Экономика альтруизма


Создавая свой музей «Собрание», объединивший масштабные коллекции самоиграющих музыкальных инструментов, часового дела, декоративно-прикладного и изобразительного искусства, инвестор, предприниматель и коллекционер Давид Якобашвили столкнулся с необходимостью найти способ обеспечения максимально долгой жизни своего детища. SPEAR’S Russia расспросил бизнесмена про обдуманные им варианты и цену такого решения.

03.09.2021





Год назад вы говорили, что размышляете о том, какой механизм поддержки необходим вашему музею. Это звучало так, будто вы думаете о фонде целевых капиталов. Как вы относитесь к такой идее и считаете ли эндаумент инструментом, хорошо подходящим для вашей ситуации?

Конечно, это один из возможных видов поддержки, но я думаю о структурах разного типа. Это может быть бизнес, доходы от которого направляются музею, могут быть различные инвестиции. Но какие ценные бумаги в долгосрочной перспективе принесут достаточно для полноценной жизни музея? Все это не очень просто, времена меняются, жизнь меняется, мы не можем говорить про эндаумент и просто приводить в пример Нобелевский фонд. Да, он разросся, в него были вливания от других людей, но у нас иная ситуация. Вряд ли я могу ожидать вливаний со стороны.

Из всех эндаументов, которые я вижу, настоящий интерес вызывают фонды американских университетов. Во-первых, они огромные. Во-вторых, выпускники, родители студентов, люди, оставляющие наследство, постоянно их пополняют. Не знаю точно, какова доходность их инвестиций, но при таком размере это непервостепенно. В России все это не развито в той степени, в какой нам нужно, мне неизвестны впечатляющие примеры. Я следил за созданием эндаумента Эрмитажа, но пока он не может обеспечить хоть сколько-то значительную часть потребностей музея. К тому же нельзя не думать про бухгалтерию, про то, что расход не уменьшается, а растет, про рост налогов и переоценку. Иногда люди кладут доллары, а потом они превращаются в рубли, превращаются ни во что из-за меняющегося курса.

Идея с портфелем ценных бумаг тоже не вызывает однозначных положительных эмоций. Вы должны планировать на десятилетия вперед, но можете проиграть инфляции. Мы же помним, как меняется покупательная способность денег. Миллион долларов в 1980-х годах и миллион долларов сейчас – это совершенно разные вещи. И это происходило при мне, я не могу скидывать со счетов такие опасения.

То есть вы рассматриваете вариант классического эндаумента, вариант с созданием бизнеса и вариант с финансированием «из портфеля»?

Все это можно назвать эндаументом, смысл тот же, даже если формально мы говорим про разные типы структур. Первично здесь то, что любыми деньгами надо управлять, неважно, в каком виде – в виде бизнеса или в виде портфеля ценных бумаг. А раз у нас есть управление и цель продолжать работу в течение какого-то обозримого или необозримого времени, значит, это тот же самый эндаумент.

Но если честно, тут есть и более важные вопросы. Как именно меняется наш мир? Быть может, через 10 или 20 лет все уйдет в цифру, и ни у кого уже не возникнет интереса к такого рода предприятиям. Никто не захочет соприкасаться с историей, трогать частички прошлого. Такую возможность тоже надо учитывать, размышляя о том, каким должен быть музей, как его следует финансировать. Мы ведь и сейчас видим, что у людей ни на что не хватает времени, и неясно, как это будет в будущем.

Я постоянно думаю обо всем этом. Понимаю, что нужно сделать первую версию некоего механизма, а следующие поколения могут все поменять.

Кажется, сегодня даже деловые столицы мира привлекают множество туристов именно за счет музеев.

Сегодня это так, но у нас нет гарантий, что положение дел никак не поменяется. Мы должны считаться с тем, что развлечений становится все больше, они гораздо доступнее, чем раньше, а вчерашние ценности не всегда интересуют молодых. Скорость изменений во всех областях жизни слишком велика, завтра притяжением для всех этих огромных туристических потоков могут стать совершенно другие вещи.

Вы думаете сразу на десятилетия вперед?

Стараюсь думать хотя бы на 15–20 лет вперед. Из этого вытекает и самый очевидный вариант – заработать денег на какой-то обозримый период и распределить их буквально по дням. А решение о том, как будет жить музей через много-много лет, пусть принимают другие поколения. Несмотря на такие мысли, я ни от чего не отстраняюсь, конечно же, мне хочется, чтобы эта история продолжалась и без меня. Посмотрим.

Когда вы будете принимать окончательное решение? От каких еще факторов оно зависит?

Мы предполагаем, жизнь располагает. У меня нет точно назначенного времени, когда я должен принять решение. Важно не перестать заниматься повседневной работой, содержать музей, пополнять его коллекцию.

Пока ты зарабатываешь деньги, ищешь разные варианты, ты по ходу дела думаешь и о долгосрочной перспективе: все взаимосвязано. Надо постоянно находиться внутри процесса, надо жить им, и тогда ты что-то нащупаешь.

Я надеюсь, что интерес у людей все-таки не пропадет, Москва останется привлекательной, не будет никаких сильных межгосударственных конфронтаций. От этого, на самом деле, мое решение тоже зависит.

Вы понимаете все сложности процесса, которые ждут человека, остановившегося на варианте классического эндаумента?

Да, понимаю. Препятствий будет очень много. Юридические вопросы, вопросы управления, вопросы законодательства, ведение бухгалтерии. В нашем случае, кстати, профессиональная помощь потребовалась бы как раз со стороны юристов. Но самый главный вопрос, на мой взгляд, состоит в том, что нельзя просто положить куда-то деньги и надеяться, что ими будут хорошо распоряжаться. Нас интересует работа вдолгую, гарантированное служение твоих средств заявленным тобой целям, но ведь банки банкротятся во всем мире, а деньги исчезают, поэтому сохранность капитала важнее заработанных процентов. Так что, может быть, тут нужна диверсификация, не один, а сразу несколько фондов, не одна, а сразу несколько управляющих компаний. Не знаю.

И еще, конечно, кто-то должен быть двигателем всего этого. Нужна команда, энтузиазм которой не иссякнет через несколько лет, пусть даже кто-то уйдет со сцены, а кто-то на нее выйдет. При жизни создать такую команду нетрудно, а вот что будет дальше, пока непонятно.

Почему вы считаете, что существующие управляющие компании не справятся со своей частью работы?

Здесь нужны предпринимательские мозги. А имея предпринимательские мозги, человек будет своим бизнесом заниматься – это такой замкнутый круг. Но есть и другие поводы для беспокойства. Пусть хорошие управляющие умело вкладывают ваши деньги, но риск ведь тоже остается вашим. Даже самые консервативные инструменты, в которые вы инвестировали по совету экспертов, могут в один прекрасный день обнулиться, мы были свидетелями этого в 1998, 2008 годах. Все рухнуло в момент, а потом приходилось собирать крохи. И никто вам ничего не возвратит, ничего вы не застрахуете.

Конечно, ради музея можно хранить на счету живые деньги, но они имеют обыкновение сжиматься в своей покупательной способности как шагреневая кожа.

Наконец, остается вариант с передачей всего государству. Большинство крупных музеев в мире полностью или частично существуют за счет государства. В России, если вы хотите получить от него помощь, вы должны отдать ему все и лишиться контроля. Только не уверен, что видение чиновников совпадет с вашим. Никто не объяснит, по каким правилам вашими фондами будут распоряжаться через 20, через 50 лет. Сколько подходов поменялось после Третьякова, сколько катаклизмов произошло. Первая мировая война, революция, Гражданская война, Вторая мировая война, смена одного строя на другой. Чистая случайность, что его музей сохранился. Могли бы и талибы прийти и уничтожить вообще все ценности.

Но пока вам ближе идея создания фонда, который не будет считаться эндаументом по российскому законодательству, однако под управлением вашей команды или семейного офиса станет работать в интересах музея? И на внешние вливания вы никак не рассчитываете?

Скорее всего, так. На сегодняшний день это верно. Во всяком случае пока у нас такое законодательство по поводу эндаументов и по поводу частных музеев. А что касается внешних вливаний, то я не слышал историй, чтобы люди поддерживали чужие частные инициативы такого рода.

Простой человеческий подход: у него есть деньги – пусть сам делает. Это его имя и его дело. Нет, под такие флаги деньги не приходят. Люди делятся деньгами при наличии какой-то идеи. Что они могут получить в нашем случае? Можно будет назвать их сооснователями музея, но это же не совсем так.

А просто отдать деньги – сегодня никто так не делает, все умеют считать. Да и не так просто они достаются, деньги – это тот же самый труд, те же самые нервы, те же самые болезни, те же самые испытания, через которые проходит человек. Я ведь сам обеспечиваю этот музей, зачем со мной делиться деньгами? Пускать такой клич было бы не совсем красиво. Не можешь – не делай.

Фонд какого размера вы считаете экономически целесообразным для такого музея, как ваш?

Что будет считаться достаточным через 20 лет? По сегодняшним измерениям нам нужно не менее 200 млн долларов. Такой эндаумент мог бы приносить какие-то разумные деньги, которых хватило бы на содержание музея без чрезмерного риска.

А дальше надо смотреть. Скорее всего, фонд должен приносить еще в два раза больше денег, чтобы тело росло и можно было не бояться инфляции. Но как бы ты ни посчитал, все равно сделаешь ошибку. 200 млн – это нижняя граница, меньше этой суммы и говорить не о чем.

Когда речь идет о ваших собственных инвестициях, вы готовы принимать достаточно смелые решения, а говоря про фонд, вы подчеркиваете необходимость консервативного подхода. Можете описать стратегию, которая вас устроила бы? Или, может быть, назвать целевые показатели?

Минимальный риск, максимальная консервативность, но результат в районе 10% годовых. А если у нас будет 15%, это оправдает всю идею, потому что, отдавая большую часть на обслуживание, мы все равно сможем пополнять сам фонд.

Это и есть ключевые параметры. Если мы зарабатываем 6–7%, все уходит на текущие расходы, если больше, можно увеличивать тело или пополнять коллекцию. В идеале нужно справляться со всеми тремя задачами, потому что нельзя просто взять и заморозиться в одном состоянии. Нормальная музейная работа связана с ростом и развитием, интересные вещи попадаются нам часто, без них мы не можем рассказать историю, которую хотим рассказать. Невозможность делать покупки – огромный минус для любого музея.

Тут мы возвращаемся к тому, о чем я уже говорил: источником этих денег должны быть осторожные и хорошо диверсифицированные инвестиции не только на фондовом рынке, но и в бизнесе.

Последнее, о чем я хотел бы спросить, – это положение дел в сфере эндаументов. Вы считаете, что даже российские университеты пока не добились значительного успеха?

Нет, конечно. Эти эндаументы недостаточно велики. Университетские сообщества дают нам пример, но все-таки хотелось бы достигнуть таких масштабов, которые есть в англосаксонском мире, в Японии, в Корее. Однако проблема тут не столько в эндаументах, сколько в том, что российское бизнес-сообщество слишком маленькое. Если мы рассчитываем на олигархов, то их можно пересчитать по пальцам, а что дальше? Дальше – государство. А малый и средний бизнес еле сводят концы с концами, откуда же еще нам брать деньги? С населения собирать? Оно тоже не очень готово к этому.

Есть еще деньги, передаваемые в наследство. Но в России редко кто готов завещать состояние университету или музею. Для подобных решений нужна особая культура, которая веками формировалась у тех, кого принято называть буржуа.

Ситуация, конечно, изменится, но не раньше чем через 30–40 лет. Самое важное во всем этом – вектор развития страны. Первый ориентир тут, конечно же, экономика, ее построение на понятных капиталистических принципах. Быть может, они и несовершенны, но никакие другие не делают страну привлекательной для внутреннего и внешнего инвестора. Дальше законы, контроль их исполнения, суды, правоохранительные органы – все это должно создавать прибавочную стоимость для граждан и тех, кто сюда инвестирует, создавать больше богатых, а не равномерно бедных людей. Как только это случится, мы увидим расцвет меценатства и филантропии, расцвет эндаументов, потому что альтруизм напрямую связан с экономическим благополучием.



03.09.2021

Источник: Spear's Russia


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз