Представляя платформу The Art Exchange на одном из public talk, Ирина Баженова посетовала, что под искусство сегодня нельзя взять ипотеку. Можно ли сказать, что такая банальная операция, как закладывание произведений искусства с такой же легкостью, как можно заложить недвижимость, и закладывание его не традиционным банкам, а децентрализованным кредитно-депозитным платформам, и есть сверхзадача The Art Exchange? Более того, The Art Exchange и есть кредитно-депозитная платформа, которая позволяет конвертировать произведение искусства в ту или иную форму валюты?

Не совсем. Сверхзадача проекта – сделать искусство более ликвидным, а значит, превратить его в объект, который можно было бы легко продать, заложить, обменять. При этом коллекционеру не обязательно расставаться с любимым произведением: можно будет продать или взять кредит под долю работы, например под четверть, а картина при этом будет по-прежнему висеть на стене.

Платформа The Art Exchange была запущена летом прошлого года. В итоге сейчас вы существуете как NFT-маркетплейс, так как токенизировать традиционное искусство пока нет юридической возможности?

Возможность есть, но выпуск акций – это регулируемая зона. Кроме того, законодательно технология блокчейн урегулирована всего в нескольких юрисдикциях, что создает дополнительные сложности.

Чтобы реализовать все, что прописано на сайте The Art Exchange, требуется как юридическая база, так и ментальная готовность всех участников арт-рынка: коллекционеров, художников, музеев, галерей, аукционов. Рынок сегодня ментально дозрел? Или когда он дозреет? Кто здесь самое слабое звено, самый тормозящий игрок?

У меня есть забавная история на этот счет. Мы с коллегой пришли к ведущему эксперту по рынку искусства с предложением сделать проект об NFT в ноябре 2020 года. Она долго думала, совещалась с коллегами по газете, а потом, ни слова нам не говоря, выпустила разгромную статью под названием «Will NFT disrupt the art market?». Вывод был, конечно же, «нет». А спустя две недели Beeple продал свою знаменитую работу почти за 70 миллионов. Пришлось ей писать новую статью о том, что она недооценила феномен, а газета в срочном порядке запустила секцию NFT.

Увы, сейчас рынок искусства реагирует на любую инновацию следующим образом: «это нас убьет?». Если ответ «нет», то продолжаем работать как раньше. Большинство игроков даже хорошенько не освоили диджитал-пространство, какой уж тут блокчейн. Когда смотришь на унылые инстаграмы и рассылки галерей, то задаешься вопросом: как же люди, работающие каждый день с прекрасным, выдают такую скукоту, а часто еще и в стиле интернета 1990-х? Так что галереи точно подтянутся последними. Но тут стоит сказать, что блокчейн для них особо погоды не сделает. Блокчейн очень эффективно решает проблемы тех игроков, которые специализируются на цифровом искусстве, и аукционных домов – обе эти категории активно осваивают технологию. У аукционных домов больше ресурсов и возможностей, они более открыты всему, что приносит деньги. Christie’s может продать кроссовки, например. А Sotheby’s – провести аукцион, спонсируемый Bulgari. Но тут же оговорюсь, что за двумя из самых громких криптопровалов 2021 года стоял как раз Christie’s. У традиционных игроков мало опыта с цифровым искусством. Вы слышали когда-нибудь, чтобы видео было продано с молотка за рекордную сумму?

Коллекционеры по-разному восприняли блокчейн и NFT. Но это вопрос информации: пресса в большинстве своем «не разобралась, но осуждает», галеристы воротят нос, и никто толком не может объяснить, как блокчейн может решить проблемы. Если объяснить коллекционерам, что можно принести картину (со всеми сертификатами и провенансом, разумеется) и через две недели получить под нее кредит или продать ее, то им будет понятна польза, а значит, технологией станут пользоваться.

Ваш NFT-маркетплейс проходит строгий кураторский отбор. То есть работает по традиционным схемам существования искусства, на которые The Art Exchange вроде бы покушается. Это значит, что тотальной децентрализации в искусстве быть не должно? Вы не согласны с принципом, по которому во многом живет мир NFT-арта: «это стоит так дорого, потому что это мне понравилось»?

Да ну что вы! Мы ни на что не покушаемся. Инна Баженова – коллекционер классического искусства, издатель, у нее свой фонд и множество культурных инициатив. Больше семи лет я работала на издания про искусство, включая одно из самых консервативных. Мы часть существующей системы, не нам шатать устои. Мы пытаемся сделать рынок прозрачнее и понятнее. Например, ребята из разработки спрашивают меня: а галереи же отмывают деньги? почему на работах никогда нет цены? как вообще понять, что мне дилер называет правильную стоимость, а не завышенную? где гарантия, что нас не обманут? А ее и правда нет. Только репутация дилера.

Оговорюсь, что абсолютное большинство галеристов – это честные люди. Но несколько громких скандалов за последние годы показали: если бизнес основан на безоговорочном доверии, то таким бизнесом легко манипулировать. Ну и есть такие понятия, как инсайдерская торговля, за которую игрокам финансового рынка грозит тюремный срок и которая процветает на рынке искусства. Децентрализация может убрать асимметрию информации, сделать рынок прозрачнее, понятнее, доступнее. Но децентрализация и кураторство – абсолютно разные вещи, кураторство, конечно, останется. Наоборот, я жду, когда кураторы придут на OpenSea и Rarible и начнут отбирать героев нашего времени.

И про стоимость. Все стоит ровно столько, сколько покупатель готов предложить, и неважно, считают ли эту стоимость обоснованной другие. Я бы не купила Месси за такие деньги, что уж там, я б его бесплатно не взяла. Кому-то нужна такая длинная яхта? Такая дорогая машина? Босоножки с бриллиантами (надеюсь, они не трут)? Кофе за восемь фунтов? Мы живем в эпоху консюмеризма, и неверно замечать экстравагантные приобретения только в одной сфере.

Феномен NFT-art с невероятными ценами на гифки и мемы стал возможным еще и потому, что в мире очень много шальных криптоденег. Каково ваше видение его будущего?

Мне ужасно не нравится термин NFT-art. Это как искусство из мрамора. Из него можно много всего сделать, включая «Давида» или «Пьету», но это не значит, что каждая мраморная скамейка – искусство. Итак, NFT – это технология, фантик, если хотите. В этот фантик можно завернуть что угодно: видео признанного художника, картинку начинающего дизайнера, мем, игру, время (был и такой проект). Искусство вечно, так что и через 10 лет работы, проданные как NFT, останутся произведениями искусства. Судьба художника может сложиться по-разному: кто-то взлетит, кто-то потеряет популярность, кто-то будет медленно расти. Что будет с мемами и картинками, я не знаю, но, мне кажется, тренд владеть нематериальным будет только расти. Особенно если мы все переедем жить в Metaverse.

Криптоколлекционеры – это кто: люди, искренне любящие искусство, готовые заниматься меценатством, как Ирина Баженова, одна из основателей The Art Exchange? Или у них иные мотивации?

Все люди разные, и мотивации у всех разные, но слово «коллекционер» подразумевает определенный подход и серьезность намерений, что ли. Кто-то уже открыл музей NFT, хотя признается, что вообще ничего не знает о правилах игры в традиционном мире искусства.

Правильно ли я понимаю, что благодаря The Art Exchange традиционный коллекционер станет криптоколлекционером? Хотя бы потому, что его аналоговое произведение искусства будет токенизировано.

Неожиданный вопрос, я о нем не задумывалась. Наверное, если человек купит у нас NFT, то его можно назвать криптоколлекционером с натяжкой, а если купит долю физической работы, то нет. Он станет совладельцем этой работы.

Чем мультимедийный художник Анна Таганцева-Кобзева заслужила право быть представленной на NFT-маркетплейсе The Art Exchange? Почему вы рекомендуете приобретать ее работы?

Ой, нет-нет. Я не рекомендую – приобретать работы нужно только по любви, а не по советам «знающих» людей и тем более не для того, чтобы перепродать через 20 лет в 1000 раз дороже. Вам же самим 20 лет с этой работой жить. Но если говорить об Анне, у нее хорошая международная выставочная история, она выиграла конкурс Digital Dreams в 2020 году, сразу после дропа у нас на платформе Анна участвовала в CADAF. И у нее идеальный предмет исследования: взаимодействие оккультного и научного, архаичного и техногенного – что может лучше подойти для момента, когда мы пытаемся осмыслить дивный новый мир?