Давайте начнем с описания масштаба проблемы. Сколько клиентов вашей компании пострадали от блокировки активов в западных депозитариях? О каких суммах речь?

В деньгах по текущему курсу это порядка 240 млрд руб­лей. Из них примерно 45% приходится на клиентов ПИФов, а 55% – доверительного управления.

При каких обстоятельствах началась блокировка?

Практически с самого начала СВО. Уже к вечеру 24 февраля прошлого года оба европейских депозитария – бельгийский Euroclear, на который приходится около 91% активов наших клиентов, а следом и Clearstream из Люксембурга – перестали проводить депозитарные операции из России без объяснения причин. Они просто отключили российский сегмент. При этом не отвечали на письма ни Национального российского депозитария (НРД), ни участников рынка.

Когда начались попытки разблокировать активы?

В начале июня прошлого года, когда под санкции попал уже сам НРД, его счет в Euroclear был официально заблокирован, после чего стало понятно, что единственный способ как-то его использовать – это получить лицензию от властей Бельгии на перевод денег клиентов из НРД на счет какого-то другого депозитария не под санкциями. Собственно, с этого момента для многих и начался процесс разблокировки активов. Флагманом выступил сам НРД, который в августе прошлого года подал заявление, оспаривающее наложенные на него санкции.

На какой стадии находится этот судебный процесс?

Пока только на стадии подготовки и до рассмотрения еще не дошел. Думаю, он будет длиться еще какое-то время, причем продолжительное.

Прошлой осенью все профессиональные участники рынка позаботились о том, чтобы в том или ином виде попробовать добиться разблокировки. Мы, первыми среди российских управляющих компаний, подали соответствующее заявление в Euroclear еще 30 ноября прошлого года, а 7 декабря направили такую же заявку в Минфин Люксембурга. Проект по разблокировке клиентских активов является ключевым для компании и по сей день.

В чем юридическая коллизия? Что вы пытаетесь сделать?

В ЕС существует евродиректива – это аналог нашего федерального закона, – в рамках которой все это время принимались «санкционные пакеты» в отношении российских физических и юридических лиц, в том числе против НРД. По сути это нормативный акт, описывающий порядок и условия введения санкционных ограничений со стороны Евросоюза, а также там устанавливаются и возможные обстоятельства, причины и порядок вывода из-под санкций.

В числе прочего там прописано, что делать тем, кто пострадал от санкций, введенных в отношении третьих лиц. Это как раз наш случай: наши клиенты, не являющиеся санкционными лицами, пострадали из-за санкций в отношении НРД, с которым они формально никак не связаны.

Директивой определен порядок получения так называемой лицензии, когда необоснованно пострадавшие люди могут забрать свои активы у заблокированного лица и дальше ими распоряжаться. Собственно, этой опцией мы и пытаемся воспользоваться.

Как именно?

Российская Федерация не признает санкций, введенных против нее и против ее граждан и организаций. Это непризнание существует и на уровне заявлений, и на уровне законодательства, в соответствии с которым, если некая страна ввела санкции против одной из сторон спора и это препятствует доступу к правосудию в этом иностранном государстве, спор может рассматриваться в Арбитражном суде Москвы. Разумеется, по российскому законодательству, которое, по сути, говорит о том, что санкции незаконны.

Мы воспользовались этим правом и подали иск к Euroclear в московский арбитраж от имени наших клиентов. В нем мы заявляем, что Euroclear в нарушение своих договорных обязательств создал условия, в которых наши клиенты утратили возможность распоряжаться своими активами и получили убытки в связи с этим.

Также мы подали заявление в Бельгию в рамках регламента на разблокировку активов. Мы просим либо перевести их в российский депозитарий, не НРД, либо разрешить нам их продажу какому-то европейскому контрагенту.

Вам отвечают?

Пока никаких ответов мы не получили, хотя c 7 января, когда мы подали заявление, прошел уже без малого год при нормативных сроках ответа в четыре месяца.

В то же время мы видим, что другие участники рынка, в первую очередь физические лица с гражданством или видом на жительство в ЕС, какие-то ответы все-таки получают. Формально им даже подтверждают их право на перевод заблокированных ценных бумаг и денежных средств из НРД в депозитарий, который они указывают, чаще всего это крупные швейцарские банки. И даже выдают соответствующую лицензию.

И что?

А дальше с этой лицензией надо идти в Euroclear, обосновывать им необходимость перевода и переводить бумаги. И пока на этом этапе возникает много сложностей даже у тех, кто лицензии получил. Европейцы не спешат с переводом бумаг, все тонет в бюрократической волоките. В итоге на практике восстановить контроль над активами получилось лишь у немногих физических лиц.

Обращение с иском в московский арбитраж – это такой жест в ответ на тишину со стороны бельгийцев?

Да. Мы надеемся, что это будет неким стимулом для Euroclear, чтобы начать с нами разговаривать и как можно быстрее запустить весь процесс. Потому что, если мы выиграем – вероятность этого очень высока, – то получим право использовать активы и денежные средства Euroclear в России в обеспечение своего иска.

Это имущество существует?

Существует. С точки зрения российского закона такое решение в нашу пользу было бы правосудным. В то же время мы настроены на то, чтобы прийти к решению, которое было бы справедливо для обеих сторон. Мы рассчитываем на этот суд в первую очередь как на ускоритель диалога. Хотя, если ситуация никак не изменится, у нас не останется других вариантов.

В какие сроки вы рассчитываете уложиться?

Думаю, у нас есть хорошие шансы просудиться в первой инстанции до конца января – февраля 2024 года. Если Euroclear пойдет в апелляцию, это добавит еще 3–4 месяца к процессу вынесения окончательного решения.

Если предположить, что дело двинется по лучшему из возможных сценариев и вам удастся договориться с Euroclear о разблокировке, как будет происходить возврат активов? В особенности иностранных бумаг?

У нас в заморозке очень большой пакет – около 3 тыс. наименований ценных бумаг. Там есть и суперликвидные бумаги, типа акций Apple, IBM, Microsoft и т. п. И менее ликвидная часть – достаточно специфические бумаги, как правило, находящиеся в портфелях индивидуальных клиентов, которые сознательно шли на такие стратегии.

Это будет очень индивидуальная история. До появления лицензии и конкретных условий говорить о том, как будет выглядеть процесс, прежде­временно. Мы, естественно, прорабатываем различные сценарии вывода. Но в любом случае мы будем прилагать все усилия, чтобы все клиенты, кто захочет выйти из стратегий, смогли бы это сделать на тех условиях, которые у нас изложены в договорах.

Что все это время будет происходить с активами? В фондах, например, есть не только иностранные бумаги.

Несмотря на блокировку, активы все это время продолжают работать. Мы осуществляли активное управление теми бумагами, которые торгуются. И это дало очень неплохой результат – за счет активного управления нам удалось увеличить стоимость торгуемых активов. То есть, несмотря на то, что операции по какому-либо фонду или стратегии были приостановлены, управляющие работали с теми бумагами, которые торговались. Например, прирост стоимости заблокированного фонда «Потребительский сектор» за это время составил около 70%.

Значительная часть замороженных активов находится в паевых фондах. Что будет с ними?

Действительно, после 24 февраля у нас прекратились операции в ряде открытых и биржевых паевых инвестиционных фондов. По сути, после заморозки из открытых они превратились в закрытые ПИФы, то есть клиенты не могут из них выйти. Чтобы решить эту проблему, Банк России выступил с инициа­тивой создать так называемые амортизационные фонды. В них должны быть выделены иностранные заблокированные активы в отдельный ЗПИФ-А, если доля таких активов не очень большая. Или же фонд из биржевого или открытого полностью конвертируется в ЗПИФ-А, если доля заблокированных активов очень высокая.

Всего в замороженном состоянии у нас находится 21 фонд. Согласно предписанию ЦБ, до 15 октября мы подали все амортизационные фонды на регистрацию и начали процесс разделения активов.

Что это будет значить для клиентов?

Мы возобновим операции по той части фондов, в которых есть ликвидные российские активы, после чего клиенты смогут проводить с ними операции, как раньше. Здесь важно понимать, что после разделения активы в рамках каждого отдельно взятого продукта, в который инвестировал клиент, – например, ПИФ «Потребительский сектор» – будут разделены на две части. Одну – в форме открытого паевого фонда и вторую – в форме ЗПИФа. Этого не надо пугаться. Проще говоря, если раньше у клиента было два пая открытого фонда «Потребительский сектор», то теперь будет два пая открытого фонда «Потребительский сектор» и два пая ЗПИФ-А «Потребительский сектор». С открытым фондом он сможет проводить операции, как раньше.

Подводя черту, что бы вы посоветовали своим клиентам, которые ждут разморозки своих активов?

Блокировка активов – процесс нетривиальный для всех сторон, поэтому необходимо набраться терпения. Мы уже сделали максимум возможного для решения проблемы. Больше, чем мы сделали, на этом этапе сделать нельзя. Все наши клиенты участвуют в процессе разблокировки активов бесплатно – все издержки УК «Первая» берет на себя. Более того, в прошлом году мы не взимали комиссию в заблокированных фондах вообще, а в заблокированных стратегиях доверительного управления снизили ее до минимума – 0,1%.

Я и моя команда прикладываем много усилий для того, чтобы ситуация с блокировкой активов благополучно решилась в пользу наших клиентов.