Инвестиции в фарму – вклад в устойчивое развитие человечества


Инвестиции и в глобальную фарму способны принести не только отличную прибыль, но и содействовать прогрессу всего человечества, двинуть цивилизацию вперед. О том, как это совмещается на практике, в интервью SPEAR’s Russia рассказал основатель и председатель совета директоров люксембургского Ruthenium Global Pharma Fund доктор биологических наук Дмитрий Рейхарт.

16.12.2021





Давайте начнем с темы, которую в наши времена не обойти, – с пандемии, с реакции на нее рынков. В острую фазу кризиса инвесторы повели себя очень эмоционально. Как пережили ее вы? Продавали?

Реакция рынков на кризис действительно была сверхэмоциональной, иногда даже панической. Но я не продавал, поскольку моя инвестиционная стратегия рассчитана на длительный период. Прямо накануне кризиса – в феврале-марте – у меня были запущены два структурных продукта, в которые я инвестировал существенные средства. Пришлось немного подождать, но через полтора года, в августе 2021-го, по обоим продуктам зафиксировал прекрасную прибыль – на уровне 30% годовых в валюте.

Реакция человечества на пандемию кажется вам адекватной?

В целом сегодня можно сказать, что человечество абсолютно адекватно отреагировало на эту угрозу, адаптируясь к новым условиям. Некоторые сектора получили очень мощный импульс к развитию. И та скорость, с которой были разработаны и выведены на рынок инновационные вакцины, – это очень серьезное достижение.

Скорость, с которой вакцины, другие лекарства создавались, испытывались и вводились в лечебную практику, стала и причиной многочисленных фобий. В какой мере они объективны? Означает ли это, что долгосрочные, многолетние испытания перспективных лекарственных препаратов остались в прошлом?

В свое время я строил такую систему в России, возглавляя соответствующий раздел работы в Минздраве. Именно – отвечал там за допуск на рынок новых лекарственных препаратов, за экспертизу доклинических и клинических исследований. Поэтому могу сказать, что фобии, о которых вы говорите, в своей массе безосновательны.

Почему?

Потому что базовые принципы рассмотрения доказательств эффективности и безопасности новых лекарств остались неизменными. Хотя, действительно, в последние годы и не только в связи с пандемией политика регуляторов во всем мире по отношению к индустрии была достаточно мягкой. Она остается такой и сегодня: последние несколько лет в США одобрение ежегодно получают больше 50 новых лекарственных препаратов. Но это не ухудшает качество и безопасность, все исследования проводятся в полном объеме.

Также неизменными остаются требования, стандарты и приоритеты системы здравоохранения – обеспечение населения качественными, эффективными и безопасными лекарствами. Все, что обещает научные прорывы, направлено на лечение социально значимых, в том числе ранее неизлечимых, заболеваний, имеет приоритет к рассмотрению. Система фокусируется на приоритетах, ускоряя внедрение инноваций в интересах общества.

От фармацевта до кризис-менеджера

Работа в Минздраве – продолжение вашей карьеры в фарме. Как выглядело ее начало? Как вы оказались в медицине, стали функционером, менеджером, инвестором фармотрасли?

Я окончил фармацевтический факультет Московской медицинской академии имени Сеченова. После этого какое-то время работал в международной западной фармкомпании, откуда меня и пригласили в Минздрав, где я довольно долго возглавлял направление по оценке качества эффективности и безопасности лекарственных средств на этапе разрешения их медицинского применения. Следующий шаг – переход на должность руководителя Федерального фонда обязательного медицинского страхования России. По сути, меня направили туда навести порядок в системе лекарственного обеспечения льготников. Там были очень большие коррупционные проблемы, из-за которых было уволено и привлечено к ответственности все предыдущее руководство. Огромные долги. В течение двух лет мне пришлось разгребать эти завалы – формировать прозрачный бюджет, внедрять современные информационные технологии контроля, заниматься регулированием долговой проблемы с кредиторами государственной программы лекарственного обеспечения и так далее.

Зачем вы согласились на эту галеру?

Скажу честно: я не хотел этим заниматься. Меня вполне устраивала работа с ведущими учеными и специалистами. Но меня пригласили на разговор к министру, а потом и на более высоком уровне и убедили , что заняться этим мне совершенно необходимо и что никакие возражения не принимаются. Я пошел и проработал два года по 12, а иногда по 14 часов в день. Уезжал на работу, когда дети еще спали. Приезжал – они спали уже.

Ушли, потому что устали?

Во-первых, я действительно был изможден этой работой, хотя испытывал профессиональное удовлетворение от результатов работы. Во-вторых, основные задачи, которые были мне поставлены, были успешно выполнены: порядок в системе наведен, долги закрыты. При этом ряд моих инициатив, включая внедрение в России системы всеобщего лекарственного страхования, не получили тогда активной поддержки со стороны нового руководства Минздрава. И поскольку у меня не было желания заниматься исключительно текущей плановой работой, просто, что называется, греть стул, я посчитал, что мой мандат там закончен. Что надо выходить из зоны комфорта, принимать новый вызов.

И вы нашли его в частном бизнесе?

Да, я пришел в компанию «Валента Фармацевтика» в самый разгар кризиса на рубеже 2008–2009 годов. Компания потенциально была достаточно интересной, имела существенный потенциал развития. Но в тот момент находилась в очень тяжелом, предбанкротном положении, с долгом 4EBITDA и выручкой меньше 3 млрд рублей. Завод был старый советский, абсолютно неэффективный. Но нам удалось выйти из кризиса, провести несколько успешных лончей новых препаратов. Например, «Ингавирина», который впоследствии стал самым продаваемым препаратом в аптеках России.

И что в итоге?

Все это позволило решить многие вопросы, выйти на прибыль, которую мы реинвестировали в развитие. В частности, построили новое производство – одно из лучших не только в России, но и в Европе. Сегодня ежегодная выручка компании – порядка 20 млрд рублей, долга практически нет. Я по-прежнему остаюсь миноритарным акционером этой компании, хотя в августе 2020 года принял решение не участвовать в управлении.

Почему?

Я приходил в «Валенту» с антикризисным планом и в дальнейшем реализовал ряд важных проектов, способствующих реализации стратегии развития компании. За время моей работы «Валента» стала прибыльной, высокомаржинальной компанией, демонстрирующей высокие темпы роста. Ну и потом, когда человек зарабатывает какие-то средства, превышающие его повседневные потребности, возникает вопрос, куда их вложить.

Покупая будущее

Очевидно, в какой-то момент этот вопрос встал перед вами. Как вы на него себе ответили?

Сначала я ознакомился с предложениями банков как в России, так и за рубежом – в Швейцарии, в Австрии, в других странах. И остался ими неудовлетворен. После этого начал разрабатывать собственную стратегию.

Что же вас не удовлетворило, если не секрет?

Соотношение риска и доходности. Низкая доходность при высоких рисках. Начав размышлять на эту тему, я пришел к выводу, что отрасль, где я проработал всю жизнь, а именно фармакология, фармация и биотехнологии, – это те сегменты, которые хороши для определенного рода инвестиций. В том числе через структурные продукты.

Почему вы так решили?

Потому что, во-первых, этот рынок растет значительно – в 2–2,5 раза – быстрее мировой экономики. Во-вторых, он консолидирован: там очень много крупных игроков. И он прозрачен: есть информация о патентах, клинических испытаниях, подробная финансовая отчетность всех компаний. Так что есть возможность предсказать развитие определенных трендов как по отдельным корпорациям, так и по рынку в целом. При этом в нашей отрасли затруднительно и маловероятно появление принципиально новых игроков, выстроенных с нуля.

И вы поняли, как на этом можно заработать?

Именно так. В течение семи лет я отрабатывал стратегию инвестиций в фарму через структурные продукты, которые позволяют зарабатывать не только на росте рынка, но и на его падении. Мы реализовали ее уже в рамках одного из наших фондов Global Pharma в Ruthenium. Компания существует с 2015 года, а фонд мы создали и запустили в 2020-м.

В чем его особенность?

В том, что при достаточно сбалансированном, с нашей точки зрения, риске мы имеем возможность предлагать нашим инвесторам целевую доходность более 15% годовых в долларах. В первый же год фонд показал результат около 20% годовых. Это уже после наших комиссий: мы берем за управление 1% и 20% – вознаграждение за успех.

В этом и есть наша особенность – когда мы внутри стабильного, интересно развивающегося, инновационного, наукоемкого сектора находим решения, которые с точки зрения доходности более привлекательны в сравнении с тем, что предлагается в других секторах и другими фондами.

Такого фонда, который инвестирует в фарму и биотех через структурные барьерные ноты, насколько мне известно, больше нет в мире. Это оригинальная идея, оригинальная технология, которая реализуется нами в Люксембурге.

Резонный вопрос: если вы нашли чашу Грааля, почему все деньги мира до сих пор не у вас?

Еще не вечер. Наш фонд еще молод, но с каждым днем у нас все больше и больше клиентов. Объем средств под нашим управлением за первый год без особой рекламы и продвижения достиг примерно 50 млн долларов. Вот буквально за день до нашего разговора в наш фонд зашла сумма с шестью нулями от одного из инвесторов в Великобритании. Я не получал права называть его имени, но это один очень известный драматург, лауреат премии «Золотой глобус». Так что деньги к нам идут, мы органически растем. Хотим дать больше информации о себе.

В инвестиционной индустрии лично вас знают?

В фарме, в биотехе и медицине меня знают очень многие, а в этой индустрии пока не знает практически никто в России. Вполне естественно, что потребуется время для того, чтобы получить определенную известность, показать свою историю успеха, результат. Думаю, что на отрезке в 2–3 года у нас очень хорошие перспективы. Клиентов будет больше. В течение трех лет мы планируем собрать под управление не менее 200 млн долларов.

Вы предлагаете клиентам структурные продукты – это понятно. Но что именно выступает в качестве базовых активов?

Базовыми активами являются ведущие мировые фармацевтические и биотехнологические компании – те, которые продвигают нашу цивилизацию вперед. Они разрабатывают новые инновационные лекарства, конкурируют друг с другом не по степени снижения расходов на производство, а именно на уровне разработок. Создают препараты от ранее неизлечимых болезней, более эффективные и безопасные, улучшают качество жизни больных.

Вы инвестируете в акции? У вас большая воронка?

Наши структурные барьерные ноты основаны на корзине акций, для включения в которые мы рассматриваем около 25 компаний преимущественно высокой капитализации. Таких, например, как Pfizer, J&J, AstraZeneca, Merck, Sanofi, Roche, Novartis, GSK. То есть это большие качественные инновационные компании с капитализацией более 50 млрд долларов. Но есть имена и чуть поменьше, включая биотехнолигические компании, такие как Gilead Sciences, Vertex, Biomarin.

Из имен, которые вы перечислили, следует, что, по сути, вы вкладываете в голубые фишки фармрынка. Что мне как инвестору мешает инвестировать просто в отраслевой индекс? Или купить те же самые бумаги самостоятельно, без вашей экспертизы и вашей комиссии?

Я не видел, чтобы стандартные ETF-фонды показывали бы более высокую в сравнении с нами доходность. Вот конкретный пример одной нашей структурной ноты, созданной на базе корзины из пяти фармакций. За год, в течение которого действовал этот продукт, сами акции подорожали в среднем на 2,8%. Доходность же нашей ноты на том же отрезке времени составила 28,4% – то есть в 10 раз больше. В этом ответ на ваш вопрос.

Правильно ли я понимаю, что добавленная стоимость вашего фонда главным образом сводится к умению структурировать продукты на базе всем известных голубых фишек?

Да, правильно.

В чем тогда ваша экспертиза как специалиста в области фармы?

Она заключается в том, чтобы те фармкомпании, которые являются основой для структурного продукта, были отобраны корректно, с учетом качества их бизнеса и текущей работы, связанной с клиническими исследованиями. Включаемые нами в структурные продукты компании должны иметь в средне- и долгосрочной перспективе существенные преимущества перед конкурентами, при этом их оценка рынком не должна быть завышена. В этом работа нашей команды, частью которой я являюсь. Одним из партнеров фонда является основатель компании «Валента» Кирилл Сыров, чья экспертиза оценки качества той или иной компании основана на многолетнем успешном опыте в фармбизнесе, глубоком понимании специфики и сложностей фармрынка. Вклад Кирилла в работу фонда значителен, как важна и работа коллег в Люксембурге.

Научные исследования в фарме почти всегда очень длинная история. Инвестиции в ваши структурные продукты тоже долгосрочные вложения?

Не обязательно. У нас в фонде нет локап-периодов. У нас месячная ликвидность. То есть раз в месяц вы можете как зайти, так и выйти из фонда. Вы сами принимаете это решение. Но это точно не спекулятивная история. Наша рекомендация: это должна быть инвестиция на длительный срок. Как правило, люди заходят минимум на три года. Скажу больше: пока еще никто ни разу не изъявлял желания выйти.

Не только прибыль

Фарма – инновационный бизнес, который, кроме извлечения прибыли для акционеров, несет еще важную социальную, гуманитарную функцию. Именно – помогает человечеству бороться с болезнями. У вашей истории есть подобное смысловое наполнение? Социальная нагрузка, если хотите?

Безусловно. Для меня это существенная мотивация в жизни. Даже свою профессию я выбирал, исходя из желания принести пользу людям. И наши инвесторы, кроме вполне естественного желания заработать деньги, очень часто хотят через свои инвестиции внести еще и вклад в прогресс.

Вообще, без развития науки, современной фармакологии невозможно полноценное, устойчивое развитие человечества. Уже сейчас мы живем дольше, побеждаем болезни, которые ранее казались неизлечимыми. Качество нашей жизни улучшается. Мы даже научились редактировать геном человека, полностью излечивать тех, кто еще недавно был обречен.

При этом мы как инвестиционный фонд не предлагаем никому поступаться доходностью для того, чтобы сделать что-то хорошее. Мы считаем, что одно с другим совместимо: и заработать хорошо, и способствовать прогрессу, устойчивому развитию человечества. Одно другому не противоречит.

На какие большие темы в фарме стоит смотреть инвестору? На что смотрите вы как фонд?

Одна из таких очень перспективных, горячих тем – матричные РНК-вакцины. С помощью этой технологии, в частности, были созданы вакцины от коронавируса компаний Pfizer/BioNTech и Moderna. Она настолько перспективна, что дает надежду, что на ее основе будет создана вакцина против основных видов рака или СПИДа, которую пока создать так и не удалось. Это прорыв, который достигнут в очень сжатые сроки.

Кроме того, совсем недавно были одобрены первые пероральные препараты, заявленные для лечения COVID-19 от компаний Merck и Pfizer. Это тоже серьезный прорыв, поскольку сегодня применяются только лишь инъекционные формы лечения людей, уже заболевших COVID-19.

Хорошо, а за пределами коронавируса?

Еще одно очень перспективное направление – это препараты для лечения редких, в том числе аутоиммунных, заболеваний. Этот сегмент очень хорошо развивается, растет двузначными темпами. На мой взгляд, эта ниша будет очень важной для мировой фармы.

Другая огромная, чрезвычайно важная тема – развитие иммуноонкологии. Это технологии лечения, позволяющие мобилизовать наш собственный иммунитет на борьбу с опухолевыми клетками. В этой области идет очень много интересных исследований. На рынке уже есть несколько таких препаратов. К середине нынешнего десятилетия они могут занять лидирующие позиции.

Есть примеры?

Например, иммуноонкологический препарат «Кейтруда» от компании Merck. По прогнозам, его продажи вырастут с нынешних 14–15 млрд до 25 млрд долларов уже к 2025 году. Сейчас по одному только этому препарату идет огромная исследовательская программа, которая предполагает проведение 1,3 тыс. клинических исследований. Ее объем оценивается в 10 млрд долларов. Это очень интересное направление, которое во многом будет определять нашу борьбу с онкологией. Думаю, что в ближайшие 10 лет основные виды рака будут лечиться эффективно, и человечество во многом справится с этой проблемой.

Что-то еще важное?

В этом году Всемирная организация здравоохранения одобрила вакцину от малярии компании GlaxoSmithKline с эффективностью 77%. Это чрезвычайно важно для такого континента, как Африка. Наконец, очень бурно будет развиваться все, что связано с молекулярно-генетическими технологиями. Например, это препараты для лечения спинально-мышечной атрофии, которая в России на слуху. Страдающие этим заболеванием дети ранее были обречены на тяжелую инвалидность и медленную смерть. А сейчас одна инъекция – и ребенок практически здоров.

Вопрос только в том, сколько стоит эта инъекция.

Очень дорого. Сотни тысяч долларов. Но так с любой новой технологией. Вначале она всегда дорога, но потом по мере появления аналогов, новых разработок на ее основе становится гораздо доступнее. Когда-то, например, пенициллин стоил астрономических денег. Был жутким дефицитом в середине XX века. Сегодня это недорогое лекарство. После окончания срока патентной защиты цена на лекарственный препарат существенно снижается, на рынок выходят его генерические формы. А рынок растет и развивается за счет новых открытий и следующих за ними многолетних клинических исследований. И как раз одна из задач нашего фонда, кроме обеспечения целевой доходности для наших инвесторов, – содействовать прогрессу через инвестиции в наиболее продвинутые, инновационные компании.

Здесь важно подчеркнуть, что это не только мое личное мировоззрение. Все мои партнеры вносят свой вклад в развитие проекта. Мы инвестируем в наши продукты свои личные деньги. Мы все – за прогресс, за успешное, стабильное и устойчивое развитие.



16.12.2021

Источник: SPEAR'S Russia


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз