Живая школа
Частная или государственная, ориентированная на знания или больше сфокусированная на soft skills, жесткая или мягкая в вопросах образования, входящая в глобальные рейтинги или расположенная недалеко от дома, онлайн или офлайн? Когда речь заходит о выборе школы для ребенка, баланс вопросов и ответов на них у родителей зачастую нарушается отнюдь не в пользу последних. WEALTH Navigator открывает новую рубрику, где из номера в номер мы будем поднимать эти вопросы и пытаться находить решения, соответствующие времени. В апрельском номере мы беседуем с Сергеем Косарецким, директором Центра общего и дополнительного образования им. А. А. Пинского Института образования НИУ ВШЭ. В интервью Анне Туренковой он поделился своим видением образовательного ландшафта в России, объяснил, почему прямое заимствование зарубежных методик плохо работает, и предложил собственное определение хорошей и идеальной школы.
Что такое «хорошая школа»? Это объективное или скорее субъективное понятие?
Можно найти как объективное, так и субъективное определение. С одной стороны, есть разные группы родителей со своими идеями о том, что такое «хорошая школа», а с другой – государство, у которого свои подходы. Взгляд разных представителей государства на школу также различается: например, у федерального ведомства – одна точка зрения, у органов управления и людей, принимающих решения в регионах и муниципалитетах, – другая. Доля субъективности довольна высока.
В то же время государственная система использует объективные критерии. Качество школы преимущественно связывается с академическими показателями учащихся. Это прежде всего результаты Единого государственного экзамена, Государственной итоговой аттестации в девятом классе, мониторинговых и всероссийских проверочных работ.
За рубежом качество обучения также определяется по тестам. Наиболее известные из них – PISA, PIRLS, TIMSS. Последнее время они на слуху в связи с тем, что Россия выходит из систем, использующих эти исследования успеваемости.
Представления о качестве образования, однако, подвержены изменениям. Последние годы на международном уровне мы видим выраженный тренд – повышенное внимание к неакадемическим результатам обучения. Речь идет о психологическом благополучии учащихся и в более широком смысле – о well-being, то есть удовлетворенности отношениями со сверстниками, с учителями, ощущении комфорта, чувстве принадлежности к школьному сообществу, психоэмоциональном благополучии. В ряде стран академические и неакадемические показатели начинают конкурировать между собой и даже конфликтовать. Обычно при улучшении академических результатов ухудшаются показатели well-being, и наоборот – обуздав гонку за успеваемостью, можно повышать благополучие.
Считаете ли вы, что наши школы в состоянии найти золотую середину между академическими и неакадемическими показателями?
Сейчас многие стремятся к тому, чтобы сбалансировать эти параметры. Сделать это, однако, непросто, поскольку академические показатели – область высокой конкуренции как между школами, так и между семьями, поэтому ставки все время растут.
Школы, и частные, и государственные, стремятся демонстрировать все более высокие результаты, чтобы привлечь родителей. Они конкурируют, во-первых, за «хорошие» семьи, которые могут дать детям качественную базовую подготовку, а во-вторых, за детей, ведь на них выделяется финансирование. На школы также влияет рост ожиданий и требований со стороны государства.
Родители, в свою очередь, ведут борьбу за образовательные результаты, поскольку понимают, что в хорошие вузы трудно попасть даже с самыми высокими баллами ЕГЭ. Успеваемость также важна для небольшой группы людей, нацеленных на поступление в зарубежные университеты – хотя там смотрят не на баллы ЕГЭ, а, например, на языковые сертификаты, результаты международного бакалавриата и т. д.
К сожалению, необходимость найти баланс между психологическим благополучием и успеваемостью очевидна не всем семьям. Но эту стратегию надо выбирать с самого начала, потому что, когда баланс нарушен, восстановить его уже очень трудно.
Усматриваете ли вы связь между невниманием к благополучию учащихся и культурной спецификой страны?
Тема благополучия не очень характерна для нашего дискурса в отношении школы. Во многом это связано с тем, что спрос на академические результаты – прагматичный выбор, обусловленный особенностями социального лифта и рынка труда в России. Плохое образование – это существенные риски при дальнейшем трудоустройстве. В странах, уделяющих внимание благополучию, будущее учащихся, как правило, не настолько жестко обусловлено успеваемостью: там мощные системы welfare-экономики, то есть экономики благосостояния. Если человек не поступает в лучший университет, он идет в колледж, и его дальнейшая жизнь складывается как минимум неплохо. У нас же высоки риски маргинализации групп, которые не получают хорошего образования.
Стоит ли, на ваш взгляд, внедрять лучшие педагогические практики других стран в нашу образовательную систему?
В целом в мире усиливается критика универсальных глобальных решений. Сегодня акцент делают на том, что даже успешные практики нельзя автоматически переносить на другую почву: у каждой страны свои особенности, и их нужно учитывать. И действительно, мы видим, что многие идеи, модели, которые были реализованы в англосаксонском мире – в США, Великобритании, Австралии, – не дают эффекта в других странах.
По этой причине исследование PISA все чаще подвергается критике. ОЭСР, продвигая его как инструмент сравнения результатов учащихся, использовала его базу данных. Она смотрела, какие подходы к образованию способны привести к высоким результатам, и рекомендовала всем внедрять их у себя. Но заметим, что верхние строчки рейтингов PISA обычно занимают страны, образовательные системы которых существенно отличаются друг от друга, – скажем, Сингапур, Эстония, Финляндия. В Финляндии, например, нет сильного давления на академические результаты, там уделяют внимание благополучию, педагоги работают автономно. Сингапур, напротив, государство с высокой степенью централизации системы образования, с жесткими методиками. Кроме того, эти страны заметно различаются социальной структурой и установками семей. Скажем, в Финляндии практически нет репетиторства, в Сингапуре, наоборот, оно чрезвычайно развито: родители не готовы от него отказываться.
Мы долгое время изучали образовательную систему Финляндии и вдохновлялись ее успехами. Но мы понимали, что Финляндия – довольно однородная по социально-экономическому статусу страна, там нет такого дикого разрыва между богатыми и бедными, как у нас, и во всех школах более или менее одинаковые условия обучения. Во многом это определяет высокий уровень образовательного равенства и благополучия.
Приведу пример заимствования. В 2000-е годы в систему управления российскими школами внедрялись инструменты так называемого паблик-менеджмента, связанные с установлением индикаторов эффективности. Если школа показывает высокие результаты, она получает дополнительное финансирование, а педагоги – надбавки. Эта модель пришла к нам из британской и американской систем и привела к появлению ЕГЭ: чтобы получить объективные индикаторы, нужны четкие инструменты оценивания. Однако мы не учли того, что результаты обучения зависят не только от учителей. Семьи с высоким образовательным и культурным капиталом лучше готовят детей к школе, вкладываются в репетиторство, в дополнительное образование. Они выбирают лучшие школы и влияют на них в интересах своих детей. Поэтому система управления образованием у нас оказалась искаженной, не принимающей во внимание родительский вклад и проблематику неравенства.
Так что вопрос о заимствованиях невероятно сложный. Обсуждая его, не надо отталкиваться от желаемого уровня образования и от того, что нам нравится в чужих моделях или что нам рекомендуют. Следует понять, каким обществом, какой страной мы хотим быть, а затем смотреть, какие государства – лидеры в образовании соответствуют нашему образу страны и за счет чего их образовательные системы оказываются эффективными.
Одно время учебные заведения позиционировали себя как учреждения, оказывающие образовательные услуги. В бытовом понимании это означает, что клиенты могут требовать, чтобы школы выполняли все их пожелания. Правильный ли это подход и насколько он отражает реальное положение дел?
В отношении школ не стоит оперировать понятиями «клиент» и «услуги». На образование нельзя переносить элементы сервисной экономики. Некоторым родителям иногда трудно это осознать. Я думаю, что формальные «заслоны»: законы о защите учителя от родителей и в каком-то смысле от учеников, о социально-правовом статусе педагога и т. д. – ситуацию не изменят. Это вопрос воспитания, культуры восприятия, отношений.
С другой стороны, очевидно, что современная школа не может быть закрытой. Она должна пускать родителей в свое смысловое пространство. У родителей есть право получать обратную связь о том, что происходит с ребенком, разъяснения, чему и как его учат. Согласно исследованиям, семьи сегодня сильнее, чем когда-либо, переживают за своих детей. Поэтому учителя должны понимать: умение взаимодействовать с родителями – часть их профессионализма. С другой стороны, родителям стоит научиться с уважением относиться к работе педагогов – к тому, что делают профессионалы.
Кажется, что у частных школ больше возможностей для изменений и модернизации, что они с большей готовностью прислушиваются к родителям и поэтому по определению более привлекательны для наиболее взыскательных семей. Так ли это?
Возможностей у них больше, но это не значит, что они всегда лучше государственных. Мы видим примеры жесткого контроля учредителей, который приводит к серьезным кризисам и сказывается на учениках. Но если система управления частной школой сбалансирована, если ею руководит компетентный лидер, а учредитель доверяет ему, не вмешивается в решение оперативных вопросов и внимательно и уважительно относится к тому, как педагогическая команда формулирует свое видение, то у частной школы действительно больше шансов на развитие.
В государственной системе базовые решения принимаются на верхнем уровне, считаются универсальными и обсуждению не подлежат. Поэтому многие государственные школы пытаются жить двойной жизнью – выполнять обязательные для них нормативы, заданные сверху, и стараться сохранять свой специфический климат. У некоторых это хорошо получается, но ценой невероятных усилий.
Кем учитель должен быть для учеников – исключительно педагогом, который передает академические знания, наставником, старшим товарищем или всем сразу?
Многое зависит от школы. Там, где уделяют большое внимание победам в конкурсах, олимпиадах, высоким баллам ЕГЭ, учитель должен быть сильным педагогом и методистом. Требовать от него наставничества не стоит. В школах, которые делают упор на благополучие, можно пожертвовать предметными компетенциями педагогов. Там важно, чтобы учитель мог снизить давление на ученика и поддержать его, если академические успехи влекут за собой риски для психического состояния ребенка. В школах, где важны профессиональные, прикладные навыки, требуются наставники – люди с реальным опытом, которые могут учить на собственном примере.
Должен ли учитель быть своего рода психологом?
Педагог должен обладать высоким уровнем эмоционального интеллекта, уметь проявлять эмпатию, распознавать, что происходит с учеником, выстраивать с ним отношения. Психологом ему быть не нужно – это разные профессии со своими задачами. Но он должен обладать базовой психологической культурой. Особенно это актуально сейчас, когда число детей с нарушениями психического здоровья постоянно растет. Важно, чтобы учитель умел выявлять проблемы и грамотно на них реагировать. Этому должны учить в педагогических вузах.
Во время пандемии школам пришлось перейти на новый для них формат онлайн-образования. Это было сложно, но, по-видимому, полезно. Какова сейчас позиция профессионального сообщества в отношении дистанционного обучения?
В последнее время считается, что оптимальным является смешанный формат, а полный переход на дистанционное обучение неэффективен и, как правило, приводит к ухудшению образовательных результатов.
Сегодня, когда вопрос технического обеспечения уже решен, необходимо повышать качество онлайн-образования. Теперь главный вопрос не в том, в какой среде проходит обучение, а в том, как оно организовано. Все поняли, что нельзя слепо переносить то, что мы делаем вживую, в цифровую среду – нужно учитывать ее специфику и ограничения. Если дистант дает больше возможностей, чем офлайн, его нужно использовать для поддержки очного образования. В остальных случаях к нему стоит прибегать, только если традиционный формат по каким-либо причинам невозможен.
Какими уникальными возможностями обладает онлайн-образование?
Это возможности иммерсивного воздействия, то есть интенсивного погружения ребенка в материал за счет использования видео, виртуальной и дополненной реальности. Цифровая среда дает инструменты для привлечения внимания, поддержания мотивации, увлеченности, обеспечения вау-эффекта.
Парадоксально, но дистант расширяет возможности для коллаборации – позволяет общаться со сверстниками из других регионов и стран. Преодоление физических границ вдохновляет детей. Кроме того, удаленное обучение решает традиционную задачу образования – приближает его к жизни. Сегодня все больше видов деятельности ведется онлайн: в цифровой среде собираются проектные группы, люди сообща работают с документами и продуктами в облаках и т. д.
Еще одно преимущество дистанта – возможность использовать большое количество методических средств: видеоаудиороликов, слайдов. В традиционном классном пространстве это сделать сложнее. И последнее: обучение в цифровой среде позволяет автоматизировать систему оценивания работы ученика. Учитель может получить уже обработанные результаты тестов и подсказки, как обучать ребенка дальше и какие задания ему давать. Искусственный интеллект берет на себя целый ряд интеллектуальных задач. В дальнейшем это направление будет только развиваться: ИИ будет анализировать цифровые следы учащихся, например движение глаз, мимику, обрабатывать их и давать педагогам важнейшую обратную связь с рекомендациями, направленными на индивидуализацию обучения.
Это вопрос отдаленного будущего?
Нет. Мне кажется, этот период уже наступает. Школы после пандемии стали более гибкими и продуктивными в использовании цифровых средств – они увидели не только драматизм ситуации, но и ее возможности. Тормозить процесс могут лишь педагоги в массовой школе. Накопленная усталость и раздражение от того, что все приходилось делать онлайн, затормозили желание пользоваться онлайн-инструментами. Кроме того, еще не до конца улеглось родительское негодование по поводу дистанционного обучения. Однако через некоторое время все успокоится. Уже сейчас учителя могут пройти необходимое для работы с цифрой обучение. А самые прозорливые школы и педагоги начинают все более активно работать с новыми инструментами.
Подводя итог: как, по-вашему, должна выглядеть идеальная школа?
Идеальная школа обеспечивает баланс между академическими результатами (овладением современными знаниями, востребованными сегодня, а желательно и завтра, компетенциями и навыками) и психологическим благополучием, способностью выстраивать отношения с окружающими, чувством внутренней гармонии, удовлетворенности жизнью и увлеченностью учебой. Образовательный процесс в идеальной школе следует связать с окружающим миром: школа не должна формировать ощущение мертвости того, что ребенок изучает. Она дает ученику понять: то, что он узнает, помогает ему уже сейчас; то, что он умеет, можно продемонстрировать уже сегодня. Между учениками и учителями и шире – между родителями и школой – должны быть отношения взаимного доверия, взаимной поддержки и уважения. Родителей нужно вовлекать в жизнь школы, а школу – в жизнь ребенка, но границы этой взаимной вовлеченности необходимо согласовать и утвердить. В школе должны существовать практики, помогающие объединять усилия родителей и учителей по воспитанию и образованию успешных и благополучных детей.
Источник: WEALTH Navigator
Свободу перемещения вписали в Индекс
Специализирующаяся на инвестиционной миграции компания Henley & Partners представила свежую версию своего Индекса паспортов, основанного на данных Международной ассоциации воздушного транспорта (IATA). Парадоксы российского паспорта, причины взлета в рейтинге ОАЭ и прочие ключевые моменты доклада по просьбе WEALTH Navigator прокомментировал Якопо Замбони.
Налоговые приключения российских денег за границей
Александр Непомнящий – о растущей налоговой чистоплотности россиян как неожиданном последствии турбулентности последних лет.
Не взлетим, так поплаваем
Эксперты Всемирного экономического форума назвали основные риски для человечества на ближайшее десятилетие. Список широк, но при этом предсказуем: от роста геополитической напряженности, способной обернуться катастрофическими последствиями для всего мира, до сильных наводнений, засухи и прочих спутников изменения климата. Главным глобальным риском ближайших двух лет аналитики ВЭФ называют проблему генерируемой искусственным интеллектом дезинформации.
Экономика ИИ
Вышедшая недавно в издательстве Альпина PRO книга «Искусственный интеллект и экономика», пожалуй, одно из самых взвешенных и аргументированных сочинений о том, как технологии уже изменили рынок труда, повлияли на инфляцию, распределение богатства и власти и что будет происходить дальше. Автор, известный британский экономист Роджер Бутл, сознательно дистанцируется и от лагеря технооптимистов, убежденных, что роботы и искусственный интеллект обеспечат нам райскую жизнь, и от сторонников апокалиптического сценария, в котором ИИ поработит человечество. В увлекательной и доступной манере Бутл, вооружившись цифрами и результатами исследований, рисует очень рациональный и убедительный сценарий того, как революция в области искусственного интеллекта затронет всех нас. С разрешения издательства WEALTH Navigator воспроизводит фрагмент этой книги.
Свободу перемещения вписали в Индекс
Специализирующаяся на инвестиционной миграции компания Henley & Partners представила свежую версию своего Индекса паспортов, основанного на данных Международной ассоциации воздушного транспорта (IATA). Парадоксы российского паспорта, причины взлета в рейтинге ОАЭ и прочие ключевые моменты доклада по просьбе WEALTH Navigator прокомментировал Якопо Замбони.
Не взлетим, так поплаваем
Эксперты Всемирного экономического форума назвали основные риски для человечества на ближайшее десятилетие. Список широк, но при этом предсказуем: от роста геополитической напряженности, способной обернуться катастрофическими последствиями для всего мира, до сильных наводнений, засухи и прочих спутников изменения климата. Главным глобальным риском ближайших двух лет аналитики ВЭФ называют проблему генерируемой искусственным интеллектом дезинформации.
Экономика ИИ
Вышедшая недавно в издательстве Альпина PRO книга «Искусственный интеллект и экономика», пожалуй, одно из самых взвешенных и аргументированных сочинений о том, как технологии уже изменили рынок труда, повлияли на инфляцию, распределение богатства и власти и что будет происходить дальше. Автор, известный британский экономист Роджер Бутл, сознательно дистанцируется и от лагеря технооптимистов, убежденных, что роботы и искусственный интеллект обеспечат нам райскую жизнь, и от сторонников апокалиптического сценария, в котором ИИ поработит человечество. В увлекательной и доступной манере Бутл, вооружившись цифрами и результатами исследований, рисует очень рациональный и убедительный сценарий того, как революция в области искусственного интеллекта затронет всех нас. С разрешения издательства WEALTH Navigator воспроизводит фрагмент этой книги.
Международный бизнес и инвестиции после 2023 года – налоговая точка зрения
Ирина Фадеева и Всеволод Будэ – об изменениях в уплате налогов из-за приостановки соглашений с недружественными странами, а также растущей популярности личных фондов и иностранных компаний для целей инвестирования.
Оставить комментарий