники – две разные категории, которые надо различить. Наследники – это те, кто получил определенную часть собственности в право пользования. Преемники – продолжатели дела. Преемником не обязан быть прямой потомок. Это может быть родственник или менеджмент, который управляет бизнесом от имени семьи, которая получает долю в прибыли или дивиденды. И сложно сказать, в каком из этих двух случаев бизнес продолжает работать наиболее эффективно. Здесь все очень индивидуально.

А. А.: Второе поколение владельцев капитала в России только формируется, а в первом понятия владения и управления очень переплетены. По сути, они не разделяются. И это накладывает известный отпечаток на стиль и цели управления бизнесом. Скажем, предприниматели родом из 1990-х, которых мы называем «вынужденными», очень специфически относятся к соотношению риска и доходности, капитализации и денежного потока. Так что в момент передачи владелец капитала часто пытается найти идеального преемника-наследника, который предпринял бы и управление, и владение. Мыслил бы как патриарх, мог бы принимать решения в его стиле. Но это сложно. Даже, на наш взгляд, крайне маловероятно.

Р. В.: Абсолютно. Потому что у тебя новая бизнес-среда, но старые партнеры, старые тайные или явные обязательства перед людьми, которые ты не можешь передать. Потому что они не подписаны договорными обязательствами, а выстроены неформально.

А. А.: В деле преемственности есть еще один важный аспект, диктуемый временем. Мы видим, как ускоряются процессы в экономике. Раньше, во времена Ротшильдов или Рокфеллеров большинство активов представляли собой «тяжелые», ресурсные истории – вроде железных дорог или угольных копей, которые могли эксплуатироваться из поколения в поколение на протяжении столетий. Сейчас это технологические компании, проекты, это небольшие бизнесы, меняющие свою форму очень быстро. Поэтому так сложен ответ на вопрос, а что ты передаешь новому поколению. Если это дело, которое сродни предпринимательскому таланту, то можно ли ему научить, воспитать под него в семье «профессионального» преемника. Наверное, можно. Но для этого нужно принимать жесткие решения уже в его детстве, как делают, когда зачем-то хотят воспитать из ребенка профессионального спортсмена – отдавать тренеру с пяти лет, не воспринимать его слезы и прочее.

То же самое с передачей человеческого капитала: можно ли его, как и репутацию, полноценно передать, не вполне понятно. Но вот помочь ее выстроить, определенно возможно. В этот самый момент возникает вопрос разговора, отношений родителей и детей, их коммуникаций при жизни.

Это про то, чтобы создать доверительные отношения внутри семьи – сродни тем, что в прежние времена связывали мастера и подмастерья, учителя и ученика. Когда ты можешь и научить, и воспитать, помочь вырастить репутацию.

Что касается передачи репутации, то, с одной стороны, можно говорить, что сын за отца не отвечает. С другой – если тебе как преемнику переходит еще и негативная репутация, то это отдельно взятая сложность.

Р. В.: Это очень интересная психофилософская дилемма: расскажете вы своему наследнику про то, как вы заработали свой первый миллион или нет. О том, как ты дошел до своего богатства. Должен ребенок нести эту информацию в себе или стоит оставить эту страницу закрытой? Если ты делал какие-то вещи на грани фола, должен ли ты сам закрыть эти обязательства перед обществом в целом.

О прозрачности мира

А. С.: Важная заключительная ремарка. Когда говорят о проблеме преемственности, часто замыкают обсуждение на вопросе передачи собственности. Но это не только и не столько передача права владения на акции, доли, денежные средства. Это в первую очередь вопрос трансляции, передачи отношений, с этой собственностью связанных. И палитра этих отношений сильно шире: это отношения в семье, взаимодействие с партнерами, контрагентами, государством, обществом. И вот этот комплекс связанных отношений – это и есть передаваемое «дело».

Передать собственность максимально бесконфликтным способом, учитывая интересы всех вовлеченных сторон, можно, используя правильный юридический инструментарий, чему посвящен один из модулей нашего курса. Но вот вопросы, связанные с передачей отношений, правильным вовлечением в выстраивание этих отношений, в их развитие, конечно, гораздо более сложная проблема. Надо понимать, что этот аспект не менее важный и гораздо более сложный, чем юридические инструменты.

Р. В.: Есть еще один аспект, который важен в этом курсе. Наследование – это очень интимная тема. Люди боятся рассказывать об этом. Знаете, как мужики боятся ходить к урологу. То есть каждый раз ощущение, что идешь и рассказываешь кому-то про свои урологические проблемы. Это всегда требует особого усилия – как пойти к врачу.

Хорошая новость для всех нас: вся эта тема конфиденциальности, рейдерских захватов, номерных банковских счетов и тому подобного, хоть и не ушла из нашей жизни совсем, но становится другой. Рейдерские захваты остаются, но уровень прозрачности, который мы видим во всем мире, в целом такой, чего не было раньше. Поэтому тема, которая раньше казалась очень частной, которую нельзя трогать, потому что она затрагивает многие семейные скелеты, больше таковой объективно не является – утаить что-то в наше время уже нельзя. Я хочу, чтобы люди осознали, что мы все живем в прозрачном мире, каким его никто из нас его еще никогда не знал. Поэтому о многих вещах сегодня мы говорим спокойно. То же самое с темой наследования. Если раньше она была очень интимно-личностной, то сейчас она становится все более публичной с точки зрения возможности о ней говорить. И, что важно, говорить при жизни.


Алексей Станкевич – разработчик, профессор программы «Планирование преемственности» Центра управления благосостоянием и филантропии Московской школы управления СКОЛКОВО, управляющий директор и партнер Phoenix Advisors.

Виктор Вяткин – разработчик, профессор программы «Планирование преемственности» Центра управления благосостоянием и филантропии Московской школы управления СКОЛКОВО, руководитель бутика наследственных решений «3В Консалтинг».

Алексей Анищенко – советник Центра управления благосостоянием и филантропии Московской школы управления СКОЛКОВО, управляющий директор Phoenix Advisors.

Рубен Варданян – партнер-учредитель, председатель наблюдательного совета Центра управления благосостоянием и филантропии СКОЛКОВО, управляющий партнер Phoenix Advisors.



12.09.2021

Источник: SPEAR'S Russia


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз