Александр, если мы говорим о человеке, который не является иудеем, но хочет прикоснуться к еврейской культуре, традициям – удовлетворить свой интеллектуальный интерес, – с чего, по-вашему, он должен начать?

С Торы. Тора – полезная и доступная всем книга. В ней рассказаны истории, которые лежат в основе всех авраамических религий: возникновение человечества, великий потоп, исход евреев из Египта, храмовая служба, основы этики и даже законы питания. Поэтому, читая Тору, христианин или мусульманин определенно узнает из нее много важного и о своей религии.

Могли бы вы рекомендовать художественные произведения?

Все художественные произведения дают фрагментарные представления о глубинных смыслах религии. Цель художественной литературы – раскрыть определенный образ, воплотить замысел конкретного автора. У писателей нет задачи передать традиции, объяснить их сущностное значение, поэтому, если узнавать об иудаизме только через художественную литературу, может возникнуть искаженное представление.

Что касается наследия материального. Поднимает ли община вопросы реституции религиозной собственности?

Да, есть закон о реституции. Но существуют некоторые ограничения, так как имеет большое значение то, в каком статусе находится имущество, подлежащее возврату.

Приведу несколько примеров. В историческом здании хоральной синагоги в Ростове-на-Дону располагается кожно-венерологический диспансер. С одной стороны, для медицинского учреждения требуется совершенно другой тип здания, действительно приспособленный под его нужды, но с другой – если хотим вернуть здание, мы должны построить или предоставить городу здание под существующий диспансер.

Однако, так как мы функционируем на пожертвования, являемся благотворительной организацией, далеко не всегда можем позволить себе подобные действия. Более того, мы не хотим создавать социальное напряжение. Например, в Ставрополе бывшая центральная синагога – ныне здание ЗАГС: она расположена в очень красивом месте города. Все документы подтверждают, что это здание еврейской общины и было построено на деньги общины. Но мы должны учитывать обстоятельства, а не требовать здание любой ценой.

Всегда нужно смотреть на ситуацию не только со своей позиции, но шире. Думать, как сделать лучше, а не хуже, не создавать напряжение в обществе, поэтому мы обязательно перед принятием решения советуемся с краевыми властями.

Далее мы решаем все вопросы в индивидуальном порядке в зависимости от специфики каждого города и здания. Но, в общем, если у здания нет социальной нагрузки, например, оно принадлежит строительному управлению, то оно, безусловно, попадает под право реституции.

В Москве синагог достаточно, с вашей точки зрения?

Нет. По нашим данным, в Москве проживают около 500 тыс. евреев. Эти данные по объективным причинам не коррелируют с переписью, так как национальность люди называют или не называют по своему желанию. В СССР была сильнейшая ассимиляция, из-за чего многие приходят к осознанию своей национальности, новой идентичности только в зрелом возрасте. Но цифра 500 тыс. не абстрактная, а результат наших подсчетов и практического взаимодействия с обществом.

Мы считаем, что для такого количества евреев нужно около 50 синагог. Люди хотят соблюдать традиции, приходить на праздники, шаббаты.

В СМИ фигурировала цифра 50 тыс. еврейских семей – получается, что она устарела?

Да. Мы видим, как в Москву переезжают евреи из регионов – учиться, работать. Приезжают израильтяне, среди которых очень много русскоговорящих.

Если останавливаться именно на израильтянах в России, то есть два основных типа. Первый – те, кто просто получил израильский паспорт, но по факту оставался жить в России. Второй – те, кто уехал в Израиль, попробовал там пожить, потом вернулся работать или вести бизнес обратно.

Какой процент из общины соблюдают предписания Торы?

Если говорить о строгом соблюдении – не более 20 тыс. человек. Но синагога не рассчитана только на людей, которые строго соблюдают еврейский закон. Синагога и в переводе с греческого, и в переводе с иврита означает «дом собрания». Это место, куда люди приходят помолиться, на уроки, на лекции, в кошерный ресторан – многофункциональный центр, позволяющий соблюдать религиозные правила на разном уровне. В конечном итоге большинство людей, посещающих синагогу, приходят к соблюдению в той или иной мере. Светские люди, особенно если они в почтенном возрасте, не готовы сразу бросить привычный уклад жизни, поэтому приход к соблюдению – процесс, занимающий время.

Мы видим действительно большой интерес к еврейской традиции. Если говорить о конкретных тенденциях, то, например, горские и грузинские евреи в Москве в большей степени привержены традициям во всех поколениях (община, которая сформировалась в основном на территории Дагестана и Азербайджана, куда иммигрировали евреи из Северного Ирана. – Прим. Spear’s Russia); у ашкеназских евреев (группа на территории Центральной Европы. – Прим. Spear’s Russia) родители более ассимилированы, и путь к традиции они проходят сами, будучи уже взрослыми людьми.

Молодежь больше, чем люди старшего возраста, ищет смыслы?

Да, в том числе с точки зрения соблюдения.

Как вы с ней коммуницируете?

Традиционных каналов коммуникаций у нас не существует: мы живем кратно интересам молодежи. Например, сейчас мы находимся в здании Московского еврейского общинного центра – это и синагога, и концертный зал, и классы для занятий, и молодежные клубы для разных возрастов. Есть и музыка, и танцы, и спортзал – все адаптировано под интересы светской молодежи. Если эти интересы не противоречат иудаизму, их можно воплотить здесь.

К вопросу о спортзале и, следовательно, спорте. Вы активно занимаетесь триатлоном.

Леонид Казинец (председатель совета директоров и владелец корпорации Barkley. – Прим. Spear’s Russia) мне рассказал о триатлоне. Он увидел, что я катаюсь на велосипеде и спросил: «А почему ты не хочешь попробовать триатлон?» Порекомендовал мне тренера. Таким образом три года назад я очутился в этом виде спорта.

На данный момент я ставлю себе цель – сделать Ironman (226 км: 3,86 км – плавание; 180 км – велосипед; 42,195 км – марафон. – Прим. Spear’s Russia). Также у меня есть задача пройти по отдельности каждую часть железной дистанции. Я уже проплыл 4 км, осталось проехать 180 км и пробежать марафон. И в завершение собрать все части воедино. Хотя бег мне нравится больше всего, но триатлон создает разнообразие. Плавание – технически сложный вид спорта. А на велосипеде я научился кататься на спор только в 40 лет.

На Ironman 70.3 планируете поехать в Санкт-Петербург?

Да. В этом году у меня в планах «половинка» в Санкт-Петербурге (1,9 км – плавание, 90 км – велосипед, 21,1 км – бег) в начале августа.

Вопрос о благотворительных акциях: в одном из интервью вы говорили, что достоинство – не менее важный фактор, чем материальная помощь. Каким образом учитываете эту все-таки очень тонкую материю в своей работе?

Мы стараемся, чтобы люди ежемесячно получали социальную поддержку в широком смысле слова. Недостаточно быть только пунктом выдачи материальной помощи. Также очень важно обеспечить человека социальной востребованностью, предоставить ему возможность реализовать свои увлечения, быть в окружении людей. Человеческое общение не менее важно, чем питание. В частности, когда люди уходят на пенсию, они теряют не только занятость, но и круг общения. Даже если есть дети и внуки, этого недостаточно, чтобы заполнить все время. Люди начинают скучать и даже больше болеть. Поэтому очень важно, чтобы были клубы и кружки по интересам. Все это есть в наших благотворительных центрах и является одним из основных направлений благотворительности.

У нас была замечательная программа, связанная с празднованием дня рождения: мы предоставляли в ресторане дисконт, кратный возрасту именинника. Это очень правильный подход к благотворительности, но, к сожалению, конкретно эта акция требовала больших дотаций – пока мы приостановили ее реализацию из-за пандемии и экономического кризиса.

У общины огромный пул проектов – начиная с университета, синагог и заканчивая цент­рами толерантности в регионах. Как вы планируете операционную деятельность?

Каждый проект живет самостоятельной жизнью. Руководство общины глобально занимается корректировкой, обучением, поддержанием, но не операционной деятельностью.

На работу проекта привлекает средства тот, кто им руководит?

Привлекаем средства прежде всего мы – это основное наше занятие.

Какие специфические советы, правила по обращению с деньгами существуют в иудаизме?

Можно сказать, что в Талмуде есть рекомендации по инвестициям: треть сбережений должны составлять деньги, треть – движимое имущество, еще треть – недвижимое. Такое распределение считается максимально безопасным. Но это не является законом, а скорее мудрым советом.

В Торе записано, что еврей не должен давать еврею деньги под проценты.

Действительно так. Но не запрещено класть деньги под проценты в банк. Касательно кредитов, в самом Израиле, где хозяева банков – евреи, есть процедура, позволяющая пользоваться им в видоизмененной правовой форме. Составляется договор, в котором банк становится партнером, соинвестором своего клиента – и в будущем получает долю от его доходов. То есть он уже не заемщик, а партнер: в такой форме кредит разрешен.

Фонд Еврейского музея – первый из частных фондов целевого капитала в стране. На какую доходность вы ориентируетесь, как диверсифицируете риски?

Основное условие – отсутствие риска. Дальше что предлагает рынок, то мы и делаем. Доходность зависит от финансового рынка. Я за консерватизм, и сегодня деньги лежат в основном на депозите. Процент от депозита есть, и хотя он не является весомым, идет на поддержку музея.

Вообще процесс создания эндаумент-фонда постепенный: мы проводим ежегодные мероприятия, на которых и собираются деньги. Думаю, и это вполне реалистично, через какое-то время музей может стать самостоятельным проектом.

Можно поучиться на неудачном опыте в США, когда деньги из уважаемых учебных заведений и благотворительных фондов ушли в финансовую пирамиду Бернарда Мейдоффа (председатель совета директоров фондовой биржи Nasdaq, создатель самой долгоживущей в истории финансовой пирамиды Madoff Securities, работавшей как инвестиционный фонд с 1960 года. – Прим. Spear’s Russia). Я лично против такого и не искал бы высокой доходности, но остановился на сохранении и страховании денежных вкладов.

То есть на сегодняшний день у вас долгосрочные депозиты, и все?

Да, сегодня так.

Граждане других стран в эндаументе музея участвовали?

В виде инвесторов или спонсоров – пока нет. Пожалуй, единственный, кто участвовал в создании, – Рональд Лаудер (президент Всемирного еврейского конгресса. – Прим. Spear’s Russia). Он дал 1 млн долларов, когда музей создавался, но далее в эндаумент-фонде не участвовал. Все остальные – это люди, которые живут в России либо имеют российское происхождение. Причина объективная – международное сообщество недостаточно информировано о нашем музее, хотя он и появляется в верхних строчках многих рейтингов. Но мы надеемся это преодолеть: хотели бы видеть граждан разных стран в эндаумент-фонде.

Какие крупные проекты реализуются общиной прямо сейчас?

В Москве мы покупаем здание для Центра изучения Торы, строим еще одну школу – рассчитываем уже с сентября выйти на строительную площадку. Перестраиваем в Еврейском музее зал временных экспозиций, в котором будут и кинозал, и лекционный зал, и выставочное пространство с климат-контролем. Строим общинные центры в разных районах Москвы.

Что касается регионов, есть города, где вообще нет синагог, и мы работаем над тем, чтобы они появились. Идет процесс строительства синагог и общинных центров, например, в Сочи, Санкт-Петербурге, Симферополе, Ялте. Надеемся открыть в этом году Большую хоральную синагогу в Саратове.

Из Москвы кажется, что антисемитизма в России не существует. Какова ситуация в регионах?

Мы не видим напряжения, и, согласно статистике, к счастью, нет особых происшествий. Что объяснимо. Прежде всего сейчас нет государственного антисемитизма: губернаторы, руководители высшего уровня относятся ко всем религиям одинаково. И также нет антисемитизма на религиозной почве. Наоборот, есть межконфессиональное взаимодействие и поддержка.

Конечно, нельзя сказать, что в Сети совсем нет антисемитских выступлений – они встречаются, но с чем-то действительно серьезным успешно работают правоохранительные органы. И в целом людей становится сложнее ввести в заблуждение – рассказ, что все проблемы от евреев, уже не обладает силой воздействия. Могу сказать, что в истории России еще не было такого низкого уровня антисемитизма, как сейчас.