Заметки на фарфоре


Восемь лет, с 2006 по 2014 год, Ксения Апель провела в тесном общении с российскими коллекционерами и аматерами антиквариата – читала им лекции в институте при аукционном доме «Гелос». Там были курсы по истории фарфора, стилям в декоративно-прикладном искусстве, позже возникла детская антикварная программа. Своими воспоминаниями и впечатлениями, а также наблюдениями о том, как менялись слушатели, их ожидания и возможности, как эволюционировали сами антикварные институции в России, она поделилась с читателями WEALTH Navigator.

01.09.2022





Первая любовь

Конечно, начинать было страшно: мой преподавательский опыт в тот момент только зачинался. Немного подбадривало авторство статей в журнале «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования» и то, что, как абориген Хамовников, я была вхожа в разные дома. Накануне первой лекции, к которой я готовилась буквально до умопомрачения, коллега-однокурсница по МГУ провела инструктаж. Она разъяснила, что передо мной будут люди, у которых есть свои галереи и самолеты. И если я буду показывать пленочные слайды (эра цифры едва начала свой отчет, а иллюстрации часто представляли собой пересъемку музейных каталогов), то их стоит положить в коробочку Chanel.

Чтобы я могла соответствовать эстетически, выбранный оттенок колготок был сгармонизирован с кулоном мурановского стекла. Аудитория встретила довольно приветливо, хотя их и смутила моя молодость (большинство студентов были значительно старше).

В первых группах, с которыми довелось работать, в основном были дамы, приятные во всех отношениях, спокойные, знающие цену себе и окружающим. Как правило, это были супруги успешных людей. Эта публика, конечно, не была похожа на студентов, к которым привыкли классические университетские преподаватели и музейщики. Кого-то на антикварные курсы привело желание осмыслить ценность (или ее отсутствие) тех предметов, которыми они обладали или которые хотели приобрести на аукционах. Кого-то – желание открыть свою галерею (помимо исторических циклов в программу обучения входили галерейное дело, оценка и экспертиза, букинистика и ­­­­т.д.). Кого-то к получению новых знаний простимулировал жизненный вакуум. Тогда я поняла, что на «девушках с обложки» российские ротшильды не женятся. Но было исключение.

На вечерних парах (а у нас, как и положено институту, были дневники, вечерники, заочники и даже онлайн-обучение задолго до ковидной zoom-необходимости, дистанционные лекции для филиалов в СНГ и Европе) в аудитории сияла огневолосая красавица, экс-телеведущая. И вопреки стереотипам тех лет стройные ножки дополнял достойный уровень IQ. В этой группе было всего 2 человека – формат заведения позволял. К слову, тогда и в государственных общеобразовательных школах такое было возможно при определенных условиях – система образования была очень разветвленной, предоставлявшей массу возможностей. Обе мои очаровательные вечерние слушательницы оказались однофамилицами. И однажды произошел такой курьез.

Администрация аукционного дома решила не пускать на занятия должников (таковые были). Перед входом в аудиторию поставили охранника со списком. Обладатели самолетов и выставочных пространств были потрясены, но восприняли происходящее скорее с юмором. Охранник, покрывшийся испариной, явно смущен: «Фамилия?» – сурово спрашивает он. «Ивановы мы», – нежно пропевают дамы и, шелестя шелками, вплывают в аудиторию, ошарашив проверяющего.

Дальше подхожу я. – «Фамилия?» – «Апель». – «Хм, такой тоже нет».

В тех первых группах в основном были люди состоятельные и состоявшиеся. Они были спокойными и заинтересованными, не возражали против разных форм проверки знаний, хотя не всегда это выходило успешно и не все дипломные работы были написаны самостоятельно. Эта публика не хотела понижения уровня. Поэтому на 8 Марта единственный мужчина угощал группу Moët & Chandon, пусть даже и из пластиковых стаканчиков.

Частью обучения были практические занятия. Из лекционных аудиторий мы перемещались в сам аукционный дом. Сотрудники по просьбе преподавателя доставали из витрин предметы. Слушатели должны были упражняться в атрибуции (определении эпохи, страны, региона, мануфактуры) и отрабатывать полученные знания. Это всегда было очень увлекательно, но всякий раз я очень боялась подобных занятий по одной простой причине: фарфор и стекло – хрупкие объекты, а их надо перевернуть в поиске марки, покрутить в руках, посмотреть на просвет. И однажды действительно разбили вазу Галле, по счастью, не на моем занятии. Разбивший заплатил, кажется, без вопросов. Иногда слушатели что-то присматривали себе, и какой-то процент наших студентов участвовали в аукционах.

Наверное, «Гелос», основанный аж в 1988 году, мог бы стать русским Sotheby’s. Антикварный рынок стремительно развивался и декриминализировался. В Москве стали проходить международные антикварные салоны, где можно было купить и антики, и импрессионистов. Ежегодно в ЦДХ проходил антикварный салон с неизбежными гарднеровскими фигурками и агитационным фарфором. Появлялась современная специализированная литература, хотя, к сожалению, издатели часто экономили на профессиональной редактуре переводов, оттого было много неточностей. Организация антикварных курсов (с лицензией на образовательную деятельность и выдачей госсвидетельства о переподготовке), вряд ли приносивших прибыль, как раз демонстрировала, что в 2000-х пришло время не только заработка на продаже икон и русского авангарда, но и институциональной трансформации. Это была довольно результативная попытка создать новое образовательное направление. И после «Гелоса» родился ряд новых антикварных учебных заведений.

Как-то на занятие ко мне принесли хорька. Тот факт, что буду читать лекцию хорьку, существенно расширил мои представления о возможном. Хозяевам – семейной паре, проводившей вечера в постижении различий майсеновского и севрского фарфора, не с кем было оставить питомца, дело житейское.

Постепенно контингент слушателей стал меняться. Пришли люди, у которых еще были свободные деньги, но они уже не столько получали удовольствие, сколько надеялись инвестировать в себя. Возможно, обольстительное слово «антиквариат» рисовало их воображению картины беспечной жизни. Конечно, они расстраивались, осознавая, что таблиц на определение 10 различий фарфора XVIII и XIX веков нет, нужна насмотренность, и невозможно, как в кино, быть специалистом по всему антиквариату. Но они еще не составляли большинство, и образовательный процесс продолжался. Неприятно было то, что у некоторых слушателей была не закрыта потребность в самоутверждении, они постоянно пытались «подловить» на чем-то, хотя им иногда требовалось полчаса для понимания, чем подглазурная роспись отличается от надглазурной.

Затем среди слушателей возник типаж крашеной блондинки с южным выговором и соответствующими манерами. Обучение было, скорее всего, попыткой найти платежеспособного партнера.

Параллельно у «Гелоса» возникли проблемы с арендой помещений, где проходили лекции, нас переместили в подвал (с одной туалетной комнатой на все группы, шубам, естественно, не нравилась очередь), и поменялась администрация института. Это стало началом конца. Новые админы сами имели образование иного уровня и не были увлечены развитием проекта. Гонорары преподавателей стали сопоставимы с заработком в государственных учебных заведениях. Бывшие слушатели стали открывать свои курсы. Прощальным подарком «Гелоса» стала группа милых дам 50+, которым было просто очень интересно, чем отличаются мильфлеры от вердюр, саксонские фигуры от тюрингских. И тут мне предложили придумать детскую антикварную программу, попутно я несколько лет преподавала в детской школе искусств и педагогическом университете.

Настоящий меценат

Институт культурного просветительства – «Культпросвет», спрятавшийся во дворике Труженикова переулка, – очаровывал безупречным попаданием в ноту. Там не было деталей, которыми можно было бы пренебречь. Тональное созвучие стен и штор, добротные столы. Эти приятные мелочи эхом шептали: «О настоящем искусстве надо говорить и думать в правильной обстановке».

Директор Ирина Георгиевна Рыбак – пассионарий, влюбленный в искусство вообще, и коллекционер по сути. Ее собрание изысканного скандинавского фарфора ар-деко – эталон вкуса. Но ей было важно не только обладание, и в соавторстве со специалистом-искусствоведом она издала «Марки фарфора и фаянса Швеции и Дании». Не менее тщательно были подобраны преподаватели и слушатели, часть из которых уже прошли «Гелос». Все элементы сложного механизма должны были совпадать, чтобы появлялось то, чего еще не было: скандинавские арт-вояжи, отдельные тематические лекции лучших музейщиков, камерные вернисажи, открытие которых сопровождалось увлекательнейшим рассказом гуру-исследователя. А потом возникла и наша программа «Юный антиквариус», не имевшая аналогов. Идея была проста и кристальна: знатоков антиквариата и будущих коллекционеров надо вырастить. Каждое занятие с коллегой-художницей мы готовили как мишленовские шефы. Важно, что сами занятия проходили в окружении старинных витрин со стеклом Lalique и копенгагенскими фавнами. К сожалению, программа просуществовала недолго. Ирина Георгиевна стремилась еще и достойно платить преподавателям вопреки экспоненте аренды и общему почти незаметному изменению климата в стране. Через некоторое время мы встретились на антикварном салоне в ЦДХ. Оказалось, что «Культпросвет» закрыт.

«Но почему, у вас же не было недостатка в клиентах?» – «А достал каждый приходящий пожарный».

Еще через несколько лет одна очаровательная и очень перспективная галеристка, сама выпускница «Культпросвета», сказала, что ее дочь в свои 18 до сих пор вспоминает наши занятия.


Однажды на лекции

У старейших европейских фарфоровых мануфактур существует обычная практика повтора своих знаменитых произведений прошлого. Так и гелосовские программы обучения стали воспроизводиться в разных ООО. Учиться приходили туда уже очень разные люди, но дамы с личными портными все еще интересовались антиквариатом.

Базы для практических занятий не было, поэтому я как-то предложила слушателям приносить свои предметы. Одна слушательница на таком занятии проэкзаменовала меня, как школьницу. На самом деле она знала, что именно принесла. Результатом этого специфического теста стала просьба посмотреть и по возможности атрибутировать одну вазу. Но уже не на занятии, а ­тет-а-тет. Происходило это вполне сюрреалистично – в машине, поздно вечером. Владелица призналась, что вывезла ее просто в багаже, обернув в полотенце. Предположительно, Франция, XIX век.


Ксения Апель, историк искусства, исследователь, преподаватель



01.09.2022

Источник: WEALTH Navigator


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз





Изнанка провидца

08.12.2023 Savoir Vivre HNWI

13
 

Пилоты частного Gulfstream IV не раз с изумлением наблюдали, как владелец этого бизнес-­джета размером с коммерческий лайнер и по совместительству один из самых богатых людей в мире, приехав на взлетное поле за рулем машины, сам доставал чемоданы из  багажника, чтобы передать их экипажу. На свои 30 млрд долларов он мог бы купить тысячу таких джетов, но мало что нравилось ему больше, чем бесплатная рубашка для гольфа, подаренная хорошим другом. Большую часть времени он проводил в своей родной Омахе, его будни проходили вокруг заседаний совета директоров и поездок к друзьям, – эти события были неизменны и регулярны, как фазы Луны. Этот мужчина в неприметном сером костюме, который топорщится жесткими складками, – легендарный Уоррен Баффетт. Недавно в издательстве «Бомбора» вышла посвященная ему книга «Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире». Примечателен не только главный герой, но и автор – Элис Шредер не писатель, а финансовый аналитик. Шесть лет она изучала акции Berkshire Hathaway и все эти годы интервьюировала Баффетта. Результатом стало довольно откровенное жизнеописание, которое рисует внутренний мир Баффетта едва ли не столь же выпукло, как И картину его финансов и инвестиционных стратегий. С разрешения издательства WEALTH Navigator воспроизводит фрагмент этой книги.