«Непроизводящий класс относится к производящему классу как 1:9, или… девять производителей содержат одного потребителя», – гласит известная, вызубренная наизусть народовольцами пропорция Конс­тантина Ивановича Арсеньева, члена Петербургской академии наук и действительного тайного советника. Этот болезненный социальный индикатор, впервые облаченный в числа для огромной Российской империи начала XIX века, лег в основу, пожалуй, одного из самых знаменитых и нашумевших общественных открытий конца того же века – теории праздного класса выдающегося американского ученого и мыслителя Торстейна Веблена. Не без иронии к своему «учебнику» по «Теории праздного класса» автор в качестве разъясняющего «практикума» предлагал «Теорию дамского платья», обнажая истину, что «тот, кто носит, и владелец – разные лица… платье является показателем богатства той экономической единицы, которую представляет носящий его».

Совсем скоро, в веке XX, внимание общественности обратилось к площадке, позволяющей легко и изящно объединять владельца и носящего. Речь идет об арт-рынке, визитной карточкой которого в наши дни стало вебленовское демонстративное потребление. Сущность показательного потребления – потреб­ление «два в одном»: не только самого блага, но и его цены, рост которой влечет за собой сговорчивый спрос. «…“Объективная” бесценность Пикассо, – по меткому выражению видного американского социолога русского происхождения Игоря Копытоффа, – может быть однозначно подтверждена для нас только его огромной рыночной ценой». Входным билетом в непроизводящий, праздный класс, причем каждый раз на входе проверяемым, выступает плата этих сумм за Пикассо.

Не раз проводившиеся за рубежом исследования о причинах принятия участия в аукционных торгах, особенно постоянных игроков, всякий раз показывали, что, казалось бы, естественные рыночные причины, к примеру прибыльное капиталовложение, не выбирались в качестве лидирующих, пропуская вперед неэкономические мотивы, – ощущение особой атмосферы зала или удовольствие от общения с людьми общих круга и интересов. Ковидный локдаун эмпирически доказал это. Состав онлайн-­аудитории (с совершенно иной, вакуумной атмосферой, а также, по описанию одного из информантов, соскальзывающими от волнения с экрана гаджета пальцами), несмотря на громкие имена мастеров, такие как Фрэнсис Бэкон и Джексон Поллок, кардинально изменился. «Отцов» вытеснили «дети»: только что ставшее совершеннолетним поколение родившихся около миллениума ожесточенно боролось за право невиртуально выплатить деньгами родителей цену своего входного билета в выбранный класс.

От «чердаков» и «раскладушек» до «ударов молотка»

Универсальная международная классификация современного арт-рынка, предложенная ведущим экспертом ЮНЕСКО по вопросам культуры и искусства, австралийским профессором Дэвидом Тросби, предполагает его разделение на три постепенно уменьшающиеся части. Первую, самую крупную из них, а также наиболее неоднородную с точки зрения творческой одаренности участников, составляют, как правило, начинающие авторы, самостоятельно ищущие источники сбыта своих работ. Маститые коллекционеры, ставящие перед собой амбициозные цели не только шедеврально пополнить собственное собрание, но и открыть новые имена, особенно любят раскрывать в интервью цены начала профессионального пути впоследствии популярных и высокооплачиваемых мастеров. Яркой иллюстрацией послужит аукционный рекорд известного американского художника-­концептуалиста Джона Балдессари, который владельцам принесла как раз его ранняя работа «Качественный материал…», оказавшаяся непревзойденной 21‑летней инвестицией – от 6,2 тыс. долларов до 3,9 млн на Christie’s в 2007 году. Кстати, создание своих впоследствии знаменитых текстовых произведений, первым из которых и стал «Качественный материал…», Балдессари решил начать в буквальном смысле с tabula rasa, для чего сжег все свои предшествующие живописные картины.

Вторую часть рынка составляют арт-дилеры, представляющие, помимо личных, интересы выбранных ими мастеров. Заметно меньшее количество которых в том числе обеспечивает значительно большую однородность талантов. Для «свободного художника» оформление «законных» отношений с дилером эволюционно как экономически (перспектива совершенно иных цен), так и идеологически (шанс попадания работ на аукцион, который суть «игольное ушко» и третья, высшая, часть рынка). Одним из оснований успеха нового автора выступает не что иное, как безошибочность прогноза арт-дилера при его «командировании» из первой части во вторую. «Когда меня спрашивают, что произойдет в искусстве, я обычно перефразирую Боба Раушенберга (американский художник-­экспрессионист, вошедший во второй половине XX века в четверку самых дорогих ныне живущих мастеров. – Прим. В. К.), однажды сказавшего: “Я не знаю, но надеюсь, что буду в нем”. Так и я говорю: я не знаю, но надеюсь, что предскажу его». Эти слова принадлежат Генри Гельдцалеру, «безжалостному» к бездарности комиссару Департамента культуры Нью-­Йорка и по совместительству «самому влиятельному и противоречивому куратору» (по оценке New York Magazine) одного из наиболее посещаемых мест в мире – Метрополитен-­музея.

От «гнета» до «взлета»

Другая легендарная личность послевоенного Нью-­Йорка, галерист Сидни Дженис, не раз обвинявшийся коллегами-­дилерами в «рейдерстве» талантов, любил вспоминать в интервью, сколь сложно было продавать первые новаторские картины экспрессионистов. Например, почти каждую ночь приходилось заделывать разбитую инакомыслящими витрину. Сегодня стоимость работ всех открытых им художников увеличилась, причем многих – десятикратно. Дилеры эпохи искусства середины XX века, попутно шокируя общественность выбором, казалось бы, не тех авторов, массово внедрили одну из основных стратегий современного арт-бизнеса – limited editions – и поставили спрос на службу предложению. Теоретический постулат об уменьшении реализуемого товара стал особенно придирчив к произведениям-«иконам», дальнейшие вариации которых мастерам, не желавшим покидать среднюю часть рынка, «запрещались». Бунтарь Энди Уорхол смирился с ограничением «траурных серий» 1963 года, крупным планом которых на фоне высокой политики выступила семейная трагедия его друга, музы и любимой модели Жаклин Кеннеди. Лимитированные «Шестнадцать Джеки» спустя почти полвека после создания были проданы на Sothbey’s за 20,2 млн долларов.

Второй, ныне классической, стратегией «культурного» бизнеса является возможность применения беспроигрышной «страховки»: с каждым творческим годом растет опыт и раскрывается талант художника, открытого и наставляемого дилером, что неизбежно влечет за собой рост качества его работ, а значит, и устанавливаемых на них цен. Таким образом, стоимость оплаты труда мастера старшего возраста станет (почти) всегда выше, чем начинающего. В декартовой системе координат, где абсцисса – «количество прожитых лет», а ордината – «оценка», такой страховой балласт будет представлен восходящей линией. Согласно статистическим законам, строго линейные взаимосвязи не характерны для естественного развития процессов в массовой совокупности. Ведь в таком случае автор должен достичь своего «потолка» цен за день до смерти, что, за исключением случаев трагической гибели, невозможно по физиологическим причинам. Независимые исследования профессиональных путей творцов, а также, что показательно, ученых кладут в их основу другой закон статистики, выражаемый кривой нормального распределения. В прямоугольной системе координат появится колокол, отображающий рост показателя в начале, достижение пика и неотвратимый спад. Расчеты автора данных строк показали, что средний возраст создания впоследствии максимально дорогостоящих произведений равен 46 годам с отклонением в 12 лет.

Справедливости ради отметим, что биография лишь одного художника среди плеяды выдающихся мастеров соответствует первому описанному графику. «Одинокий упрямец из Экса» Поль Сезанн, написавший свыше 80 пейзажей горы Сент-­Виктуар для достижения собственной предельной цели, ближе к концу жизни «дошел» до своих непревзойденных, пренебрегших законами плоскос­ти, натюрмортов, проложив тем самым мост для мирового искусства XIX века в XX. «Кошмарное зрелище живописных уродств, превосходящих официально дозволенную сегодня меру чепухи», – такой вердикт о творческом пути Сезанна уверенно вынесло ведущее издание того времени Journal des artistes в противовес мнению Пабло Пикассо, который считал, что для истории Европы художник «значил больше, чем паровой двигатель».

В нынешней реальности особенно высокие, подчеркнем, открытые ставки связаны именно с поздними натюрмортами Сезанна (1890‑е гг.), с которыми коллекционеры не спешат расставаться, делая их редкими и извечно желанными гостями на торгах. «Натюрморт с драпировкой, кувшином и вазой для фруктов», проданный в 1999 году на Sotheby’s за 60,5 млн долларов США (историческая цена – 61,8 млн пропускает вперед картину Винсента Ван Гога «Натюрморт. Ваза с маками и ромашками», реализованную тем же аукционистом в 2014 году), остается одним из самых дорогих в мире; шедевр конца жизни мастера, по достоинству оцененный первым владельцем – Полем Гогеном.

От анонимного искусства до анонимных цен

Вернемся к теории Веблена. За естественным ходом жизни и творчества художника дилерского рынка движется его репутация, положительный рост которой при каждой авторской смене стилевой принадлежности, материала и техники исполнения, размера полотна и тому подобного увеличивает цену работ. Последняя, в свою очередь, как негласный индикатор качества, подхлестывает спрос, обеспечивая практически бесконечное число комбинаций для осуществления стратегии демонстративного потреб­ления. Возникает дилемма курицы и яйца: что первично – вдохновенная идея, принятая и признанная участниками рынка, или новая цена, для которой требуется эстетическая опора?

Бихевиоральный эксперимент английского Courtauld Institute of Art, увы, говорит в пользу второго варианта ответа. Показательное тестирование проходило в два этапа. Для первой группы респондентов в пространстве галереи были представлены пары работ разных мастеров, схожие по стилю, жанру, сюжету и другим художественным характеристикам. Посетителям предлагалось проголосовать за то произведение, которое им ближе. При этом информантам была предоставлена полная искусствоведческая экспликация за исключением цен. Для следующей группы тест был повторен с той лишь разницей, что оценка была открыта. «Непредсказуемо», но единодушный выбор «культурных» потребителей каждый раз падал на дороже стоящую половину пары.

А что же Автор и его бессмертие? Искушение доить недойную корову – навсегда одно из сильнейших. Сам премудрый Соломон посрамил конец своего славного правления, разменяв ум на страсть. Непомерные затраты на строительство языческого храма для любимой жены-чужестранки истощили некогда богатую казну. Сразу после смерти государя вспыхнуло восстание, и сильная империя распалась на два слабых царства. Загадочны и трогательны подписи произведений мастеров той эпохи, древнего мира, согласно которым годы жизни великих художников как будто «сдвинуты» вперед. Из поколения в поколение Ученик, считая, что сам он ничего не привнес в Искусство, подписывал работу именем Учителя. Ученик становился Учителем, и История повторялась.

Валерия Колычева, экономист, искусствовед, старший научный сотрудник Центра эконометрики и бизнес-аналитики СПбГУ