Благодетель на миллион
Благотворительность в России можно считать эффективной, если удается найти богатого человека, жертвующего миллион, вместо того чтобы собирать по тысяче с тысячи, шутят на рынке. О том, как на самом деле обеспечивается результативность благотворительных проектов в России и какие препятствия встают на пути отдельных частных филантропов, рассказывают ведущие эксперты индустрии.
Игорь Честин, директор WWF в России
Термин «эффективная благотворительность» можно понимать по-разному: все зависит от целей, которые преследует филантроп. Бывает, что человек готов дать на что-то средства, но при этом хочет стать известным как меценат. Тогда результативность измеряется для него количеством упоминаний в СМИ. И при этом ему не так уж и важно, на что пошли деньги. Сейчас появилось довольно много именных или созданных при каких-то крупных компаниях фондов, которые сами распределяют поступающие в них средства (как правило, на конкурсной основе). Я считаю, с точки зрения финансов это не очень эффективно, потому что организации начинают заниматься непрофильной для себя деятельностью. Все-таки коммерческие структуры предназначены для того, чтобы зарабатывать деньги, а не тратить их таким образом и уж тем более не выступать в качестве элемента гражданского общества. Зато в плане PR такая благотворительность весьма продуктивна.
Для тех, кто точно знает, кому или чему он желает помочь, эффективность заключается в том, чтобы средства дошли до адресата. Проще всего это сделать напрямую, а не через какие-либо структуры и фонды (например, перечислить определенную сумму на счет конкретного детского приюта или привезти туда вещи). Тогда у человека не возникнет накладных расходов.
Для людей, считающих, что их поддержки заслуживает целое направление (культура, здравоохранение, помощь детям, здоровым или больным, образование, охрана природы и т.д.), важнее всего то, как их пожертвования влияют на ситуацию в стране в целом. Мы работаем именно в этой области – не просто что-то делаем сами, но и пытаемся изменить отношение общества и властей к охране природы.
Продуктивность такого подхода подтверждается увеличением числа сторонников нашей организации. С 1996 года общий бюджет WWF вырос в пятьдесят раз. Сейчас он составляет около 8 млн евро в год, 1,5 млн из которых мы собираем в России.
Если же говорить о том, что препятствует развитию эффективной благотворительности в России, то тут можно назвать целый ряд факторов. Один из них – несовершенство отечественного законодательства, в частности, в области налогообложения. Также в нашей стране отсутствует концепция развития гражданского общества в сфере благотворительных фондов, некоммерческих партнерств или общественных организаций. Другая проблема – недостаточная активность населения. Гораздо проще найти одного богатого человека, который дал бы миллион, чем тысячу людей среднего достатка, готовых пожертвовать по 1000 рублей. Поэтому большинство российских организаций предпочитают работать с состоятельными персонами.
Кстати, Россию на фоне других стран выделяет не только это. У нас также значительно более развита корпоративная благотворительность. Это связано с тем, что на Западе собственниками большинства компаний является широкий круг акционеров. Топ-менеджмент не может без обсуждения с ними самостоятельно принять решение об участии в том или ином благотворительном проекте. А у нас, напротив, максимальное количество крупнейших предприятий сосредоточено в руках одного или нескольких владельцев, которые зачастую одновременно выступают и в роли топ-менеджеров. Они принимают решение не только как управленцы, но и как собственники компании. И в этом их существенное преимущество.
Григорий Мазманянц, исполнительный директор фонда «Подари жизнь» (учредители Чулпан Хаматова и Дина Корзун)
Чтобы обеспечить эффективность благотворительных проектов, надо найти возможность рассказать о проблеме, предоставить всем желающим простые способы для ее решения и сделать все, чтобы помощь дошла до адресата.
Девиз нашего фонда: «Дети не должны умирать только потому, что им не хватило крови или денег на лечение». И я горжусь тем, что благодаря работе фонда дети действительно получают практически все, что им необходимо по медицинским показаниям. Что это, если не эффективность?
Все принимаемые нами средства направляются на утвержденные программы или адресную помощь конкретному ребенку. Решение о том, что нужно купить, принимает медицинский экспертный совет или, когда речь идет о более мелких тратах, заведующие отделениями больниц. На нашем сайте представлен подробный отчет о каждом поступившем к нам рубле, причем мы указываем имя благотворителя, так что любой человек может найти свой вклад. Кроме того, мы помещаем там же информацию обо всех расходах за месяц со ссылкой на платежки и счета. По требованию благотворителей мы выдаем подробный письменный отчет с приложением копий документов – все знают, что мы готовы сделать его для каждого благотворителя и на любую сумму. Однако те, кто помогает нашим подопечным небольшими суммами, обычно удовлетворяются сведениями на сайте. Люди понимают, что оформить письменный отчет с копиями документов – тоже работа, и не стоит тратить время тех, в чьей честности ты не сомневаешься. Если на сайтах благотворительных фондов нет такой «открытой бухгалтерии», отчетов, информации об учредителях и руководстве, то лучше не связывать ваши личные благотворительные проекты с подобными компаниями.
Сегодня, кроме нашего фонда, в России есть еще масса действительно эффективных организаций. Это «Линия жизни», WWF, «Детские сердца», «Здесь и сейчас», фонд «Династия» и фонд Спивакова. А по экономическим показателям привлекаемых частных средств, думаю, самый эффективный – Российский фонд помощи ИД «Коммерсантъ». Одновременно в нашей стране, как и во всем мире, начинают активно применяться так называемые альтернативные формы благотворительности. С их помощью, в частности, появляется возможность привлекать лучших профессионалов для решения конкретных задач: юристов и аудиторов, пиарщиков и маркетологов, веб-мастеров и программистов. Ведь объяснить человеку, который пожертвовал 10 рублей, что на его деньги нанят юрист за 10 тыс. долларов, невозможно, так как он ожидает, что средства будут потрачены на ребенка, а не на кого-то специалиста. Поэтому мы лишены возможности прибегнуть к помощи такого юриста. А пользоваться услугами другого, за 1000 рублей, глупо, так как он не сможет справиться с серьезными вопросами. Вот тут и приходят на выручку профессионалы, которые жертвуют свой опыт и время вместо денег. Правда, здесь кроются и проблемы. Ведь между уровнем человека, который решил подарить свое мастерство и знания, и уровнем сотрудника благотворительной организации существует определенный дисбаланс. Зачастую недостаточно образованный и компетентный сотрудник (а таких в благотворительном сообществе немало за счет низкой оплаты труда) просто не способен говорить на одном языке с опытным бизнесменом. В результате до 50 процентов помощи пропадает впустую. Кроме того, подобная «натуральная» благотворительность обычно осуществляется по остаточному принципу. Согласитесь, ведь трудно рассчитывать, что человек будет тратить свое время на благотворительность в ущерб какому-нибудь важному деловому контракту. Поэтому мы, например, предпочитаем платить профессионалам за мелкие, но неотложные дела, а с не очень срочными и серьезными обращаемся за безвозмездной благотворительной помощью. Нам, в частности, оказывают содействие адвокатское бюро «Бартолиус», юридическая компания «Юст», PWC и другие.
А неэффективная благотворительность, если не говорить о прямом воровстве и «карманных» проектах отдельных организаций, чаще всего вызвана двумя причинами: отсутствием у фонда или благотворителя профессионального опыта и возможности проинформировать общество о проблеме. Ведь кажущиеся простыми решения не всегда самые результативные. Например, благотворители могут и не знать, что в большинстве регионов получившие пожертвование больницы обязаны поручить проведение конкурса, допустим, на приобретение оборудования региональному департаменту по закупкам. А ведь итоги этого ты как благотворитель не контролируешь и можешь столкнуться с тем, что купленный в Туле, скажем, телевизор стоит в три раза дороже, чем в московском «М.видео». Если не знать, что дорогое лекарство перепродается, то можно легко подарить такое лекарство какому-нибудь нуждающемуся, не уточнив, кто адресат, и не сообщив ему об этом (к счастью, в гематологических отделениях РДКБ такого не происходит). Если не знать, что ребенку не обязательно требуется лечение за границей, можно дать его родителям деньги на это и тем самым не помочь тому, кому оно действительно нужно. Если просто подарить детскому дому наборы для рисования, вместо того чтобы, разобравшись в проблемах этого учреждения, дать немного денег на доплату хорошему воспитателю, который в противном случае уволится, то воспитанники этого заведения никогда не станут художниками. Все вышеперечисленное – результат личного опыта, из которого и складывается эффективная благотворительность.
Наталья Самойленко, исполнительный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина
В России существует два типа благотворительных организаций: фандрайзинговые и донорские. Первые – WWF, «Подари жизнь», «Линия жизни» – привлекают под свои проекты деньги со стороны. Вторые обходятся собственными средствами – получаемыми от учредителя. Мы относимся к организациям второго, донорского, типа. В нашей стране таких не больше десятка – это очень мало для государства.
Наш фонд образовался в 1999 году благодаря стремлению Владимира Потанина, и раньше занимавшегося благотворительными проектами, упорядочить и систематизировать эту деятельность. Именно тогда было выбрано генеральное направление – помощь наиболее талантливым студентам в России. Сегодня у нас есть целый ряд стипендиальных и грантовых программ для учащихся вузов и молодых преподавателей. Кроме того, за время существования фонда выкристаллизовалась вторая линия нашей работы: поддержка культуры и музейной сферы – это, прежде всего, грантовый конкурс «Меняющийся музей в меняющемся мире» и поддержка проектов развития Государственного Эрмитажа.
10 лет назад мы начинали с небольшой программы «Северные стипендии», предназначавшейся для студентов-отличников, которые учились по всей России, но оканчивали школы в Норильске. Очень скоро мы пришли к идее конкурсного принципа начисления стипендий и грантов. Они показались нам более правильными, потому что стимулировали людей не только к получению денег, но и к развитию. Сейчас наш самый крупный проект – Федеральная стипендиальная программа: в ней участвуют 67 лучших государственных вузов страны, фонд ежегодно выплачивает 1330 стипендий студентам-отличникам этих вузов, а конкурс на стипендию в среднем по стране составляет более 10 человек. Конкурс – это тестирование и ролевой тур, он проверяет отличников на лидерские качества. За 9 лет мы назначили по этой программе более 10 600 стипендий, а через отборы прошло около 100 тыс. человек.
Мы выработали собственный подход к пониманию эффективности благотворительности. Для нас важно, чтобы люди хотели принимать участие в наших конкурсах, даже понимая, что победителей будет гораздо меньше. Например, претендовать на нашу стипендию могут только студенты-отличники за две последние сессии. И многие молодые люди признавались, что именно наличие нашей программы оказалось для них стимулом к отличной учебе. Эффективность – это востребованность программы со стороны целевой аудитории. Если те, кого мы поддерживаем, становятся лидерами в своем сообществе, то это продуктивно, если нет – плохо. В связи с 10-летием фонда мы проводили опросы среди наших студентов и выяснили, что большинство из них добились в жизни большего успеха, чем среднестатистические выпускники вузов. То же касается и музейных проектов. Те, кто побеждает в нашем конкурсе, начинают доминировать в музейных объединениях своих регионов, продолжают расти дальше и подтягивают других.
Эффективность зависит и от правильного менеджмента программы. Участники верят в стопроцентную честность конкурсов, отсутствие подтасовок. Когда мы проводим отбор студентов в вузе, его руководство никак не может повлиять на наши решения. Это принципиальная позиция. Задача образовательного учреждения заканчивается, когда преподаватель ставит учащемуся пятерку. Когда выдаешь деньги организации, важно, чтобы они использовались по назначению. Это вопрос финансового контроля, правильного составления договоров и проверки отчетности. Мы можем устраивать прекрасные конкурсы, но если участники программ не получат вовремя стипендию или грант, доверия к нам у них не будет.
Поэтому необходимо качественно работать по договорам и требовать отчета у людей, которые берут у нас деньги под свои проекты. Это лежит в основе всех взаимоотношений фонда с партнерами. Кроме того, на наших сайтах мы вводим новую форму отчета – дневник проекта. Там выкладывается вся информация, а также можно комментировать действия участников, задавать вопросы. Нам важна реакция со стороны.
Эндаументы: благотворительность сквозь века
От академии Платона в древних Афинах до Физического института им. Лебедева и НИИ скорой помощи им. Склифосовского в современной Москве. Людмила Пантелеева вспоминает важнейшие вехи истории фондов целевого капитала, акцентирует внимание на «русском следе» при создании Нобелевского фонда – пожалуй, самого известного в мире эндаумента – и рассказывает, как миллионы купца-мецената из Вологды оказались заморожены в швейцарском банке.
Эндаументы мирового масштаба
Составляя специально для WEALTH Navigator ренкинг крупнейших мировых эндаументов, Людмила Пантелеева среди прочего напоминает полудетективную историю фонда мормонов, деньги из которого расходовались отнюдь не на богоугодные начинания, и объясняет, как элитный жокейский клуб превратился в главного благотворителя Гонконга.
Кого и почему поддерживают через «вечные фонды»
Людмила Пантелеева — о разнице в предпочтениях благотворителей-миллиардеров и филантропов «из народа».
Фавориты Кремниевой долины
Людмила Пантелеева — о том, почему миллионы американцев кладут средства на благотворительные счета.
Оставить комментарий