Распорядиться знаниями, полученными на вашем курсе, можно по-разному, со стороны кажется, что вы готовите людей к опыту первых инвестиций с венчурным фондом. Или ваша задача состоит в чем-то другом?

Илья Стребулаев: Мы хотим полностью перестроить мышление людей, их подход к инвестициям, к инновациям, к тому, как вообще можно использовать полученные у нас знания и возможности. Давайте я приведу несколько примеров. Во-первых, наши слушатели смогут по-новому смотреть на те молодые компании, которые сами приходят к ним в России. Это очень важно. Совсем недавно мы организовали для курса Telegram-чат, и многие участники уже обсуждают там друг с другом свои стартапы. Как раз об этом мы и мечтали, потому что в России, на мой взгляд, не хватает людей, способных вести такое обсуждение профессионально.

Во-вторых, каждому необходимо диверсифицировать свои инвестиции, и мы позволяем людям выйти за пределы давно известного набора финансовых инструментов. Венчурный мир очень странный и запутанный, это совсем не рынок акций, и наш курс дает возможность диверсифицировать свой портфель не только географически, но и добавить в него принципиально иной класс активов.

В-третьих, мы показываем весь диапазон доступных инвестору решений. Наши участники смогут напрямую вкладываться в стартапы на раннем этапе, зная, какие вопросы при этом надо задавать и как провести due diligence, смогут находить синдикаты для входа на поздних этапах, смогут инвестировать на растущем сейчас вторичном рынке, смогут работать не напрямую, а вместе с венчурными фондами и фондами фондов, находя лучших управляющих.

Ну и, пожалуй, последнее, но не менее важное, – это клубная история, в которую со временем перерастет наш курс. Мы предлагаем не просто сертификат в рамочке, а сообщество людей с разными бэкграундами, но схожими знаниями, что позволит всем участникам с интересом общаться друг с другом и вместе инвестировать.

АЛИНА НАЗАРОВА
«Я нисколько не сомневаюсь в том, что у венчурных инвестиций прекрасное будущее. Сейчас мы переживаем на российском рынке взрыв в классических инвестициях, хотя еще пять лет назад их проникновение в клиентскую базу в private banking не превышало 25–30% (теперь этот показатель у банков первой пятерки превышает 50%). Понятно, что аппетит приходит во время еды, хайнеты, распробовавшие фондовый рынок и обращающие внимание на то, как меняется экономика, как быстро растут некоторые компании, хотят инвестировать по-новому. Кроме того, есть люди, которые смотрят на процесс с другой стороны, они не только инвестируют, но и сами создают стартапы и хотят выводить их на другие рынки, есть отдельная категория менеджеров корпораций, думающих о корпоративных фондах и поиске инновационных решений. Поэтому и велика необходимость в таком курсе».

Курс адаптирован для русскоязычных инвесторов. В чем их специфика? Что приходится объяснять дольше, а что они схватывают лучше?

Илья Стребулаев: Их главная специфика – русский язык. Я создал этот курс в Стэнфорде, читал его в разных странах для крупных инвесторов, для руководителей топ-компаний, и всегда для этого использовался английский. Сейчас же нам было важно вести живое общение на русском и качественно перевести практически все материалы, потому что в России ничего подобного просто не было.

Многие предприниматели, инвесторы, топ-менеджеры крупных компаний не очень понимают сегодня, что такое венчурная экономика. Но то же самое мы увидим почти в любых аудиториях вне Кремниевой долины и нескольких других мест. И тут уже надо говорить не о российской специфике, а о специфике курса. Мы строим его как живую историю, которая может трансформироваться на ходу, реагируя на события вокруг нас. Например, вчера у нас был разговор о подводных камнях венчурных контрактов, и я мог приводить примеры из жизни – что значит иметь на руках term sheets (основные условия сделки) от шести крупнейших фондов Долины и как делать выбор. Осознать некоторые вещи тут довольно трудно, но, когда это происходит, процесс идет как по маслу. Мне кажется, наши участники уже перешли этот рубеж и могут понять очень непростые моменты.

Другой пример того, что нужно объяснять и подробно проговаривать (опять же не только в России), – это доля владения. Интуиция подсказывает, что удачливый предприниматель должен становиться мажоритарным акционером. Но ни бизнес-ангелы, ни венчурные фонды в Долине к этому не стремятся.

Почему? Короткий ответ – опора на опыт, полученный в традиционном бизнесе, скорее всего, приведет вас к провалу. Ну а за подробностями нужно приходить на наш курс. Таких примеров на нем сотни. Обычно я говорю студентам: «Если вы ничего не знаете про финансы, это прекрасно. Если вы глубокий специалист, то будьте внимательны, вам придется гораздо сложнее. Потому что многое из того, что вы узнаете, будет противоречить тем стандартным вещам, которые вы помните, как “Отче наш”».

АЛИНА НАЗАРОВА
«Участие в этом курсе принимают не только клиенты А-Клуба, на нем есть другие инвесторы, есть знакомые Ильи Стребулаева и главы Fort Ross Ventures Виктора Орловского, и есть отдельный поток, на котором учатся только лучшие финансовые советники “Альфы”. Это было неким бонусом для моих коллег, показавших выдающиеся результаты по итогам прошлого года».

Вопрос, касающийся живого процесса. У вас сейчас учатся клиенты и сотрудники А-Клуба, как вы оцениваете и тех и других?

Илья Стребулаев: Первым делом тут нужно сказать, что причина, по которой основатели курса (не только я) с удовольствием взяли эту группу лучших финансовых советников «Альфы», состоит в том, что «Альфа» – очень хороший партнер. Возвращаясь к вопросу о специфике, добавлю, что мне очень приятно, что в России есть финансовые институты, способные на такое партнерство, это очень важно.

«Партнерство» для нас вообще ключевое слово. И я, и Алина Назарова хотим, чтобы участники курса стали друг другу партнерами, и команда банка своим примером показывает, как это возможно в реальной жизни.

Что же касается уровня участников, то, естественно, он не может быть у всех одинаковым. Но важнее то, что у нас есть много успешных предпринимателей, построивших свой бизнес с нуля, при этом некоторые из них потеряли деньги на инвестициях в стартапы. Конечно, личный венчурный опыт заметно отличается, но я, как профессор в Стэнфорде, хорошо знаю, что чем разнообразнее аудитория, тем интереснее. Если я преподаю математику в школе, то мне удобнее, чтобы ученики были примерно одного уровня, а здесь у нас нет «стандартной учебы», зато есть много совместной работы и общения, поэтому разнообразие становится преимуществом группы.

Говорить про окончательные итоги пока рано, но скажу, что наш ментор, занимающийся с финансовыми советниками «Альфы», говорит мне об их сильнейшей заинтересованности. Они действительно показывают очень хорошие результаты.

Игроков индустрии private banking иногда делят по типам клиентов, которых они привлекают. Например, люди консервативные идут в один банк, модные и продвинутые – в другой. Что в этом смысле можно сказать о клиентах А-Клуба, с которыми вам довелось общаться?

Илья Стребулаев: Если у вас клиент только одного, очень узкого потока, то мне это кажется ошибочным. С другой стороны, я сейчас близко познакомился со многими клиентами «Альфы» и в дополнение к уже сказанному отмечу, что это люди, стремящиеся к пониманию новой экономики, их точно нельзя назвать консервативными. Они задают достаточно глубокие вопросы, они хорошо взаимодействуют друг с другом. И я бы охарактеризовал их как людей, не желающих останавливаться. Несмотря на свой успех, они продолжают искать что-то новое и необычное.

АЛИНА НАЗАРОВА
«У private banking есть некая социальная нагрузка, мы должны создавать для людей платформы для общения. Сейчас лучшей площадкой для установления контактов с единомышленниками, для обмена знаниями, для обсуждения сложных и насущных вещей стал этот курс. И неважно, будут ли потом наши клиенты инвестировать вместе, важно то, что мы дали им возможность для очень качественного общения. Однако инвестиционное поведение у людей в любом случае изменится. На мой взгляд, они, во-первых, будут более тщательно подбирать бумаги в свои классические портфели (просто потому, что они будут лучше понимать, что они покупали и чего не покупали до этого). Во-вторых, они будут искать инструментарий для инвестирования в Долину».

Профессиональные российские венчурные инвесторы описывали нам типичных LP в своих фондах как людей, желающих в самый неподходящий момент перехватить управление и уверенных в своей правоте просто потому, что у них большой предпринимательский опыт. Вы согласны, что эта черта присуща россиянам?

Илья Стребулаев: Если у general partners есть такие партнеры с ограниченной ответственностью, то у меня очередной совет – присылайте их к нам на курс, здесь они поймут, что перехватывать управление сложно. А если они всерьез хотят принимать решения сами, то пусть лучше создают собственные венчурные фонды (при условии, что у них есть доступ к интересным стартапам). На мой взгляд, в подобных историях нет ничего специфически российского, это обычное непонимание того, чем занимаются general partners, и это не самая распространенная проблема.

Гораздо чаще происходит другое: частные инвесторы из России, но не только из нее, привыкли к фондовому рынку, к доверительному управлению. Здесь они вкладывают всю нужную сумму сразу. В венчурных инвестициях процесс устроен иначе, здесь вы не перечисляете фонду 10 млн долларов моментально, а как бы даете гарантию перечислить их в течение следующих 10 лет. И не так редки ситуации, когда инвесторы, поставив подпись, спустя два года не понимают, о каких деньгах их вдруг просят в фонде. Начинаются вопросы «что», «зачем», «почему», ответы на которые уже давно были даны.

Еще раз подчеркну, я знаю, что в России часто думают о своей уникальности, но в этом случае говорить о ней не приходится. Так происходит во всех регионах, нужно набраться терпения и нарабатывать опыт, заниматься образованием.

Какая роль в системе финансирования инноваций отведена private banking? Зачем нужны банки, если есть множество фондов, работающих с частным капиталом и дающих доступ к синдицированным сделкам?

Илья Стребулаев: Я как раз думаю, что инновации принципиально важны именно в private banking. Понимаете, чтобы проинвестировать в IBM или Microsoft, мне в Америке банк вообще не нужен. Private banking понадобится для того, чтобы мне предоставили что-то, чего я либо не знаю, либо не могу найти самостоятельно, либо это сложно, дорого, «времязатратно». И венчурные инвестиции попадают в эту категорию.

Не так трудно найти какой-нибудь один фонд или синдикат, который возьмет у вас деньги, но интересно же отыскать и тех, кто не бросается в глаза, интересно уникальное и правильно отобранное. Для меня private banking – это структура, которая позволяет клиентам найти доступ к ресурсам, к которым простого доступа нет. Альтернативой здесь служит собственный семейный офис, но это куда затратнее.

АЛИНА НАЗАРОВА
«Даже в классических инвестициях наша основная функция – отбор и донесение самой важной информации в самый короткий срок. Мы должны показывать клиенту возможности и экономить его время, это распространяется и на венчурные инвестиции. Наше долгое общение с Ильей Стребулаевым и Виктором Орловским уже привело к тому, что мы трансформируем нашу систему классических инвестиций, показывая их как тематические идеи. Есть отдельно биотех, отдельно агро, отдельно линейка технологий, представленные разными инструментами от классического доверительного управления до advisory, ПИФов и структурированных нот. Компании, которые включены в эти идеи, конечно, отобраны по критериям публичного рынка. Но логично, что нашим следующим шагом должна стать венчурная линейка».

Как устроена конкуренция на разных уровнях венчурного рынка (от фондов-гигантов до ангелов), кому и почему достаются лучшие сделки? И как совершают свой выбор частные инвесторы?

Илья Стребулаев: Давайте я отвечу на чуть более узкоспециальный вопрос. Меня часто спрашивают: как попасть в Sequoia Capital? (Это один из топовых венчурных фондов.) Мой ответ – никак. И у меня есть встречный вопрос: а зачем вам Sequoia? Скорее всего, она просто на слуху и начинающие инвесторы больше ничего не знают. Но если мы посмотрим на статистику, то увидим, что более молодые венчурные фонды в долгосрочной перспективе зачастую оказываются более прибыльными, чем Sequoia и другие знаменитые игроки. Это точка бифуркации: инвесторы не могут войти в самые главные фонды, но у них есть возможность найти куда более интересные истории, просто для этого им нужны помощь и совет со стороны private banking.

Один из спикеров на нашем курсе – это мой друг Брайан Джейкобс, сооснователь крупного венчурного фонда Emergence Capital. Он рассказывал, что когда они поднимали свой первый фонд в 2003 году, то не могли собрать деньги. В тот момент практически любой человек из России, предложивший им сумму от миллиона долларов, был бы с удовольствием принят. А дальше фонд Джейкобса стал первым инвестором в SalesForce и Zoom и теперь считается одним из самых успешных в Долине. Но такое случается и сейчас, а не только в 2003 году. Я смотрю на своих студентов, занимающихся тем же самым, и понимаю, что не все, но некоторые из них станут через 20 лет новыми Брайанами Джейкобсами. Начинать работать с ними можно уже сегодня, но это куда более закрытая и непонятная территория, чем классические инвестиции.

Такая же ситуация на рынке secondary. В России все слышали о SpaceX, но это лишь верхушка айсберга. В Америке более 400 единорогов, и более 200 из них активно торгуются, и, если вы этого не знаете, вы просто сужаете свои инвестиционные возможности. Поэтому вам нужен проводник с фонарем, и еще вы сами должны уметь этим фонарем пользоваться. Наш курс предлагает вам фонарь, а проводником пусть будет private banking.

Сакраментальный вопрос об отношении к русским деньгам в Долине. Что делать российскому инвестору со своим происхождением?

Илья Стребулаев: Знаете, в Долине совершенно неважно, откуда пришли деньги. Люди в России очень беспокоятся на этот счет, я их понимаю, но если вы обычный инвестор без каких-то дополнительных ограничений, то вам всегда будут рады. Есть исключения: например, единственным клиентом у компании Palantir на раннем этапе был Пентагон. Наверное, они бы не взяли денег у русских инвесторов, но это редкость. К тому же здесь довольно много россиян, их происхождение ни для кого не является проблемой.

Одна из задач курса – показать участникам, что их представления о Долине, венчурных инвестициях, месте России в этих инвестициях чаще всего не соответствуют реальности. Чтобы не быть голословным, скажу, что у нас будет сессия, на которую я пригласил венчурные фонды, которые прямо сейчас поднимают деньги. Они не имеют никаких связей с Россией, но они легко откликнулись на мое предложение, причем откликов было много, мне даже пришлось выбирать из них.

АЛИНА НАЗАРОВА
«Когда мы только начинали с Ильей обсуждать этот курс, я тоже волновалась о том, что у меня все инвесторы русские, и задавала ему об этом вопросы. Теперь я понимаю, насколько сильно забиты стереотипами наши головы. Когда ты начинаешь учиться, то видишь, что мир совсем другой, и стараешься четко различать миф и реальность».

Тезис об уникальности Кремниевой долины повторяется очень и очень часто, так же как и слова о том, что в России подобный феномен возникнуть просто не может. Но есть ли все-таки в мире другие места, где такая экосистема (пусть с большими культурными и структурными отличиями, но схожей отдачей) когда-нибудь сложится?

Илья Стребулаев: Подобные вопросы обычно задают не инвесторы, а регуляторы или люди, мечтающие построить такого типа инновационную экосистему. Тут есть два тезиса. Первое: да, Кремниевая долина уникальна, если вы пытаетесь построить именно ее, это закончится неудачей. Почему? Потому что она не создавалась в один день, и тут сложилось много факторов, которые очень сложно повторить. Но второй тезис в том, что ее и не нужно повторять, потому что мир готов к появлению множества очень хороших и уникальных по своей структуре инновационных экосистем.

Ошибка очень многих людей – неправильное определение того, что такое Долина. Они думают так: давайте посмотрим на то, что в ней есть, и построим то же самое. Тут они находят крупные компании, маленькие стартапы и, допустим, Стэнфорд, а потом создают где-нибудь крупный университет и стараются притянуть к нему бизнес. Таких историй очень много, но это неправильный подход. Самое важное – понять принципы Долины, их не так много, они касаются культуры, мотивации, законодательства. Зная эти принципы, вы можете создать на своей территории что-то, не похожее на Долину, но тоже очень успешное. Я уверен, что в течение следующих 10 лет будут построены хорошие инновационные экосистемы. Может быть, они не составят прямой конкуренции Долине, но будут достаточно удачными на своем региональном уровне.

Сейчас наступает период, когда у многих стран появляется возможность выбиться вперед (впрочем, как и возможность полностью потеряться), потому что некоторые стабильные, прибыльные индустрии перестанут за это десятилетие быть таковыми, а другие, наоборот, взлетят.