Пересечение Петровки и Дмитровского переулка – конгломерат стереотипов «глянцевой» Москвы. Такой ее знают иностранные инвесторы и сверхсостоятельные россияне, большие шишки и важные гости. Журналистам это место известно в первую очередь роскошными залами Marriott Moscow Royal Aurora, где с приятной регулярностью проходят дорогие конференции. Неподалеку от отеля бросается в глаза вывеска Cartier – все правильно, здесь ей самое место. Однако несмотря на то что данная история как раз посвящена ювелирным украшениям – инвестициям и коллекционированию, – начинается она в стенах другого бутика.

Чувство разницы

«Януш, к вам пришли». Не знаю наверняка, но, кажется, это были просто посетители, если слово «просто» хоть как-то соотносится с теми, кто захаживает в ювелирный салон Yanush Gioielli. Прямо скажем, до популярности упомянутого Cartier ему далеко, но владельцы приветливы и, если мои догадки верны, лично принимают покупателей – в лучших традициях private banking. Это и логично, ведь случайные люди тут не появляются: как минимум стесняются зайти (находится магазин, кстати, в том же здании, что и Marriott).

К драгоценностям – сказочному символу богатства – здесь привыкли. В ходе нашей беседы владелец бренда Yanush Gioielli Януш Манашеров берет в руки кольцо, в котором золото обрамляет желтый бриллиант размером с ноготь, и, критически осмотрев украшение, вытирает инкрустированный в него камень о свитер – чтобы лучше блестел. «Значит, их можно брать в руки», – думаю про себя, и опасения что-нибудь здесь сломать и никогда не расплатиться постепенно отступают.

Мои вопросы о том, сколько можно заработать, инвестируя в ювелирные украшения, долгое время остаются без конкретного ответа: мол, можно получить и 50% за два месяца, а можно и потерять 20%, продавая ниже рынка. Конечно, подобные нюансы мало тревожат долгих инвесторов, для которых «ювелирка» – ультраконсервативный способ диверсифицировать портфель и конвертировать часть капитала в компактный и универсальный товар. К примеру, в стране революция, а вы алый бриллиант в карман – оп! – и вроде с голода уже не умрете и перебиться по первости денег хватит. (С золотыми слитками так не получится: во-первых, карманы оттягивают, во-вторых, редко хранятся дома и потому не подходят для оперативного реагирования.) А доходность – плюс 50 или минус 20 – вас уже и не сильно-то тревожит: продали, и слава богу. Ликвидность, к слову, – слабая сторона этого класса активов. Хотя Манашеров утверждает, что особенно редкие и уникальные камни с благородным провенансом можно продать выгодно и почти мгновенно, в большинстве остальных случаев владельца исключительного изделия ждет аукцион – в известной степени непредсказуемый и уж точно не быстрый. Если же инвестиция – «настоящая», то есть предполагает некую прибыльность, ее инициатор обречен следить за рынком с внимательностью хищника и, обнаружив точку входа, выжидать точку выхода – в принципе, ничего необычного. Манашеров продолжает: «Человек, вложивший в декабре 2008 года, когда кризис шел на полных парах, пять миллионов долларов в бриллианты хорошего качества (здесь ювелир уточнил, что хорошее качество – уже не коммерческое, но еще не лучшее, то есть от IF до VS, при этом цвет должен быть от D до F. – Прим. ред.), через год продал их за восемь миллионов». По оценкам моего собеседника, та же инвестиция в нынешних экономических реалиях через два года принесла бы 50–60%, однако он тут же уточняет, что прогнозировать что-либо сегодня тяжело: «Разве два года назад мог кто-то знать, что унция золота подорожает в пять раз?!» Дома первым делом перепроверил котировки: знать такое действительно никто не мог.

Инвестиция – враг коллекции. Если бы речь шла о предметах изобразительного искусства, директор Christie’s в России Мэтью Стивенсон со мной бы поспорил. «Инвестор должен вести себя как коллекционер», – утверждал он на недавнем семинаре по альтернативным активам. Но речь идет о ювелирных украшениях, и на моей стороне – Януш Манашеров. «Коллекционер покупает камень, если чувствует с ним духовную связь, если тот ему нравится, если им хочется обладать», – вполне логично рассуждает бизнесмен, который, кстати, сам драгоценности не коллекционирует. Чтобы быть убедительнее, ювелир выкладывает на столе передо мной ряд украшений, каждое – внушительного размера, и предлагает выбрать, какое из них мне больше нравится. Крайние слева – огромные неограненные алмазы, заключенные в изящную золотую оправу (кольцо и кулон; с трудом представляю себе их на живом человеке). Они явно лидеры, если сортировать ассортимент по цене. Но чтобы быть честным, выбираю то, что больше приглянулось безотносительно вероятной стоимости: кольцо с камнем глубокого зеленого цвета. «Это турмалин», – говорит Манашеров. Оказывается, это и его любимый камень тоже. «Разница между этим камнем (берет в руку кольцо с турмалином) и этим (берет украшение с алмазом) – где-то тысяча раз (в пользу изделия с алмазом. – Прим. ред.). Для настоящего коллекционера цена не имеет значения», – заключает ювелир.

Заодно выяснилось, что в рамках данной «экспозиции» турмалин дороже лунного камня, но сильно дешевле жадеита, который, по словам Януша Манашерова, есть у каждого китайца.

Звезды и камни

Добиться информации по объему рынка оказалось непросто. Так, директор ювелирного департамента аукционного дома Bonhams Джин Гика в комментарии SPEAR’S Russia отметила уверенный спрос со стороны клиентов из Европы, стран Дальнего Востока, из США и России, причем в последние годы, по ее наблюдениям, наиболее ожесточенные аукционные поединки за топ-лоты ведутся между россиянами и покупателями из Арабских Эмиратов. В свою очередь глава лондонского ювелирного департамента Christie’s Дэвид Уоррен сообщил о 600-миллионой суммарной выручке по итогам прошлого года, что позволяет хотя бы примерно судить о картине в целом. «Объемы всего мирового ювелирного рынка не поддаются оценке и насчитывают несколько сотен миллиардов долларов», – считает Уоррен.

Не оставляя попыток, обращаемся к председателю совета директоров «Арбат Капитала» Алексею Голубовичу: «Рынок можно реалистично оценить только в развитых странах, где доля сделок с использованием офшорных или наличных расчетов, а также “мимо кассы” магазина относительно невелика, – рассказывает он. – Исходя из грубой оценки объема продаж драгоценностей (включая инвестиционные бриллианты) в 120–150 млрд долларов в год, на США, Японию и другие развитые страны приходится более 50% рынка, в том числе продажи иностранцам из стран БРИК, Ближнего Востока и остального “третьего мира”». Крупнейшими рынками спикер называет США, Японию, КНР и Индию, причем последняя лидирует «по массе» – от 200 до 300 т золота в год. Для сравнения Голубович приводит официальную статистику по России: в страну ввозится 30–40 т ювелирных изделий ежегодно, «хотя, скорее всего, не меньше приезжает “на теле” отечественных туристок».

Такая массовость, впрочем, едва ли касается эксклюзивных украшений с интересным провенансом: появление на рынке знаковых лотов никогда не остается без внимания, и о тоннах золота тут речи не идет. Как пример ювелирной исключительности Джин Гика приводит проданное Bonhams за 1,9 млн фунтов (около 3 млн долларов) на сентябрьском Fine Jewellery Sale кольцо в стиле ар-деко с голубым бриллиантом от Bvlgari.

К тому же уже третий век историю выдающихся ювелирных аукционов ведет Christie’s, а одним из первых в их череде стали торги 1795 года, в рамках которых на продажу выставили драгоценности фаворитки Людовика XV мадам Дюбарри. Вскоре после смерти французского короля мадам пала жертвой революции и в 1793 году была обезглавлена – мрачный, но, видимо, существенный цено­образующий фактор.

Другие знаковые ювелирные торги Christie’s прошли в 1927 году, и тогда покупателям предлагали 124 украшения из собрания драгоценностей Российской короны. А в 1969 году аукцион украшений из собрания Нины Дайер (будучи манекенщицей и женой состоятельных господ, она тоже плохо кончила) дал старт паре ежегодных торгов в Женеве, ставших флагманом ювелирных торгов Christie’s, напоминает Дэвид Уоррен. В последующие годы с успехом ушли с молотка еще две частные ювелирные коллекции: в 1995 году удалось продать драгоценности, принадлежавшие Ее Высочеству Бегум Салиме Ага-хан (в их числе – «Голубой бриллиант Бегумы», что ушел за 7,8 млн долларов к председателю Лондонского отделения Graff Лоренсу Графу), а в 2006 году – украшения принцессы Маргарет. Однако с наибольшим восхищением Уоррен отзывается о торгах, прошедших в Нью-Йорке в декабре прошлого года и посвященных ювелирному собранию Элизабет Тейлор. «В ходе предаукционных показов по всему миру красотой выдающихся сокровищ смогли насладиться свыше 58 тыс. человек, и в итоге драгоценности были проданы за рекордные 144 млн долларов, став самой дорогой частной ювелирной коллекцией в истории», – подчеркивает аукционист.

Надо сказать, что вокруг этих торгов был раздут настоящий ажиотаж: пресса бурлила подробностями о предстоящих торгах, и даже Кейт Уинслет примерила для фотосессии украшения «королевы Голливуда». Задействованные PR- механизмы раскалили интерес к коллекции из 269 лотов, чей совокупный эстимейт составлял порядка 30 млн долларов, в результате многократно превзойденный. Глава Van Cleef & Arpels Станислас де Керсиз с гордостью говорит о том, что в коллекции кинозвезды было изделие производства его фирмы – рубиновое кольцо с бриллиантами, купленное в свое время одним из восьми мужей Тейлор, Ричардом Бартоном, и недавно ушедшее с молотка за 4,227 млн долларов, установив рекорд цены за рубиновый карат. Мало того, объятая ожерельем уникальная грушевидная жемчужина «Перегрина» весом в 55,95 карата ушла за 11,8 млн долларов. История жемчужины начинается еще в XVI веке, а к Тейлор она попала в качестве подарка от того же Бартона. Сегодня «Перегрина» – самая дорогая жемчужина в истории аукционных продаж.

В этой связи следует отметить, что жемчуг на фоне драгоценных камней выделяется своей относительной недолговечностью. По оценкам Януша Манашерова, при правильном уходе нормальная жемчужина может прожить около ста лет. Дамам для этого, советует он, необходимо прежде всего наносить полный макияж и орошать себя парфюмом и только затем – надевать жемчужные украшения: от химии они портятся и тускнеют. Важно еще и не хранить их вместе с другими предметами «селф-декора», дабы избежать царапин.

Любопытно, что черный жемчуг Таити располагается внизу иерархии натуральных жемчугов, и чем он светлее, тем дороже. Следующая ступень «перлового» рейтинга – австралийский белый жемчуг. Он может быть различных оттенков: желтый, розовый, серебрис­тый, однако на цену они не влияют – ее здесь определяет качество «камня». Еще дороже – натуральный золотой жемчуг, самый дорогой – натуральный розовый. Иногда он имеет абрикосовый оттенок, но насыщенно розовый ценится выше, объясняет Манашеров.

Примерно в 140 раз скромнее коллекции Тейлор оказалось собрание Людмилы Зыкиной: принадлежавшие ей драгоценности – 25 предметов – были проданы на аукционе в Москве за 31,8 млн рублей. Цифры не астрономические, но россиянам все равно небезынтересные. Цели торгов некоммерчес­кие: выручку планировалось направить на увековечение памяти певицы.

Также на некапиталистические проекты пойдут средства от реализации на аукционе Christie’s украшений госпожи Лили Сафры (вдовы банкира Эдмонда Сафры): высвобожденные деньги распределят между 20 различными благотворительными организациями. Совокупный эстимейт лотов превышает 20 млн долларов, а в списке на продажу – кольцо с беспорочным бриллиантом прямоугольной формы в 34,05 карата (эстимейт – 3,6–5 млн долларов), пара серег с беспорочными бриллиантами грушевидной формы весом 19,43 и 19,16 карата (3,5–5 млн), кольцо Chaumet с бриллиантами и бирманским рубином весом 32,08 карата, ранее принадлежавшее графине де Буарувре (3–5 млн), антикварное ожерелье XIX века с бриллиантами и колумбийскими изумрудами в два ряда (1,2–1,8 млн) и множество других шедевров ювелирного искусства. Попадет на этот аукцион и крупнейшее частное собрание ювелирных украшений от Jar, чей венец – созданная специально для Лили Сафры в 2003 году брошь в форме цветка камелии с рубинами и бриллиантами (1,2–1,5 млн).

В марте не менее роскошное украшение представили публике мастера Fabergé, доработав королевское ожерелье Романова. В основу изделия из 79 изу­м­­­рудов высшего качества общим весом 186,85 карата лег исторический дизайн ювелирного дома. Драгоценные камни были добыты на замбийском прииске Gemfield, вручную отобраны художественным директором Fabergé Катариной Флер и после специальной шлифовки заключены в оправу из белого золота. Всего в ожерелье 2225драгоценных камней общей массой 363,48 карата, в том числе бриллианты: 1991 белый округлый и 152 розовых.

Человек и молоток

Не всякая драгоценность – инвестиционный актив. Для того чтобы считаться инвестиционным, ваше приобретение должно соответствовать определенным критериям, уверен Алексей Голубович. А именно:

• Ликвидность. Вы должны иметь возможность выйти из инвестиции в разумные сроки и более или менее открыто через одного из конкурирующих агентов.
• Сертифицированность. Для камней необходимы заключения геммологов, документы о происхождении; подлинность произведения ювелирного искусства также должна быть подтверждена документально.
• Высокая стоимость. Нет смысла копить ювелирные изделия стоимостью в несколько сотен долларов – проще хранить обычные золотые монеты.
• Возможность оборота вне розничной сети. Даже качественное и дорогое украшение, купленное, например, в универмаге Harrods, вряд ли удастся реализовать через ювелирную лавку больше, чем за 30–40% от розничной цены приобретения, поэтому инвестировать лучше по формуле «цена производителя изделия плюс разумная комиссия агента». В таком случае при продаже инвестор потеряет только на комиссии, то есть в пределах 10–12%.

Поэтому, делает вывод Голубович, для инвестиций в драгоценности лучше выбирать стандартные по размеру и качеству бриллианты, а в отдельных случаях – драгоценности «с именем», то есть произведения ювелирного искусства, имеющие художественную или историческую ценность, так как цена на них со временем только растет. Отступив от этого правила, вы рискуете обзавестись «ломом драгметалла» или вышедшим из моды продуктом, который не позволит выйти в плюс даже через десять лет. «Коллекционеры всегда стремятся заполучить наиболее редкие и уникальные предметы, при этом спрос на подобные вещи часто не зависит от общего экономического положения дел», – делится наблюдениями Дэвид Уоррен.

Несмотря на то что нестареющие драгоценности всегда желанны для истовых коллекционеров, рынок не чужд трендов. Так, сегодня аукционщики наблюдают уверенный спрос на предметы ар-деко и работы известных ювелирных домов. Таких как Cartier, Van Cleef & Arpels и Boucheron, перечисляет Джин Гика. Кроме того, высока востребованность натурального жемчуга и ювелирных изделий, выполненных в 1960–1970-х годах такими мастерами, как Эндрю Грима, Джон Дональд и Стюарт Девлин. Тем не менее Гика не рекомендует покупать украшения из одних инвестиционных побуждений и призывает приобретать драгоценности, чтобы носить их, – для собственного удовольствия, а не ради выгоды.

Первое, что приходит на ум, когда речь идет об инструментах покупки и продажи уникальных украшений и камней, – аукцион. «Выставление драгоценностей на торги – пожалуй, один из самых прос­тых и эффективных способов выхода из ювелирной инвестиции, – комментирует Дэвид Уоррен. – Новым владельцем лота становится человек, предложивший наибольшую цену, в то время как росту интереса в отношении каждого конкретного предмета способствует долгосрочная маркетинговая кампания, а цена молотка взвинчивается ставками коллекционеров со всего мира, участвующих в торгах лично, по телефону или по Интернету. В том числе анонимно». Мнение управленца из Christie’s предвзято, но к логике не придраться.

Аукцион, в зависимости от вида торгу­емых на нем товаров, имеет собственную структуру, и для ювелирного искусства она тоже особенная. В ходе Fine Jewellery Sales, рассказывает Джин Гика из Bonhams, сначала выставляются самые старые антикварные изделия (иной раз датированные аж XV веком), за ними следуют предметы Викторианской эпохи, затем – ар-деко, лоты 1960–1970-х годов и, наконец, современные украшения. Зачастую вещи с интересным провенансом появляются в середине торгов, однако топ-лоты, как правило, продают ближе к завершению.

Впрочем, торги не всегда лучшее решение. Так, по крайней мере, считает Голубович: «Далеко не все можно выставить на аукцион. Владелец может не захотеть платить налоги с выручки или затрудняется доказать “чистое” происхождение изделия, и потому многие продавцы предпочитают продажи через агентов. Найти надежного агента непросто, но в конечном счете это может оказаться выгоднее аукциона».

Точной статистики не существует, но, по экспертным оценкам, в мире действуют десятки тысяч скупщиков драгоценностей: мелкие ретейлеры, агенты оптовиков и ломбарды, причем нередко – полукриминальные. Именно они и определяют уровень ликвидности «массового рынка», хотя эти материи далеки от инвестиций. «Ликвидность во многом определяется макроэкономикой и социальной ситуацией. Когда она критическая, драгоценности начинают продавать все, от индийского среднего класса до лондонских мультимиллионеров, – комментирует Голубович. – Но когда рынок ждет инфляции и деньги уже (или еще) невозможно вложить в бизнес, начинается охота за крупными бриллиантами и уникальными ювелирными изделиями. Так, подавляющее большинство ювелирных украшений из коллекции Элизабет Тейлор были проданы в два-четыре раза дороже эстимейта, а значит – на порядок дороже стоимости составляющих их металла и камней. То же самое можно наблюдать в последние годы на рынке ценных старинных изделий из нефрита и жадеита – их все активнее скупают опасающиеся инфляции богатые китайцы. Ликвидность при этом только растет».

О мотивации

Вот-вот появится еще один способ инвестиций в «ювелирку». Он сер и блекл, как свинцовый лист, и роднится с алмазами понятийно и на расстоянии. Имя ему – ETF. Торгуемый на бирже фонд, обеспеченный бриллиантами «драгоценного» качества весом в один карат, планируется к запуску провайдером IndexIQ. Камни, фактически приравненные к commodity, будут храниться в бельгийском Антверпене.

Принцип действия такого фонда прямо противоположен всему вышеизложенному. Никаких красных бриллиантов с провенансом, по чьим мотивам можно ставить пьесу, никакой энергетики камня, никакой романтики. Но почему бы и нет? Как вариант диверсификации портфеля, который не имеет ничего общего с инвестициями в сокровища из детских сказок, он, уверен, будет вполне неплох.

Но давайте не будем обманывать себя: люди инвестируют в драгоценные камни и дорогие украшения не потому и не столько потому, что индекс по ним показывает положительную динамику. Ответ на вопрос «зачем?» лежит между материями разумного и бессознательного и апеллирует к чувствам не меньше, а то и больше, чем к логике. Затем, что хочется, затем, что это позволяет утолить жажду новой эстетики, удовлетворить инстинктивное стремление обладать прекрасным. Потому что камни и украшения – это воплощение человеческих представлений об идеальной гармонии, где мастерство ремесленника перемежается с талантом художника. Потому что они будут жить дольше своего владельца, его наследников и наследников его наследников. Да что там «будут» – уже пережили поколения и династии, революции и вой­ны, принадлежали царям и графиням и несут в себе больше воспоминаний, чем каждый из их обладателей. Потому что они родились в недрах земли и пробыли в ней вечность, и тому факту, что вы держите в руках красивый минерал, вы обязаны миллиардам удивительных совпадений. И если бриллиант – commodity, то это – не конец статьи.

Атлас

• Christie’s
• Арбат Капитал Менеджмент