Когда мы углубимся в причины снижения темпов экономического роста, станет очевидно, что его замедление связано не столько с тем, что случилось нечто неправильное, сколько с тем, что случилось нечто правильное. Если абстрагироваться от замедления роста самого по себе, а также от недавних событий, таких как финансовый кризис, то данные покажут, что ВВП на душу населения растет постоянно и почти непрерывно. Стоимость товаров и услуг, которые мы теперь производим каждый год на душу населения, примерно в три раза выше, чем в 1950 году, и примерно в семь раз выше, чем в 1900 году. И это еще не вполне отражает произошедшее за то же самое время повышение уровня жизни. Товары и услуги, которые семьдесят лет назад либо не существовали, либо были доступны лишь избранным, такие как кондиционеры, холодильники, телевизоры, компьютеры, смартфоны, авиа­перелеты, антибиотики и интернет, теперь распространены повсеместно. В 1940 году даже водопровод и канализация были доступны только примерно двум третям домашних хозяйств. Что бы ни происходило с сегодняшними темпами роста, экономика добилась невероятных успехов в удовлетворении материальных потребностей почти каждого отдельного человека в Соединенных Штатах.

Вместе с тем данный успех стал одной из основных движущих сил замедления экономического роста. Для начала он изменил то, как мы создаем наши семьи. Все имеющиеся данные свидетельствуют о том, что по мере повышения материального уровня жизни показатели рождаемости снижаются. Объяснений этому множество, но взаимосвязь почти универсальна для разных периодов времени и для разных стран. Помимо этого, успешное внедрение надежных противозачаточных средств, в том числе таб­леток, которые женщины могут применять по своему усмотрению, дало им возможность лучше контролировать рождаемость. Это, в свою очередь, позволило женщинам контролировать свое участие в рабочей силе, брачных отношениях и учебе. Результатом стали более высокий уровень образования как у женщин, так и у мужчин, более поздний возраст вступления в брак и деторождения. Вместе взятые рост ВВП на душу населения и репродуктивные права привели к неуклонному снижению рождаемости со времен беби-бума до сегодняшнего дня.

Снижение темпов роста человеческого капитала в XXI веке, а значит, в значительной степени и замедление экономического роста являются результатом этого снижения уровня рождаемости. Когда в 1960-х и 1970-х годах поколение беби-бумеров заканчивало учебу и выходило на рынок труда, наблюдался быстрый рост объема человеческого капитала. Появление беби-бумеров в составе рабочей силы повысило долю работников в населении, что наряду с увеличением уровня высшего образования привело к быстрому росту запаса человеческого капитала, который мы использовали для производства ВВП в конце XX века.

Вместе с тем собственные семьи беби-бумеров в среднем были невелики, поэтому, когда в XXI веке они стали покидать состав рабочей силы, поддерживать существующую динамику стало невозможно. Доля работников в населении сократилась, что привело к снижению темпов роста человеческого капитала. Таким образом, замедление экономического роста в значительной степени является следствием семейных решений, принятых людьми тридцать или сорок лет назад. И эти решения были приняты в результате успешного повышения уровня жизни и успешных инноваций в области контрацепции.

Помимо демографии, повышение уровня жизни имело еще одно важное последствие для экономического роста, повлияв на выбор покупаемых нами видов продуктов. В 1940 году вы могли потратить свои деньги на установку водопровода или канализации, поскольку у многих еще не было таких удобств. То же самое относилось к кондиционерам, телевизорам или компьютерам в другие периоды XX века. Но если мы уже обзавелись подобными благами, на что нам тратить деньги? Станут ли люди устанавливать дополнительный туалет в своем доме? Скорее всего, нет. Вместо этого, по мере того как товары дешевели и мы заполнили ими свои дома, наши расходы все больше обращались в сторону услуг. Мы воспользовались падением цен и доступностью базовых благ, чтобы дольше и лучше отдыхать в отпуске, посещать различные классы и занятия, обращаться к медицинским специалистам, проходить физиотерапию, больше тратить на мобильную связь или подписаться на Netflix и Hulu.

Успех в области обеспеченности товарами позволил нам покупать больше услуг. Неудивительно, что в экономике в целом в ответ на это все больше работников стали переходить в те фирмы, которые их предоставляют. Отток работников из производственной сферы не сигнализирует о каком-то провале, это следствие нашего собственного выбора относительно того, на что тратить наши деньги.

В переходе от товаров к услугам нет ничего нового. Структура экономики менялась на протяжении всей истории Соеди­ненных Штатов, когда сначала происходил отток рабочей силы из сельского хозяйства, а затем из промышленности. Особенность XXI века заключается в том, что данные сдвиги стали тормозить экономический рост. Оказалось, что в большинстве отраслей сферы услуг наблюдается относительно низкий рост производительности, а в большинстве отраслей промышленности он относительно высок. Когда мы стали больше тратить на услуги, а не на товары, это привело к снижению общего роста производительности, который представляет собой средневзвешенный показатель роста производительности в различных отраслях.

Причины, по которым рост производительности в различных отраслях различается, впервые были изучены Уильямом Баумолем в нескольких опубликованных в 1960-е годы статьях. Ключевая идея связана с ролью труда в процессе производства. Труд необходим для производства товаров, но он не является частью самого продукта. Когда вы находитесь за рулем своего автомобиля, вы не нуждаетесь в присутствии рядом человека, собравшего его инжектор. Напротив, для услуг труд является частью самого продукта. Чтобы получить услугу, вам необходимо взаимодействовать с врачом, адвокатом, официантом, персональным тренером, финансовым консультантом или учителем. Это означает, что в сфере услуг труднее – хотя и не невозможно – сократить объем используемой рабочей силы и повысить производительность. Низкий рост производительности в сфере услуг является не недостатком, а скорее неотъемлемой характеристикой такого рода деятельности.

Сочетание перехода к услугам и снижения уровня рождаемости может объяснить подавляющую часть замедления роста. При этом оба этих фактора являются очевидными последствиями достигнутых нами успехов. Начиная с середины XX века на основе высокого среднего уровня жизни мы делали выбор в отношении размера наших семей и структуры наших расходов. Эти решения, рожденные успехом, имели непреднамеренные последствия, замедлив темпы роста в XXI веке.

Оборот, рыночная власть и рост

Важно не смешивать утверждение о том, что успех привел нас туда, где мы находимся сегодня, с утверждением о том, что в экономике нет проблем или что более высокий рост невозможен. За последние несколько десятилетий в экономике произошло несколько способствующих замедлению роста изменений (даже если они не были основной причиной этого), которые вполне можно определить как провалы того или иного рода.

В частности, за последние несколько десятилетий наблюдается явное снижение объема оборота числа фирм и рабочих мест в экономике. В экономику приходит все меньше новых фирм, оттуда уходит все меньше старых фирм, а перемещение людей между рабочими местами сокращается. Кроме того, наблюдается явное снижение географической мобильности работников, что может быть либо причиной, либо следствием снижения текучести рабочей силы.

В среднем работники, как правило, переходят на более производительные рабочие места, а более производительные предприятия, как правило, заменяют менее производительные. Таким образом, увеличение оборота связано с более быстрым ростом производительности. Снижение мобильности и оборота сыграло определенную роль в замедлении роста, хотя данные, как мы увидим далее, говорят о том, что это имеет меньшее значение, чем сочетание демографических изменений и перехода к услугам.

Причины подобного снижения оборота неясны. Одним из его возможных источников является рост рыночной власти фирм за последние несколько десятилетий. Я рассмотрю данные о том, что экономическая прибыль, то есть дополнительный доход, получаемый от продажи товаров и услуг сверх затрат на их производство, неуклонно растет по крайней мере с начала 1990-х годов. Наличие экономической прибыли является внешним признаком возросшей рыночной власти.

Вполне возможно, что рыночная власть может объяснить замедление оборота. Обладая рыночной властью, фирмы меньше реагируют на шоки, связанные с издержками или спросом на их продукцию. Такие фирмы не будут нанимать и увольнять работников или закрывать и открывать новые подразделения так же быстро, как фирмы на более конкурентных рынках. Некоторые данные, которыми мы располагаем, это подтверждают.

Однако этим роль рыночной власти не ограничивается. Некоторое ее увеличение обусловлено смещением наших расходов от фирм и отраслей, обладающих небольшой рыночной властью, в сторону фирм и отраслей, обладающих большой рыночной властью. Изменение рыночной власти, возможно, было вызвано силами, аналогичными тем, которые вызвали переход от товаров к услугам. Это приводит к несколько парадоксальному выводу о том, что увеличение рыночной власти благоприятствовало росту производительности в XXI веке, поскольку оно происходило благодаря тому, что мы вкладывали наши ресурсы в производство тех товаров и услуг, которым мы неявно придавали большую ценность.

В целом воздействие увеличения рыночной власти было неоднозначным. Это не отменяет того факта, что увеличение рыночной власти может представлять собой очень серьезную для экономики и общества проблему распределения, поэтому мы можем захотеть ее уменьшить. Однако делать это необходимо с осторожностью, поскольку некоторая рыночная власть необходима для обеспечения экономического роста.

Обычные подозреваемые

Многие популярные объяснения замедления экономического роста имеют, как оказалось, мало реального содержания. Как в случае увеличения рыночной власти, они, как правило, важны для того, как делится экономический пирог, но не влияют на то, насколько он велик.

Одно из распространенных опасений заключается в том, что замедление роста отражает недостаток изобретательности или инноваций. Часто можно услы­шать жалобы на то, что вещи, которые мы изобретаем, легкомысленны или тривиальны, как в знаменитом высказывании основателя PayPal и венчурного капиталиста Питера Тиля «мы мечтали о летающих автомобилях, а получили только 140 символов» или в некоторых выводах недавней книги Роберта Гордона. Вместе с тем оптимисты развития новых технологий считают, что мы находимся в эпицентре беспрецедентного взрыва технологического творчества, который часто связывается с масштабным увеличением вычислительной мощности, доступной фирмам и исследователям, а также с возможностями искусственного интеллекта и робототехники.

Ни одна из сторон этого спора не находит убедительного подтверждения в данных об экономическом росте. Объясняется это тем, что технологический рост, что бы вы о нем ни думали, не является синонимом роста производительности. Последний в такой же степени зависит от распределения работников и капитала между отраслями и фирмами, как и от конкретных технологий, которые мы применяем. Наблюдаемое замедление роста производительности само по себе ничего не говорит о наших успехах или неудачах в области технологических инноваций.

Тем не менее существуют данные о росте усилий, необходимых для создания новых технологий, например, в сферах повышения быстродействия полупроводников, роста урожайности сельскохозяйственных культур или разработки новых лекарств. Возможно, мы достигли той точки, когда осуществ­лять инновации стало слишком сложно? Это могло бы иметь смысл, если бы рост необходимых исследовательских усилий не продолжался бы по крайней мере с середины XX века. Всегда было так, что для достижения каждой новой ступени инновационной лестницы требуется больше ресурсов на исследования и разработки, и на рубеже веков не произошло ничего, что могло бы ухудшить ситуацию.

Еще одним очевидным местом для поиска источника замедления роста является правительство, которое включает в себя все, что связано с налогами и регулированием на любом уровне – от федерального до местного. Возможно, обременительное регулирование вынудило закрыться производительные фирмы, а предпринимателей – отказаться от открытия новых. Корпоративные налоги, возможно, сыграли аналогичную роль в ограничении входа новых фирм, а ставки подоходного налога могли бы объяснить, почему доля работников в общей численности населения сократилась – причина не только в демографии.

Хотя эти теории правдоподобны, данные о том, что регулирование или налогообложение оказали существенное влияние на замедление экономического роста, практически отсутствуют. На федеральном уровне ставки налога на дивиденды и ставки подоходного налога в начале XXI века снизились. Это должно было увеличить число работников и инвестиции фирм, но произошло прямо противоположное. На уровне отдельных штатов также нет свидетельств того, что в тех из них, где осуществляется более жесткое регулирование и взимаются более высокие налоги, темпы экономического роста ниже. Наиболее производительными штатами по-прежнему остаются Калифорния и Массачусетс, которые демонстрируют одни из самых быстрых темпов экономического роста в стране, несмотря на низкие показатели «благоприятности для бизнеса». Исследования воздействия регулирования показывают, что отрасли с большим числом ограничений в федеральном законодательстве не демонстрировали более низкого роста производительности. Скорее наоборот – они росли быстрее.

Еще один повод для обвинений дает международная торговля, особенно с Китаем. Имеются убедительные данные о том, что торговля с Китаем привела к значительным потерям рабочих мест в некоторых отраслях обрабатывающей промышленности, таких как производство мебели и одежды. Воздействие этой торговли очевидно в тех городах или поселках, которые потеряли крупных работодателей и не смогли найти им замену. Даже если бы те работники, которые потеряли рабочие места, нашли новые, это вполне могло произойти в отраслях сферы услуг с более низким уровнем производительности, и это было бы частью торможения роста. Однако, как и в случае правительства, эффект торговли с Китаем правдоподобен в теории, но не слишком подтверждается данными. Результаты исследований воздействия Китая показывают, что оно действительно привело к тому, что работники покинули рабочую силу или перешли в другие отрасли промышленности, но итоговые показатели слишком малы и могут лишь округлить цифры замедления роста в XXI веке.

Последним потенциальным объяснением является очевидное увеличение неравенства в прошедшие несколько десятилетий. И в этом случае тоже представляется вероятным, что неравенство может объяснить замедление экономического роста, например, за счет изменения структуры расходов в различных отраслях. Имеющиеся данные говорят о наличии закономерности, в соответствии с которой, по мере того как люди становятся богаче, они тратят меньшую долю своего дохода на товары и большую долю на услуги. Поскольку неравенство приводит к концентрации доходов в руках относительно богатых людей, оно также должно вести к концентрации расходов на услуги. Но, опять же, рост неравенства был недостаточно велик, а разница в структуре расходов была недостаточно сильной, чтобы в значительной степени объяснить переход к услугам. Другая возможность заключается в том, что неравенство замедлило рост человеческого капитала, в частности помешав людям получать образование или давать его своим детям.

Тем не менее вероятные последствия неравенства для уровня образования недостаточно велики, чтобы объяснить такое замедление роста человеческого капитала, которое могло бы повлиять на замедление экономического роста.

Подобно рыночной власти, предполагаемые провалы в области технологий, государственного регулирования или налогообложения, международной торговли и неравенства могли оказать значительное воздействие на распределение доходов, но не привели к замедлению экономического роста. Наиболее правдоподобным объяснением остаются успехи, ведущие к старению населения и переходу к услугам.

Значит, все хорошо?

Возможно, вам будет трудно принять идею о том, что замедление экономического роста является признаком достигнутого успеха, а не следствием политических неудач или недальновидности. Но успех – это не всегда хорошо или справедливо. Устойчивый рост ВВП на душу населения, который привел к демографическим изменениям и смещению расходов в сторону услуг, представлял собой существенное улучшение материального уровня жизни, но это не означает, что все наслаждались этим улучшением в равной степени или что у него не было последствий для окружающей среды, политики или общества в целом. Давайте сравним ВВП на душу населения с шагомером экономической активности. Если вы прошли за день десять тысяч шагов, то это еще не означает, что у вас нет проблем со здоровьем. Точно так же успехи, стоящие за замедлением роста, не говорят вам всего о состоянии общества или экономики.

Тем не менее, поскольку в конечном счете именно повышение уровня жизни лежит в основе замедления экономического роста, мы, возможно, не сможем – или даже не захотим – обратить его вспять. Стоит ли уничтожить все автомобили только для того, чтобы на некоторое время повысить занятость в автомобильной промышленности, а также темпы роста ВВП на душу населения? Хотели бы вы снизить уровень жизни и права женщин, чтобы обратить вспять старение населения в надежде на увеличение темпов экономического роста через несколько десятилетий? Если исходить из предположения, что на оба вопроса вы ответите отрицательно, мы остаемся без главного злодея, виновного в замедлении роста. На его месте мы имеем несколько скучное накопление изменений на рынках, моделей расходов и семейных решений, которые происходили на протяжении десятилетий. Мы не готовы отказаться от всех этих изменений, чтобы добиться немного более высокого экономического роста, и именно поэтому я называю его успехом. У нас есть те темпы роста, которые мы хотим.

Дитрих Воллрат, профессор экономики Университета Хьюстона