Роман о главном


Состояние Романа Авдеева оценивается в 1,3 млрд долларов, что обеспечивает ему 69-ю строчку в списке самых богатых бизнесменов России по версии Forbes. А вот по количеству детей – у него их 21 – бенефициар Московского кредитного банка первый во всех международных рейтингах миллиардеров. На таком фоне часто меркнет прочая информация об этом человеке, который к тому же спортсмен и философ. Егор Лысенко побывал в гостях у Романа Авдеева, и тот рассказал, на что тратит деньги, почему не планирует оставлять детям наследство, как стал невоинственным вегетарианцем и зачем ему лыжи, когда идешь пешком, а снега – по пояс.

09.07.2012





Помимо очевидного – семьи и бизнеса – в списке ваших интересов и философия, и спорт, и многое другое. Вы очень разносторонний, а что для вас самое главное?

На первом месте для меня, конечно, семья, а все остальное – только инструмент, хотя работа и доставляет мне удовольствие.

При этом я слабо представляю себя в роли няньки, которая сидит дома и занимается в первую очередь воспитанием. В основном я занимаюсь какими-то концептуальными вопросами: провожу серьезные разговоры, когда детям требуется мужское влияние. Вот говорят: с ребенком нужно проводить много времени, купать его и т.д. На мой взгляд, с ребенком необходимо проводить время тогда, когда это ему нужно. А просто количеством часов отцовскую заботу не измерить.

Получается, вы осуществля­ете в семье скорее стратегическое управление?

Нет, стратегическое управление – за моей женой, и именно на ней держится семья. Я же в определенном смысле страшилка для детей. Потому что когда нужно похвалить, для этого достаточно и воспитателя. А когда требуется побеседовать, наказать – это моя задача. Моя прерогатива – разбор полетов. Это ответственная миссия, и я ее совершенно не боюсь. Хотя и понимаю, что, когда доходит до коррекции, наказания, важно, чтобы ребенок не обижался. В то же время если мои дети вырастут самосто­ятельными людьми, но у них при этом останутся воспоминания о том, что где-то папа был слишком жестким, то это меня вполне устроит.

Я стараюсь не занудствовать, разговаривать с ребенком как с партнером, как со взрослым человеком, даже если он на самом деле совсем еще маленький. У меня это не всегда получается, и не всегда мои дети слышат, что я хочу сказать, но потом до них все равно доходит.

Впрочем, если поговорить со старшими, то наверняка выяснится, что я делал какие-то ошибки.
При этом я бы не определял свое присутствие в семье какой-то ролью. Роль – это ограничение.

17 из 21 ваших детей – приемные. Вашему примеру следуют?

Я думаю, нет. Более того, беседуя с потенциальными приемными родителями, я многих людей от такого шага отговорил, потому что каждый должен дойти до этого сам. Самое важное тут – принять человека. И те, кто произносит вещи из разряда «а вдруг окажется больной?» или «я хочу голубоглазую девочку», принять в свой дом ребенка как раз и не готовы. Ведь когда мужчина и женщина планируют рождение ребенка, они же не переживают о том, что у чьей-то бабушки мог быть какой-нибудь дефектный генетический код. При усыновлении ребенка также не должно быть сомнений.

Такова моя жизнь, но это не хорошо и не плохо, и уж точно не значит, что все должны бросаться усыновлять.

Иногда я встречаю людей, которые с придыханием восклицают: «Ох, какой вы молодец!» (Еще хуже, когда уверяют, что мне это «зачтется Богом».) Ну это уже какая-то фигня. Молодец не молодец – при чем тут это? Просто таково мое решение.

В числе других ваших решений было стать вегетарианцем. Так или иначе вегетарианство касается и всех членов вашей семьи. Какова тут мотивация для детей?

Никакой, и вегетарианство – не обязательное условие, а всего лишь традиция. Более того, дети ходят в садик или в школу, где их кормят так же, как и всех. И я совершенно не считаю, что все люди должны становиться вегетарианцами. Все обязаны отказаться от мяса? Это полная чушь.

Сам же я не испытываю никакой потребности в мясе и не думаю, что оно необходимо человеку. Я запросто обхожусь без него и при этом не чувствую неудобства. Кроме того, таковы мои моральные убеждения. Я один раз сходил на охоту, убил зай­чика, и мы его съели. Это было просто развлечение, и такая форма развлечения – убийство и пища ради удовольствия – для меня совершенно неприемлема. Но это лично моя позиция.

Более того, в нашей реальности воспитание вегетарианцев подразумевало бы изоляцию от мира и почти что какое-то сектантство.

Получается, что в вашей семье нет детей-вегетарианцев?

Да. С другой стороны, у нас есть определенные традиции. Это как «пива нет» и «пива не-е-ет» – смотря как сказать.

Говорят, вегетарианство замедляет процесс старения. Может, в этом ваш тайный мотив?

Не ощущаю на себе этого эффекта. По-моему, это бред. Существует множество экстремистских точек зрения о том, что мясо – это яд, и о том, что вегетарианцы живут дольше… Я во все это не верю. Я получаю от этого удовольствие и не преследую практических целей, тем более косметических.

Вопросы диетологии тесно связаны со спортом, и тут вы тоже разносторонне развиты. Можете перечислить все покорившиеся вам дисциплины?

Я занимаюсь не столько спортом, сколько физкультурой. А разнообразие берется из того, что скучно ведь заниматься одним и тем же. Я хожу в спортзал, катаюсь на велосипеде, бегаю по дорожке, практикую йогу (трижды в неделю, если я дома), фитнес, греблю на байдарке. Это вопрос растяжки, поддержания формы, общей легкости. Мне так просто легче жить и работать – это и есть моя цель. А никаким спортсменом я уже не стану, да и не хочу этого.

Сейчас я собираюсь пройтись по дороге G20 на Корсике. Красивое место, судя по картинкам.

Существует некое поверье, что каждый миллионер, тем более миллиардер, должен играть в гольф, поло или заниматься парусным спортом. Что думаете по этому поводу?

Если я хотя бы представляю себе правила игры в гольф, то про поло вообще ничего не знаю. Парусный спорт – да, красиво, но мне к нему приобщиться не довелось.

Деньги дарят свободу. В том числе и свободу выбора, чем заниматься. Вы же говорите о движении «наоборот»: мол, если у меня есть деньги, то я должен то, то и то.

В свое время вы писали о том, что деньги – не цель, а средство, но в то же время отмечали, что деньги – мерило успеха. Нет тут никакого внутреннего противоречия?

Деньги – это мерило успеха в бизнесе, так как любое дело – генерирование кэш-потока. Но выходить за пределы бизнеса, оценивая успех в денежном эквиваленте, нельзя.

Бывает, занимается человек философией, нет у него денег, и спрашивают его: «Раз ты такой умный, чего такой бедный?» Это, конечно, несправедливый упрек. Тех, кто добился высот в умственных упражнениях, не интересуют деньги. Из уважаемых философов я не знаю ни одного, кто занимался бы бизнесом. Вот Спиноза, чтобы было на что жить, шлифовал линзы. И Эйнштейн говорил, что если человек занимается творчеством и не получает за это деньги, то это очень хорошо, так как наделяет его свободой. Сам же Эйнштейн получал деньги за то, что был великим ученым, но считал, что это ему очень вредит и лучше уж, как Спиноза, зарабатывать физическим трудом.

Каков главный вывод? Художник, по-вашему, должен быть голодным?

На мой взгляд, нет. Когда художник продает свое искусство – это нормально. Но когда он вынужден что-то создавать ради пропитания – это вред. Я очень люблю Достоевского, но он был вынужден работать из-за денег. И я считаю, что если бы его не подгоняла необходимость создавать, чтобы продавать, его произведения вышли бы лучше.

«Лебединое озеро» Чайковского написано на заказ. Тоже денег не было…

Таких примеров масса. Но ведь Чайковский написал «Лебединое озера» не потому, что ему хотелось есть, а потому, что он был гений.

Ему в итоге не понравилось то, что получилось. Впрочем, он был чересчур строг к собственному творчеству. Вы тратите деньги на искусство?

В кино хожу, в театр хожу.

О’кей. Вы тратите большие деньги на дорогостоящие произведения искусства?

Нет, конечно. Не вижу никакого смысла. Я не коллекционер. Это не мое, мне это неинтересно, и мне достаточно того, что я вижу в музеях. И ни один коллекционер не может себе позволить то, что сегодня вывешено в общественном доступе.

Кстати, посещение музеев – недавнее изобретение (ему всего 200–250 лет) и, как мне кажется, недолговечное. Музеев в их сегодняшнем понимании не будет, они трансформируются в места проведения каких-то креативных мероприятий. А помещения, где люди ходят и смотрят на экспонаты, вырванные из реальности, – это кратковременное явление.

Вам нравится такая перспектива?

Конечно. Когда я первый раз был в Париже, то, как и все, пошел в Лувр посмотреть на Мадонну. И ничего не увидел. На мой взгляд, она уже не является произведением искусства, потому что по ней невозможно выдавать самостоятельных и независимых оценок. Про нее столько уже сказано, она висит за настолько толстым стеклом и так много вокруг нее людей, которые стоят и пялятся, что я смотрел на нее и ничего в ней не увидел. С тех пор я был в Лувре раз двадцать, но на Мадонну уже не смотрел.

Я считаю, что произведением искусства является то, о чем человек может независимо рассуждать, в отношении чего у него появляется самостоятельная эмоция. «Музей­ность», таким образом, убивает искусство, превращает наслаждение им в некое обжорство. Тем не менее в музеи я хожу, мне это нравится, но больше двух часов с перерывом на кофе я там не выдерживаю – пресыщаюсь.

А в отношении современного искусства вы можете выдавать независимые оценки и испытывать самостоятельные эмоции?

Мне вообще очень нравится современное искусство. Как мне кажется, это большее визионерство, чем то, что мы называем классическим искусством. Я не хотел бы мазать черной краской всех академических художников, но работы многих из них не рождают новых эмоций.

А группа «Война» рождает?

А группа «Война» рождает. К ней можно по-разному относиться, но она нас развивает. Что до хороших примеров из классического искусства, давайте возьмем «Крестьянские башмаки» Ван Гога (вообще у него много «Башмаков»). На них земля, грязь, видно, что в них ходили и изорвали их. И собственно башмаки здесь главным не являются – эмоции создают игра красок, игра цвета, вибрация. Именно в сторону этих факторов и развивается современное искусство, и этим оно мне очень нравится.

Другое дело, что здесь много перегибов. Был хороший прикол: в Музей современного искусства в Париже Марсель Дюшан притащил писсуар с Восточного вокзала, поставил там автограф, дату и сделал подпись «Фонтан». Вначале это был жест, это было искусство! Но его оттуда надо было убрать, а он лежит там до сих пор.

Вы говорили о том, что деньги дарят свободу в выборе спорта. А вы считаете, что они дарят свободу в оценке искусства? Скажем, кто-то жалуется на то, что невозможно насладиться «Игроками в карты» Сезанна, проданными за 250 миллионов долларов, потому что ценник затмевает собой творчество. Вы бы могли искренне любоваться этим полотном, проникнуть за завесу из 250 миллионов?

Это очень индивидуально. Мадонна Рафаэля в Дрезденской галерее на меня произвела неизгладимое впечатление, хотя она не менее известна, чем «Мона Лиза», и о ней тоже многое сказано. Да и стоит она не 250 тысяч… или 250 милли­онов – сколько там вы говорили? Картинный бизнес, вся эта капитализация – отдельный рынок, и никакого отношения к искусству он, мне кажется, не имеет.

Помню, когда я был маленьким мальчиком, родители пытались приобщить меня к прекрасному, водили по экскурсиям, и я тогда недоумевал: «Что я здесь делаю?» Ну ладно еще, если голая тетка нарисована – хоть какие-то эмоции будит, но эти пейзажи – я их вживую сотни вижу, когда на теплоходе плыву, зачем мне в музее еще на них смотреть? Тем не менее я старался выражать заинтересованность, вести себя прилично и не зевать.

Вы поддерживаете искусство как филантроп?

Нет, и не собираюсь.

В России и мире есть условия для эффективной филантропии?

О какой эффективности здесь вообще можно говорить? Благотворитель не должен ждать результата. Наибольшая ценность филантропии для меня заключается в том, что я ею занимаюсь. Конечно, я чувствую ответственность за приемных детей, но разве я могу наверняка сказать, что все у них будет хорошо? Слишком многое здесь зависит не от меня, а от того, какой путь они сами для себя выберут.

Деньги вас портят, как считаете?

По-моему, деньги никого еще лучше не сделали, только хуже. Каждый человек свободен в принятии решений, и деньги – это вызов.

Вы приняли этот вызов. Вы справились с ним?

Не полностью – для этого надо было бы быть святым.

Тут самое главное – не считать себя лучше других. Деньги дают возможности, и вот я могу позволить себе прогулку по G20, а кто-то не может. Но я от этого лучше не становлюсь.

Это можно оформить как совет состоятельным людям?

Человек, который начинает давать советы, как раз и считает себя лучше других. Кто я, чтобы давать советы? Конечно, существуют сферы, где я выступаю как эксперт и готов что-то советовать, но в том, что касается морали, можно дискутировать, но советовать нельзя.

А какой главный совет когда-то дали вам?

Хороший вопрос… Когда-то я служил в армии и ехал домой на побывку. Четыре часа в автобусе, делать нечего, кто рядом сел, с тем и разговариваешь. Настроение было приподнятое, и не помню уже, о чем именно я тогда говорил, но произнес: «Да, это все просто, это я все знаю». На что получил ответ: «Нет, все не просто. Так говорить нельзя».

Вы в чем-нибудь уверены с тех пор?

Тут надо разделить веру и уверенность. С тех пор я во многие вещи верю, а вот уверенности у меня сильно поубавилось.

Давайте, наконец, поговорим о финансах. Ваш главный актив – Московский кредитный банк, и вы запускаете private banking. Что подвигло вас на этот шаг?

Рынок private banking в России сейчас еще очень неразвит и потому имеет большой потенциал. Ни для кого ведь не секрет, что многие богатые люди пользуются услугами западных банков. Здесь включается эффект низкой базы: население развивается, и появляется отличная возможность войти на рынок.

Кроме того, развенчаны мифы о том, что западные банки надежные: примером тому послужили крушение Lehman Brothers и поглощение Merrill Lynch (он, по сути, обанкротился). «Старый» отныне не значит «хороший».

Каким будет входной порог в ваш private banking?

Даже и не знаю. Надо спросить.

Тогда скажите как банкир: по-вашему, сколько должно быть денег у человека, чтобы он считался богатым?

Для нас важнее не объем активов, а степень интеграции в банк. Когда мы определяем VIP-клиента, в первую очередь смотрим на уровень его вовлеченности: предположим, у одного человека есть миллиард долларов, но через нас он сделал один платеж за телефон, а у другого – миллион долларов, но он держит все свои деньги в МКБ. Ясно, кто из них для нас VIP.

Но есть же еще вопрос элементарной рентабельности. Private banking не может позволить себе работать с маленькими суммами – это просто невыгодно. С учетом этого, начиная с какой суммы в вас просыпается интерес к инвестору?

Я думаю, с миллиона долларов. Это традиционная черта, после которой начинается «богатство», и, мне кажется, она по-прежнему актуальна. Многие намеренно завышают входной порог из маркетинговых соображений и пытаются создать «сервис для избранных», и, я полагаю, такой подход скоро покажет свою неэффективность и сойдет на нет. Банковское обслуживание будет не для избранных, а для лояльных.

Здесь можно провести аналогию с автомобильной промышленностью. Посмотрите на фирму Mercedes: сегодня у них есть и Smart, и А-Класс. Они воспитывают поколение людей, которые сначала покупают маленький Mercedes, потом – большой. Так пытаются делать и другие автомобильные бренды. Они культивируют в потребителях в первую очередь лояльность, и в private banking – то же самое.

С другой стороны, я убежден, что общество потребления, которое никто не отменял, зиждется на потреблении не товаров или услуг, а эмоций. По­этому сервис «для избранных», «только для вас» останется, эксплуатация клиентского эгоизма не исчезнет окончательно, но эти посылы деградируют, сократятся до очень небольшого сегмента рынка. Эволюция потребительского сознания такова, что эмоция «мне это нравится» постепенно начнет преобладать над эмоцией «я лучше других». Таков важный драйвер в развитии мирового private banking, и западные страны здесь опережают Россию.

Насколько российский private banking отстает от западного?

Лет на пять. И эта относительно небольшая цифра обусловлена в первую очередь тем, что частное банковское обслуживание само по себе еще довольно молодо.

В чем основные различия менталитетов российских и иностранных банковских клиентов?

Наши люди более дисциплинированны, когда дело касается выплаты по кредитам. Это особенно заметно в сравнении с американскими должниками. Но вместе с тем мы и чемпионы по мошенничеству. К сожалению, мошенники вынуждают российские банки закладывать большую маржу в свои продукты, и выходит, что расплачиваются за недобросовестных клиентов как раз самые дисциплинированные заемщики.

Мошеннические схемы у нас отточены до совершенства, но куда опаснее то, что многие люди думают, что обмануть банк – это моральный поступок. И даже те, кто банки не обманывает, не осуждают мошенников, не понимая, что сами расплачиваются за их действия. Считается, что люди, заработавшие хорошие деньги, заработали их нечестно. А обманывать этих негодяев – уже честно. Этот аспект, уходящий корнями еще в крепостное право, лежит в области морали, но он очень сильно влияет и на финансовый сектор страны.

Эта мошенническая изобретательность добралась до private banking?

Нет, здесь все друг друга знают, и тут работают другие банковские технологии.

Клиенты частных банков не воруют, потому что не получается или потому что не хотят?

К сожалению, потому что не получается.

Как банкир, вы, должно быть, довольны, что система хорошо защищена?

Да, но как человек я хотел бы жить в цивилизованной и нормальной стране, где господствуют моральные нормы и люди воспринимают друг друга как партнеры.

Все ваши дети живут в России?

Да.

Они хотят отсюда уехать?

Старшие – нет, младшие – еще неясно. Они бывают за границей, но для них это пока абстракция.
Я, в свою очередь, хорошо себя чувствую в этой стране, со всеми ее недостатками, несмотря на то что прекрасно их вижу.

Выбор юрисдикции – еще одна форма свободы, которую дарят деньги.

Да, и я свободен в том, чтобы уехать, но делать этого не хочу. Мне здесь комфортно, но и даже если смотреть на этот вопрос только с точки зрения бизнеса, в России гораздо больше возможностей, чем в Европе или в Америке. Но любые возможности связаны с рисками, и если человек умеет управлять рисками (а я считаю, что мы умеем ими управлять), выгоднее остаться здесь.

Если же говорить о российском обществе… В молодости я хотел жить в Германии (это было модно), но в тот момент, когда я для себя определился, что никуда из России не перееду, мне стало легче: этот вопрос перестал наконец меня мучить.

Как вы планируете распорядиться своими накоплениями? О передаче имущества сейчас принято беспокоиться заранее, не дожидаясь старости. У вас к тому же очень сложная структура наследования, все-таки 21 ребенок…

Я детям вообще не собираюсь оставлять наследство. Каждый ребенок должен чего-то добиваться сам. Помогать – готов, и я активно этим занимаюсь, но я не хотел бы возлагать на ребенка такой груз ответственности. Если у человека есть предпосылки к тому, чтобы стать богатым, он достигнет этого самостоятельно, потому что главное в бизнесе – идея. А если предпосылок нет, то наследство не поможет, оно только создаст человеку пожизненный геморрой, и наследник будет жить не своей жизнью.

Моя задача как родителя крайне проста: сделать так, чтобы все дети выросли с пониманием того, что такое хорошо, а что такое плохо, и не обязательно, чтобы они при этом разделяли мою позицию, потому что я могу ошибаться.

Добиваясь чего-то от детей, я не аргументирую свое требование тем, что я прав. Все проще: делай как я сказал, потому что я так решил. Девочкам я объясняю, что им придется меня слушаться, потому что я их отец, а вот будешь сама себя обеспечивать, будешь и делать что захочешь. А мальчикам придется меня слушаться, потому что я пока физически сильнее, объясняю я своим сыновьям. Вот как только ликвидируете два эти преимущества, будете жить самостоятельно. Но я никогда не навязываю детям свою правоту, потому что ценю их собственное мнение. Если они вырастут и сохранят независимость суждений, я буду считать, что выполнил свой отцовский долг.

Вы уже знаете, на что хотели бы оставить наследство?

Нет. Даже не думаю об этом и пока не собираюсь помирать. Под падающие кирпичи я не бросаюсь. А когда что-нибудь случится, тогда и буду составлять завещание.

Мне кажется, что это очень русская позиция.

Да! Я же сказал, что я русский человек, я здесь воспитан. Вот вы меня поняли, а какой-нибудь ваш американский коллега назвал бы меня сума­сшедшим.

Вы хорошо чувствуете настроения русских клиентов. Сами будете руководить private banking своего банка?

Кто будет? Я буду? Нет! Считаю, что во всех бизнесах руководить должны наемные менеджеры. И в большом бизнесе всегда должно быть три уровня: уровень собственника, уровень совета независимых директоров и уровень менеджмента. Это позволяет избегать крупных ошибок и продуцирует важные дискуссии. Несколько раз я вмешивался в решение оперативных вопросов, но только по необходимости и с твердой верой в то, что это временное явление. Тут как с детьми: когда усыновляешь, главное – принять. Когда нанимаешь менеджера, главное – доверять. Впрочем, некоторые мои знакомые предприниматели со мной не согласны и сами всем управляют, мол, я основал и я лучше всех в этом разбираюсь. В этом тоже есть своя логика.

Вы инвестируете во что-нибудь, кроме собственного бизнеса?

Нет.

То есть весь ваш капитал – это либо кэш, либо бизнес?

Да.

Значит, вы не клиент частного банка?

Нет, и своего – в том числе. Не вижу смысла. Я верю в свой бизнес, зачем мне вкладывать деньги куда-нибудь еще?

Создается впечатление, что многие решения вы принимаете импульсивно.

Эмоции играют довольно большую роль в моей работе, но импульсивных решений в бизнесе я стараюсь не принимать. Иногда, когда после раздумий я озвучиваю свою позицию, некоторым ошибочно кажется, что я принял решение на эмоциях, но это только видимость – просто я эмоци­ональный человек.

На что вы тратите деньги?

Какие-то деньги я трачу на себя в связи с работой: это костюмы, машина… Если бы не работа, эту статью расходов я бы сократил. У меня один автомобиль (двухдверный Mercedes SL), водителя нет, яхт и самолетов – тоже.

Больше всего средств я расходую на воспитание и образование моих детей. Например, с каждым из них дома работает английский персонал. У детей, в отличие от меня, есть два водителя, которые занимаются их перевозкой.

А еще я трачу деньги на путешествия – очень люблю ездить по России, но это достаточно дешево. Я предпочитаю более спартанские, спортивные условия, на яхтах не катаюсь, лежачим отдыхом не интересуюсь.

Какой главный мотивирующий фактор заставляет вас заниматься активным спортом в спартанских условиях? Не бывает такого, что, восходя на очередную вершину и обливаясь потом, вы спрашиваете себя: «Зачем мне все это?!»

Был такой случай. В горах я люблю кататься на лыжах вне трассы и однажды на курорте в Альпах, сойдя с накатанного маршрута, доехал до обрыва – дальше уже некуда. Ну, надо снимать лыжи и подниматься обратно наверх. Так я и сделал. Снега – по пояс, тащу с собой лыжи, палки, и иду я таким образом в гору уже час, весь вспотел, думаю: «Ну, епрст, я богатый человек! Выброшу эти лыжи из проката, на хрена я их тащу? Приду в прокат и скажу: “Выбросил я ваши лыжи! Скажите мне, сколько они стоят, я заплачу! Дайте мне новые, а те я выбросил!” Но нет, стыдно будет, я не мужик, что ли?» В итоге, спустя два часа, я все-таки добрался обратно с этими лыжами, съехал по общей трассе и, пропустив обед, сразу пошел спать. И был очень горд тем, что не выбросил лыжи.

Но при этом я очень рационален в таких вопросах и считаю, что спорт должен доставлять удовольствие. В этом году я совершал восхождение на Монблан (по не очень сложному маршруту), до вершины оставалось всего часа два, а вокруг ветер, метель… Я подумал и пошел вниз. До сих пор размышляю об этом решении. Ведь, с одной стороны, удовольствия от дальнейшего восхождения я бы не получил, а с другой – осталось ощущение чего-то незавершенного. Когда я разворачивался и шел обратно, мне это казалось правильным: на вершине Монблана я и так бывал, чего я там не видел? А сейчас, сидя в теплом кресле, считаю, что надо было идти до конца.

Атлас



Егор Лысенко
09.07.2012

Источник: SPEAR’S Russia

Комментарии (1)

Shanna 15.01.2014 06:02

Woot, I will ceiratnly put this to good use!


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз





«Изучение богатых россиян проливает свет на мысли глобальных элит»


_nig0790
 

После прочтения книги «Безумно богатые русские» у редакции WEALTH Navigator возникло немало дополнительных вопросов к автору. Элизабет Шимпфёссль любезно согласилась ответить на них во время пространного интервью.