«У меня есть мечта: сделать благотворительность в России профессиональной, мощной и системной»

Рубен Варданян


Точно в соответствии со своим планом Рубен Варданян стал в 2014 году меньше заниматься бизнесом и больше времени и сил отдавать филантропии. Его проекты реализуются семейным фондом RVVZ (фондом Рубена Варданяна и Вероники Зонабенд) и фондом IDeA (Initiatives for Development of Armenia), в которые инвестбанкир привнес порядок и строгость больших финансовых компаний. Одна из главных задач на будущее – построение в России и на всем постсоветском пространстве индустрии благотворительности.

08.04.2014





Во всей этой многомерной деятельности были ли у вас личные цели и мотивы, которые имели особую важность и влияли на выбор направления?

Так получилось, что я в жизни всегда четко знал, чего хочу, видел свое будущее. Я всегда знал, что хочу менять мир, мне нравится, что можно оставаться нормальным человеком, делая бизнес или живя в стране, где не все нормально. Поэтому для меня было крайне важно найти какой-то смысл, измеримый не только в деньгах или названиях должностей. Тут особенно важным стало доверие людей. Для меня большая радость – убеждать очень значимых и очень разных людей участвовать вместе со мной в каких-то проектах. Это дает силы.

Я вижу, как много всего можно делать коллегиально, и самое главное – можно увидеть результаты своего труда. Это тоже серьезный драйвер. И, наконец, моя работа для меня – очень важный элемент стабильности. Я хочу, чтобы мои дети имели возможность здесь жить, и считаю, что могу помочь нашей стране стать лучше.

Мое большое конкурентное преимущество в том, что множество людей мне доверяют. Конечно, я могу говорить им, что у меня есть реализованные проекты, и это не просто мечты. Люди, когда дают деньги, понимают, что их потратят на сам проект, а не на операционные расходы. В этом смысле донорам комфортнее, а это как дополнительные очки в игре, и я с удовольствием их использую, чтобы делать то, что делаю.

Вы с первых лет «Тройки» занимаетесь благотворительностью. Мотивы за это время менялись?

Поначалу выбор проектов, которым мы готовы были помогать, был более эмоциональным. В 1990-е сложилась катастрофическая ситуация с детскими домами, и мы оказывали им помощь. Приходили люди, рассказывали свои истории, и мы вовлекались в них. Со временем поняли, что нельзя объять необъятное и нужно сосредоточиться на ограниченном числе проектов. С 2000-х начали работать более системно, хотя, бывало, спотыкались и спотыкаемся до сих пор. Просто мы философски понимаем, что нет ничего идеального. Нельзя взять и обидеться на кого-то и на этом основании больше ничего не делать.

Хотя есть и другая точка зрения: я заплатил все налоги и могу обеспечить выполнение своих обязанностей перед обществом – защиту бедных и больных, защиту стариков. Почему я должен дополнительно тратить свои средства, а государство может оставаться неэффективным? Моя задача – получить максимальную прибыль для акционеров. А потом пусть каждый уже тратит деньги как хочет – это вопрос культуры. Наверное, такая теория тоже имеет право на жизнь.

Вы в 2012 году говорили, что многие устали отдавать деньги в никуда. А хотят отдавать на идею, у которой, по их мнению, есть шанс стать историей успеха. Как это оценивается?

Отсутствие четкой системы оценки – это еще одна проблема, и в ней есть разные аспекты. Один вопрос – сколько средств дать и на что. Другой – могут ли менеджеры эффективно распоряжаться деньгами. Третий – как измерить успех и наладить связь с донорами, чтобы они понимали, насколько эффективно работает тот или иной фонд или организация. Ты отдал деньги, но когда до тебя дойдет информация, как они были использованы, – неизвестно. Потом, как измерить результативность тех или иных проектов? Не все они дают моментальный эффект, и не всегда эффект измеряется количеством тех, кому была оказана помощь. Есть проекты, кажущиеся успешными на первый взгляд, но потом выясняется, что они решили одну проблему, а другую нет.

Увы, процент реализации любых проектов в России очень низкий. Наша страна – это сплошные вырытые и брошенные «котлованы». Слишком часто бывает, что проект начинают и не заканчивают, нет последовательности в реализации проектов. Для России, где требуются большие качественные, фундаментальные изменения, будет лучше, если вопрос эффективности, оценки деятельности будет первичен: как относиться к результату, надо ли освоить бюджет или не надо, сделать проект в срок или попозже, но лучше? Конечно, когда ты делаешь все сам, у тебя есть преимущество, потому что ты работаешь как предприниматель. В этом смысле моя задача и задача моей жены Вероники – стимулировать процесс, сделать все более эффективно, профессионально, как принято в коммерческих предприятиях. Тут очень большое поле для работы.

Вы сказали, что не хотели бы передавать деньги менеджерам. Как эту проблему понимают другие состоятельные россияне? Как вообще встречаются эти две сущности – доллар и фонд?

Есть личные фонды, например семейные, есть коллективные, аккумулирующие пожертвования множества доноров, существуют еще и благотворительные фонды корпораций. Воп­рос в другом. Менеджеры фондов ограничены мандатом, они всегда должны действовать четко по инструкциям, чтобы не быть обвиненными в том, что просто потратили деньги. У любого фонда свой мандат, свое направление. В этом смысле менеджер действует по заранее написанному сценарию, но жизнь намного богаче и разнообразнее. Поэтому в моей модели я более гибок.

У фонда IDeA много начинаний, мы получаем деньги от большого количества людей, которые чувствуют свою сопричастность нашим проектам. Мы донесли до наших доноров очень важную вещь: все их деньги до последней копейки идут на проект. К сожалению, для многих фондов в России вопрос распределения собранных средств стал большой проблемой. Например, благотворительный ужин обходится зачастую во столько же, сколько собирает пожертвований. В итоге все пришли поужинать, собрали деньги, а на благотворительность в реальности пошел очень маленький процент от собранных средств. В этом смысле наша модель прозрачна: все деньги доноров идут на благотворительность, а не тратятся на операционные расходы.

Российской благотворительности нужна инфраструктура. Это тоже ваши слова. О чем шла речь?

Обычно благотворительность в нашей стране воспринимается как очень эмоциональный, душевный порыв, связанный с желанием помочь или сохранить что-то. Об управленческом аспекте этой деятельности, как правило, никто не думает. Тем не менее здесь, как и в любом серьезном деле, нужна налаженная инфраструктура. Правильный CRM, правильная бухгалтерия, правильные IT – все это должно быть выстроено не менее профессионально, чем в любой коммерческой структуре.

В России много ярких людей, в том числе артис­тов и врачей, которые хотят помочь. Под их имена привлекаются деньги и раскручивается история. Нередко за дело берутся друзья и родственники этих людей. Получается у них, к сожалению, не очень хорошо и профессионально. Кроме того, многие из тех, кто работает в сфере благотворительности, руководствуются принципом «я мало получаю, поэтому работаю сколько могу». Еще хуже, когда в процесс влезают жулики и авантюристы. Такие истории заканчиваются разочарованием, ощущением, что ты потратил деньги, силы и время на что-то ненужное. В то же время любой менеджмент – головная боль для людей творческих, поскольку это огромные ограничения и системность.

Мы же пытаемся создать механизм, который существует на Западе, когда все операционные функции отдаются на аутсорсинг. Ты можешь просто пользоваться услугами внешней организации. Главное достоинство такой модели в том, что бухгалтерия, информационные системы и все прочее уже обеспечены, а ты занимаешься благотворительностью в том объеме, в котором хочешь.

В «Тройке Диалог», а затем после слияния со Сбербанком, и в Sberbank CIB мы помогали и помогаем фонду «Подари жизнь», фонду Константина Хабенского, «Артисту». Участвуем прежде всего управленческим опытом и оплачиваем работу специалистов, которых эти фонды были не в состоянии сами привлечь или не считали нужным. У меня есть мечта: сделать благотворительность в России профессиональной, мощной и системной.

На какой срок эта задача?

Пройдет еще 3–5 лет минимум, прежде чем все заработает.

Инфраструктура, которая будет создана, может быть экспортирована на постсоветское пространство и в другие страны?

Скорее нет, чем да. Потому что у каждой своя история, своя специфика. Тот же английский Charities Aid Foundation (CAF), работающий в России, сильно отличается от «материнского» фонда, потому что везде свои особенности и, соответственно, управление. На постсоветском пространстве эта инфраструктура, возможно, и приживется, но идти дальше вряд ли стоит.

В каких направлениях вам хотелось бы увидеть больше активности?

Одно из них – образование. Я был в Англии, общался с очень серьезным банком, который занимается благотворительностью. Мне рассказали, что за последние 10 лет бизнесмены с постсоветского пространства так или иначе стали донорами различных английских школ на миллиард фунтов. Понятно, что тут решается вопрос обмена: люди добиваются того, чтобы их дети учились в хороших школах. Однако такая ситуация ясно показывает, что мы недовкладываем в наше образование.

Есть и другие проблемы, которым, на мой взгляд, уделяется недостаточно внимания. Например, проблема инвалидов – их место и роль в обществе очевидно должны быть большими, – а также проблема стариков и ветеранов. Они остались одни и требуют ухода.

Какое направление выбрали себе вы и есть ли у вас «конкуренты»?

Я для себя решил, что хочу потратить большую часть времени и денег на образование. И в этой области, надо признать, работают многие люди, например, Герман Греф, Дмитрий Зимин, Владимир Потанин. Есть уникальные проекты, и есть неизвестные мне люди, которые успешно занимаются своим делом. Сейчас остро не хватает площадки, где можно было бы обсуждать вопросы, связанные с благотворительностью и передачей наследия, проводить исследования, делиться опытом и ошибками. Вот почему мы создали в школе СКОЛКОВО Центр управления благосостоянием и филантропии, и я считаю это очень важным начинанием. Центр возьмет на себя темы наследования как такового, наследования бизнеса, благотворительности и управления состоянием – это правильная площадка, где многое можно будет сделать.

Вообще же мы в наших фондах четко сформулировали три цели. Во-первых, построение индуст­рии благотворительности, то есть попытка помочь созданию регулирования, инфраструктуры, специальных механизмов, которые предоставят различные возможности участия в благотворительных инициативах и в России, и на всем постсоветском пространстве.

Во-вторых, как уже было сказано, образование – в России, в Армении и в других странах. Уверен, что тут на глобальном уровне будет мощная конвергенция разных проектов, обмен важными идеями.

В-третьих, социальное предпринимательство. В Армении уже есть социально-предпринимательский проект – Татевская канатная дорога, где CAPEX – благотворительность, а OPEX – самостоятельно полученный доход. Думаю, это важная тема, здесь речь идет о создании новых механизмов измерения успеха. Людям надо посмотреть на это не только как на коммерческую, но и как на социальную историю. Потому что голый капитализм – неприглядная вещь. Если только деньги правят обществом, то получается, что мы должны поклоняться золотому тельцу? Не наши ценности.

Несмотря на то что тема благотворитель­ности всплывает на каждом деловом форуме, мало кто поддерживает осмысленный разговор на эту тему. Люди не обсуждают оснований своей деятельности, то, какими рамками они ограничены, многое происходит не вполне сознательно.

В России есть несколько системных проблем. Во-первых, даже старейшим фондам не так много лет, и невозможно делать какие-то выводы и обос­новывать системные подходы. Просто не накоплена критическая масса.

Во-вторых, понятие благотворительности до сих пор размыто и вбирает в себя совершенно непохожие направления деятельности, которые связаны с тем, что ты творишь благо, но при этом формат у них разный. У людей в голове каша из меценатства, спонсорства, благотворительности, социального предпринимательства. Помимо личной есть еще и корпоративная благотворительность, связанная с социальной ответственностью. Вдобавок существует такая полуналоговая система, когда благотворительностью занимаются по звонку государственных чиновников, – это обязательная часть бизнеса.

В итоге получается смесь из всего на свете: то мы говорим про благотворительность, связанную со звонками из администрации, то про благотворительность корпораций, то про личную благотворительность, когда ты оказываешь помощь тем, кого знаешь сам, то про реакцию на какие-то катаклизмы, то про системную работу. Очень много тем сваливаются в кучу, а в итоге каждый говорит о своем. Отсутствие единого понятийного пространства мешает формировать профессиональный долгосрочный подход к благотворительности.
Мне, например, говорят: «Рубен, ты не занимаешься благотворительностью. Благотворительность – это очень просто. Ты отдал деньги цер­кви и не вмешиваешься ни во что, или ты отдал деньги больному ребенку – вот тебе благотворительность. А когда ты строишь школу, в которой родители будут платить тысячи долларов за обучение своих детей, – это не благотворительность». Я не могу понять, почему. Международная школа в Дилижане получает деньги, а я как инвестор не получу своих вложений обратно. То есть деньги, которые я дал на стро­ительство школы, – для меня расходы, которые никогда не будут компенсированы. Более того, я понимаю, что если школа начинает зарабатывать и финансировать себя сама, то есть не зависит от меня финансово, то это даже лучше. Вдруг у меня кончатся деньги? Это понимание отсутствует у людей.

Благотворительность по звонку – не является ли она удобной для компаний, которым иногда нужно просто разово во что-то вложиться?

Я думаю, что нет. Люди хотят делать то, что им нравится, а не то, к чему их принуждают. Правда, кто-то начинает решать с помощью благотворительности в том числе и свои
GR-вопросы. Если, например, знает, что жена губернатора поддерживает то-то и увлекается тем-то. К сожалению, все это существует. Особенно в регионах.

Каково состояние корпоративной благотворительности в России, если не учитывать ту ее часть, что делается по звонку?

Она растет. Есть очень хорошие примеры. Скажем, в «Тройке Диалог» люди собирали деньги на какую-то инициативу, а компания удваивала эту сумму. Так ты сразу стимулируешь людей принимать решение, выбирать направление
деятельности и поддерживаешь само это направление. Вызовы, которые стоят перед корпоративной благотворительностью, в чем-то те же самые, что и у частной, в чем-то другие. Конечно, здесь есть вопрос правильной аллокации расходов и ресурсов, к тому же надо видеть, что люди занимаются работой не формально, а реально. Однако при этом в корпоративной благотворительности большая доля коллегиальности, что, безусловно, является плюсом.

Очень много состоятельных людей по всему миру за последнее время сделали заявление, что отдадут свое состояние разного рода благотворительным фондам. Мотивы самые разные. Те, которые назывались героями нашего журнала, как правило, связаны с наследниками. Их главный посыл: мы не хотим, чтобы дети были раздавлены миллиардами.

Знаете, мне очень не нравится, что есть некоторая спекуляция на тему передачи состояния. Мне не нравится PR-составляющая в актив­ности некоторых наших миллиардеров. Говорите, что сделаете? Так делайте! Переведите эти деньги в фонд. А разговоров можно поменьше, простое заявление ни к чему не обязывает. Дмитрий Зимин, например, взял и сделал: просто перечислил все средства в фонд и орга­низовал процесс так, что он сам не сможет отозвать эти деньги. «Династия» Зимина – это уникальный пример. Очень жаль, что не многие о нем знают и не все понимают, насколько это отличается от тех спекулятивных заявлений, которые делаются некоторыми.

Чем вызвана зарубежная благотворительность россиян?

Очень важная тема. Надо понимать, что это дает нужные контакты, которые иначе получить трудно. Есть своего рода входной билет в определенные круги общества. Поэтому многие российские бизнесмены, занимаясь благотворительностью за рубежом, пытаются таким образом социализироваться на Западе. Так попадают в некий закрытый клуб или систему, и здесь действительно нужна эксклюзивность и возможность особого входа. Это нормальный процесс, который происходит и внутри страны тоже. При этом не стоит забывать, что люди, добиваясь своих целей, все-таки занимаются благим делом.

В США стали замечать, что некоторые структуры и направления уже перекормлены поддержкой. Например, Гарвард. У нас такие истории возникают?

Да, в России такой темой является спорт. Мы тратим огромные деньги на спорт, особенно профессиональный. Однако осуждать это было бы неправильно, потому что каждый может потратить свои деньги так, как считает нужным.

Конечно, можно кого-то критиковать, но стоит учесть, что хорошего тоже очень много. В бизнесе становится все более и более важным не только заработать – значение имеет еще и то, кем ты являешься, как тратишь деньги. Мы слышим и становимся свидетелями скандальных историй и при этом не замечаем много хороших просто по принципу «ну что о них рассказывать». Эти фонды спокойно работают и делают свое дело, у них небольшие объемы – прославиться трудно.

У российской благотворительности есть свои особенности, принципиальные отличия от Запада и Востока?

Есть разные страны, где благотворительности гораздо меньше. Российские предпринима­тели, к примеру, готовы суммарно жертвовать значительно больше, чем бизнесмены в Европе. В нашей стране благотворительность – это часть жизни, культурная традиция, так было и до революции. Сопереживание, сопричастность, сочувствие всегда оставались очень важными понятиями, можно вспомнить про отношение к юродивым, к нищим, к блаженным. Третьяковская галерея, Пушкинский музей – все это создано на деньги меценатов, поэтому Россия отличается от многих других культур, хотя сопоставима с американской. Масштабы и объемы, конечно, разные, но одинаковое отношение к тому, что это правильное дело. Отчасти традиции благотворительности обусловлены религией. Например, некоторые люди, исповедующие православие, полагают, что могут искупить свои грехи, жертвуя деньги на богоугодное дело. Россия, на мой взгляд, больше готова к благотворительности, чем многие другие страны. Особенно если сравнить с Востоком, где существует другое восприятие всего этого.


Рубен Варданян, Тим Флинн, Гагик Адибикян, принц Чарльз, Колин Дженкинс, Вероника Зонабенд, Армен Саркисян, Армения, 2013 год


Семейный фонд RVVZ

Семейный фонд RVVZ имеет два приоритетных направления: это образование (в частности, в России и на постсоветском пространстве) и инициативы по развитию Армении (в том числе и по развитию социального предпринимательства). Этой работой занимаются открытые для участия внешних доноров и партнеров фонды – Scholae Mundi (фонд образовательных перспектив) и IDeA (Initiatives for Development of Armenia). Перспективное направление деятельности RVVZ – развитие индустрии благотворительности в России и Армении. При этом RVVZ не ограничивает себя этими темами, воплощает в жизнь и другие инициативы – например, участие в проекте по реставрации Свято-Пантелеймонова монастыря на святой горе Афон в Греции.

Все проекты тесно взаимосвязаны. Это позволяет добиться синергетического эффекта от реализуемых инициатив. Кроме того, отбор и реализация проектов проводятся по семи базовым принципам:

  1. Долгосрочность проектов. Крупные проекты рассчитаны на 10–20 лет. Долгосрочный эффект является обязательным и приоритетным условием и достигается в том числе благодаря тщательному планированию и последовательной реализации каждого проекта.
  2. Масштабность и знаковый характер проектов. Масштабность проектов измеряется не только количественными показателями (объемом вложенных средств, количеством участников и т.д.), но и качественными изменениями среды в результате реализации того или иного проекта. Иными словами, эффектом от проектов является повышение уровня жизни в местах их реализации.
  3. Коллегиальность и интернациональность. Сопричастность и коллективная ответственность за судьбу проектов – один из важнейших принципов работы фонда. Несмотря на то что идеи многих проектов принадлежат Рубену Варданяну и Веронике Зонабенд, их «совладельцами» являются десятки людей и организаций – представители государственного и частного секторов, общественные организации, Церковь, международные организации-доноры и т.д.
  4. Мультипликативный эффект. Этот принцип тесно связан с принципом масштабности и знакового характера проектов, которые становятся катализаторами позитивных изменений в регионе, где они реализуются. Реализация проектов способствует развитию инфраструктуры, малого и среднего бизнеса, появлению новых рабочих мест и созданию условий для роста туристического потока, что в конечном итоге способствует популяризации страны в мире и привлечению одаренных и образованных людей из других стран.
  5. Интегрированность местного населения. Мы стремимся к тому, чтобы наши проекты были органичными для тех мест, где они реализуются. Обеспечение сопричастности местных жителей реализуемым проектам является одним из ключевых направлений деятельности. Мы уверены, что проекты будут успешными только в том случае, если местное население будет воспринимать их как часть своей жизни и будет лично в них заинтересовано, стремясь внести свой посильный вклад. Мы готовы слушать людей и учитывать их мнения при реализации проектов.
  6. Лучшие международные стандарты реализации проектов. Международный состав участников проектов, обладающих различным опытом и знаниями и добившихся успеха в разных областях, позволяет реализовывать проекты в соответствии с лучшими мировыми стандартами. Не менее важной составляющей наших проектов является передача лучшего международного опыта местным специалистам.
  7. Постепенный выход проектов на самофинансирование. Крупные проекты требуют масштабных вложений со стороны учредителей, государства и организаций-партнеров. Доноры не рассчитывают на возврат своих вложений, однако стремятся к созданию модели, которая обеспечит дальнейшее сущест­вование проектов независимо от благотворительных взносов либо сведет их к минимуму.


08.04.2014

Источник: SPEAR'S Russia

Комментарии (1)

Ю. 02.11.2014 17:31

Большое Спасибо за возможности, которые Вы даете молодому поколению. Побольше таких проектов как школа Дилижан, исследовательских центров.


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз