Если взглянуть на порт­рет российского хайнета, описанный авторами исследования, то он выглядит вполне достоверно, но смотрится слишком общо. В целом так выглядит любой обеспеченный бизнесмен в любой другой стране – ирландец, новозеландец, австралиец, итальянец или американец. Это скорее мужчина, скорее житель большого города, образованный человек с хорошим социальным бэкграундом. При этом необязательно, что он вышел из богатой семьи. Но с большой долей вероятности он вышел из семьи, где образование, квалификация, опыт, владение языками ценились выше цветного телевизора или DVD-плеера.

В том, что в основе многих крупных российских состояний лежат доходы от природных ресурсов, тоже нет ничего необыч­ного. Такая картина типична для стран с преимущественно сырьевой экономикой, в ряду которых Россия не исключение. То же самое мы видим в Австралии или Канаде, где основной объем добавленной стоимости, богатства предпринимателей создается в ресурсных секторах, существовавших задолго до того, как эти страны получили свое имя. Обе принадлежат к развитому миру, при этом и сегодня опираются на свои главные, врожденные конкурентные преимущества – природу и заложенные в ней богатства, которые являются главным источником состояний значительной части ее предпринимателей. Все то, что дала им природа: зерно, металлы, газ, нефть, шерсть, уран, уголь. Точно так же то, что многие российские предприниматели в недавнем прошлом заработали свои капиталы на сырье, объясняется не их врожденной склон­ностью именно к этому роду деятельности, а особенностями, естественными преимуществами местной экономики.

Главное реальное различие между богатыми предпринимателями в России и на Западе заключается в том, что первые, как правило, все еще управляют своим созданным когда-то бизнесом. Продолжают активно участвовать в жизни своей компании – в качестве CEO, президента, председателя совета директоров. В реальном смысле слова настоящий русский предприниматель – и навигатор, и капитан, и двигатель корабля под названием «мой бизнес». Без этого человека его бизнес почти немыслим. Если он отходит от дел, оценка компании, ее капитализация сильно снижаются.

Богатый западный предприниматель, скорее всего, уже давно продал свой бизнес и с большой вероятностью отошел от всех дел. Созданная им когда-то компания либо поглощена более крупной корпорацией, либо куплена финансовыми инвесторами, которые делегируют в эту компанию своего «чиновника» – директора, которому просто поручено ей управлять. Такой подход очень формализует процесс управления. В отличие от России, где предприниматели-­собственники гораздо более эмоционально своим временем и усилиями вовлечены в дела своих компаний.

Такое положение дел объясняется двумя главными факторами. ­Во-первых, сравнительной молодостью капитализма, бизнеса как такового в России. Во-вторых, тем, что российские предприниматели смотрят на свой бизнес не глазами наемного менеджера, но сотрудника. Как на вторую семью, где он проводит даже больше времени. На Западе бизнес – это мес­то, куда люди приходят, чтобы выполнить какую-то работу в урочные часы за зарплату. По большому счету их волнуют только собственные доходы, а не то, что будет с компанией, в которой они работают.

Подобная «финансиали­зация» бизнеса во всех отношениях – одна из ключевых слабостей западных компаний. Этой болезнью там страдают даже высокотехнологичные предприятия, где дух предпринимательства, казалось бы, должен преобладать. Больше никто не хочет изменить мир к лучшему, единственное желание – заработать. В России есть люди, которые не просто хотят менять мир, но меняют его прямо сейчас.

Молодостью российского бизнеса в значительной мере объясняется и то, что богатство российских хайнетов все еще во многом богатство напоказ. В Европе и Америке хайнеты давно научились вести себя скромно. В большой мере это объясняется очень сильным культурным влиянием протестантизма, который «учит», что огромные золотые часы на запястье – это вульгарно, а машина с открытым верхом в общественной части города – неприлично. Реакция на демонст­рацию богатства в таких странах, как Швеция или Голландия, может быть очень резкой – к вам могут подойти на улице, открыто выразить свое возмущение.

Но русские быстро учатся. Сегодня справедли­вости ради надо признать, что все больше российских хайнетов предпочитают «незаметную» рос­кошь. Нечто вроде часов Patek Philippe 1927 года или одежду марки Bottega Veneta: и то и другое стоит огромных денег, смотрится изысканно, но не режет глаз. Число таких людей будет увеличиваться и дальше по мере роста, взросления российской экономики.

Об этом можно судить на примере Китая. На волне бурного экономического подъема в начале 1980‑х появилось множество «новых китайцев», чье поведение, представление о рос­коши мало отличались от представления «новых русских» из 1990‑х. Теперь сверхбогатых китайцев трудно даже заметить. Они научились вести себя очень скромно. Сегодня Россия находится в той же точке, что и Китай на заре реформ – в начале мощного подъема экономики.

Состоятельные россияне тоже научатся не выставлять свое богатство напоказ. Думаю, скоро мы увидим сдвиг в структуре потребления российских хайнетов. Скорее всего, символом статуса, богатства у нового поколения обеспеченных россиян будет уже не пресловутый дом на Рублевке, а, может быть, квартира в центре Шанхая, Буэнос-­Айреса или Рио-де-­Жанейро. Это новое поколение богатых более международно во всех отношениях. Оно не будет намертво привязано к России, но окажется более открытым всему миру.

Очевидно, среди этих новых российских хайнетов со временем будет расти доля людей, заработавших свои состояния не на природных ресурсах, а в высокотехнологичных отраслях. Это будут другие люди. Думаю, они окажутся намного, на несколько порядков, богаче, чем «старые богатые» из 1990‑х.

Сегодня перед Россией стоит задача достижения полного технологического суверенитета, создания комплексной технологичес­кой инфраструктуры. Это означает необходимость выстраивания полного технологического стека. Все – программные продукты, компьютеры, телекоммуникационные сети, приложения, весь связывающий софт, продукты и решения в области кибер-­безопасности – должно быть отечественным. Российское государство видит в этом стратегическую задачу, готово финансировать ее решение практически без ограничений.

Это открывает невероятные возможности перед российскими технологическими предпринимателями. По сути, сегодня, в 2024 году, они стоят перед входом в пещеру Аладдина, двери в которую вот-вот раскроются. Бизнес, который примет в этом участие, заработает огромные деньги. Много больше, чем сырьевые «олигархи» из 1990‑х. И это очень хорошо для страны. В будущем, я уверен, главным рычагом конкурентоспособности России будут не природные, а интеллектуальные ресурсы, которые выглядят еще более впечатляюще.

Гарретт Джонстон, международный эксперт в области коммерческих и маркетинговых стратегий, эксперт по сложным экономическим рынкам, член академического совета Высшей школы экономики, политолог