Путь двадцати

Созидательное разрушение, столь же естественное, сколь и неизбежное, вытесняет рабочих, компании, а порой и целые отрасли промышленности. Благодаря ему рыночный капитализм наделен неисчерпаемой энергией, чем не может похвастать ни одна другая система. Оно поддерживает страх и причиняет боль, и оно является тяговой силой для экономического роста и человеческого прогресса.

Сегодня мы – свидетели новой формы созидательного разрушения, которая переворачивает с ног на голову международные организации и баланс геополитических сил, двигавших идеи, информацию, людей, деньги, товары и услуги через границы с беспрецедентной скоростью и вытащивших из бедности сотни миллионов людей. Мы пока не знаем, что оставит после себя эта революция, но нет никаких сомнений в том, что она – определяющая тенденция нашего времени.

Как мы дошли до этого? Решать самые важные проб­лемы мировой экономики и заниматься межнациональными отношениями когда-то решили члены «Большой семерки» (G7), избранные лидеры и министры финансов США, Японии, Великобритании, Франции, Германии, Италии и Канады. С Америкой во главе эти промышленно развитые демократические государства со свободными рынками составили международный план мероприятий почти на четыре десятилетия. Западные правительства были обеспокоены военной мощью и статусом Советского Союза на международной арене, но колебания советской экономики оказали незначительное влияние на рынки к западу от Стены.
Финансовый кризис 2008 года стал поворотным моментом. Коллапс исторического масштаба ускорил неизбежный переход к новому мировому порядку, в котором Китай, Индия, Бразилия, Турция, арабские монархии Персидского залива и другие развивающиеся игроки потребовали себе места за столом, и более того – в глобальном управлении. В ноябре 2008 года лидеры G7 приняли необходимость создания «Большой двадцатки» (G20), и чиновники из Европейского союза и еще девятнадцати стран собрались в Вашингтоне, чтобы спасать мировую экономику.

Впрочем, двадцати переговорщикам договориться о чем-то, выходящем за рамки благородных деклараций о принципах, всегда было нелегко, и даже практически невозможно, особенно если они не разделяют общих политических и экономических ценностей. Лидерам «Большой семерки» не было необходимости обсуждать достоинства демократии, верховенства закона, свободы слова и собраний или свободно-рыночного капитализма, но «Большая двадцатка» отличается широким расхождением во взглядах по всем этим вопросам. Получается, что только когда все члены «Двадцатки» одновременно чувствуют угрозу со стороны одной и той же проблемы, G20 может приносить пользу. Однако финансовый кризис внушил благоговейный страх перед неминуемостью глобального краха, и первые саммиты «Большой двадцатки» дали скромные положительные результаты. Последние саммиты – значительно меньше.

В результате этот процесс институционального созидательного разрушения усугубляет ключевую проблему: никакого по-настоящему глобального лидерства больше нет. В обозримом будущем Соединенные Штаты останутся самой могущественной страной на Земле. Хотя в настоящий момент американские избиратели гораздо больше обеспокоены ситуацией с работой и долгами, чем экспортом американских ценностей, а американские политики не особо хотят брать на себя все расходы и риски, которые сопутствуют традиционной роли США – мирового жандарма. Волна ярости, охватывающая мусульманский мир, едва ли разожжет американский аппетит к новым иностранным приключениям.

Кроме того, нет других правительств, готовых и способных заполнить этот вакуум. Европейские лидеры находятся в ловушке многолетней борьбы за восстановление доверия в еврозоне, в то время как страны вроде Китая, Индии и Бразилии пытаются справиться с резким экономическим спадом, в России утеряны военная мощь и международное влияние советского масштаба, а экономика Южной Африки не больше экономики шестой по величине провинции Китая.

Восточными ветрами

На самом деле, несмотря на прогнозы роста международного влияния, Китай – это сила, которая вряд ли будет следовать по предсказуемому пути. В течение следующих десяти лет Индия, Бразилия и Турция смогут развиваться по той же формуле, которая определила их рост на протяжении последнего десятилетия, а Америка, Европа и Япония в конечном счете снова начнут инвестировать в системы с длинными историями успеха. Китай же, напротив, стоит на пороге одних из самых сложных и амбициозных реформ в истории. Его власти признали, что модель развития этой страны является, по словам премьер-министра Китая, «неустойчивой, несбалансированной, несогласованной и нежизнеспособной», а процесс передачи собственности государственных компаний и китайского государства китайским семьям столкнется с чрезмерным сопротивлением самой власти. Он даже может вызвать беспрецедентный раскол в правящей партии.

Неудивительно, что такое количество перемен и такое слабое глобальное лидерство привели к стольким потрясениям за последние четыре года. Мы наблюдали сильнейший за десятки лет крах финансового рынка и международный спад. Партии нескольких европейских стран были отстранены от власти. Беспорядки в арабском мире привели к смене правительств в Египте, Ливии, Тунисе и Йемене и погрузили Сирию в гражданскую войну. Морские территориальные споры в Азии вызвали столкновения между китайскими, японскими, вьетнамскими и филиппинскими (список можно продолжить) судами.

Кроме того, никогда еще мир не сталкивался с таким количеством транснациональных проблем. Как могут правительства сотрудничать по вопросам ограничения выбросов парниковых газов и наихудших последствий изменения климата? Как устранить риски, связанные с продовольственной инфляцией, и прекратить соперничество за скудные водные ресурсы Азии и Северной Африки? Что могут сделать мировые лидеры, чтобы справиться с рисками информационных войн и терроризма? Есть к тому же и более грандиозные задачи по смягчению конфликтов в горячих точках мира.

Путь лежит через ноль

Чем закончится эта революция «Большого Zero»? Правительства не станут брать на себя затраты и риски, пока не сочтут себя должными и пока не убедятся, что другие не будут делать это за них. По мере того как G-Zero будет разжигать споры, государствам придется строить новые системы и новые союзы. Они будут сотрудничать или действовать поодиночке. Они изменят представление о существующих международных институтах или построят новые. Так или иначе, «Большой ноль» – не новый мировой порядок, а период революционного перехода, который рано или поздно уступит дорогу чему-то еще.
Чему именно? Многое будет зависеть от отношений США и Китая. Если кризис, взращенный революцией «Большого ноля», создаст общие проблемы Вашингтону и Пекину и если эти два государства станут безоговорочно самыми сильными в мире, мы увидим рождение международной системы, в которой Америка и Китай будут обременены единой ношей. Если объединенные США и Китай разделят лидерство с другими сильными государствами, возможно, начнется некое реальное сотрудничество в формате, подобном «Большой двадцатке».

Если Америка и Китай станут сильнее любой мыслимой коалиции других стран и если «Большой ноль» подтолкнет их к гораздо более враждебным отношениям, мы, вероятно, станем свидетелями развития новой формы холодной войны, которая вынудит остальные государства или принять чью-то сторону, или бороться за нейтральность. Но если при наличии нескольких других сильных государств между Вашингтоном и Пекином возникнут разногласия, глобальная власть распадется на части и перейдет к наиболее могущественным странам в своем регионе.

Эти сценарии представляют собой крайности, и будущее, вероятно, воплотится в некоей комбинации хотя бы двух из них. Но, как и с большинством революций, мы можем с уверенностью предсказать только то, что путь отсюда туда приведет к хаосу, сюрпризам, кризисам и новым возможностям для тех, кто осознает грядущие последствия.

Материал подготовлен на основе книги Яна Бреммера Every Nation for Itself: Winners and Losers in a G-Zero World (издательство Portfolio Penguin, 2012 год).

Ян Бреммер – президент исследовательской консалтинговой компании Eurasia Group