Просторный и элегантный офис Розенблатта находится в здании, упирающемся в громаду Goldman Sachs на Флит-стрит, и в большей степени указывает на его увлеченность оперой, а не на его пост старшего партнера в успешной юридической компании: персидский ковер с цветочным узором, беспорядочно сложенные стопки аукционных каталогов, несколько нелакированных керамических ваз на стильном серванте. Помимо ваз там красуется трофей с надписью «Злостное пойло Эдди – с Рождеством от Iron Maiden». Это от клиента, как позже разъяснил Розенблатт. По-видимому, он отлично умеет заполнить пробел между искусством и жизнью.

Розенблатт финансирует «Сольные концерты Розен­блатта», где певцы в поисках мировой славы с 2000 года исполняют сольные программы из арий, песенных циклов и концертных произведений. Сначала в церкви Святого Иоанна на Смит-сквер в Вестминстере, а позже – в Вигмор-холле, прибежище сольных концертов в Лондоне. Он поддерживает проект безвозмездно, хоть и воздерживается от ярлыка «благотворительности» («я подозрительно отношусь к побуждениям людей, называющих себя филантропами»), и мероприятия обходятся ему в 400 тыс. фунтов – уже с учетом прибыли от продажи билетов.

В прошлом октябре молодой американский тенор Лоуренс Браунли исполнил песенные циклы Верди, Пуленка и Бена Мура, после чего взбудоражил 500 слушателей сопутствующей ариям Россини живостью, изящно и проворно расправляясь с гаммами. В тот вечер все было готово к особенному представлению от Браунли: камеры и микрофоны работали специально для осенней трансляции на Sky Arts. Несмотря на то что сольные концерты больше подходят для радио, Розенблатт отметил, что Sky отлично справились, перемежая песни с интервью и пригласив классического музыкального комментатора Сьюзи Кляйн.

Переезд в Вигмор-холл и эфир на Sky Arts могут заставить вас подумать, что Розенблатт ведет активную и даже агрессивную кампанию, но на самом деле он заражает других своей активностью, а сам выглядит как заинтересованный наблюдатель. Трансляцию ему предложил его друг со связями на Sky, а заякориться в Вигморе ему вообще «не приходило в голову». «Я пришел в Вигмор-холл только потому, что они явились ко мне и попросили», – объясняет Розенблатт. Хотя при предыдущем директоре «Сольные концерты Розенблатта» даже близко не подпускали к этому месту. «Однажды мы раздавали на улице за пределами холла листовки с анонсом одного из наших концертов, в ответ на что я услышал много очень грубых и неприятных слов от директора. Наверное, мне надо было его предупредить заранее в письменной форме, что улица ему не принадлежит».

Даже идея самих сольных концертов пришла к нему извне, когда он в последнюю минуту выступил спонсором для концерта эффектного аргентинского тенора Жозе Кура под руководством Пласидо Доминго в 1999 году. «До этого я ничем таким в своей жизни не занимался. Я просто выписал чек и порадовался, что у меня будет достаточно пригласительных билетов для друзей, чтобы устроить отличный вечер. В тот момент фирме исполнялось десять лет, а мне – сорок, так что я нашел своему поступку много оправданий». «Оправдание» – подходящее слово, поскольку создается ощущение, что Розенблатт всегда хотел заниматься чем-то подобным, а не только в честь юбилеев.

В Британии огромный дефицит оперы. Королевский оперный театр по-прежнему демонстрирует непревзойденный класс певцов и привлекает высочайшие слои общества, тогда как Английская национальная опера привлекает тысячи зрителей своей авангардной программой, бесподобным оркестром под управлением Эдварда Гарднера и относительно недорогими билетами. У концертных залов в Шотландии, Уэльсе и на севере Англии тоже отличная репутация. Там проходят летние фестивали, такие как Glyndebourne, Garsington, Grande Park. Туда же можно приписать OperaUpClose, небольшие представления в пабе Islington и Grimeborn, независимый оперный фестиваль на сцене театра Arcola в Восточном Лондоне, да и, пожалуй, все. В целом – довольно бледная картина.

Как бы то ни было, недостаток певцов, способных просто взять и спеть, был и остается. «Время от времени Ковент-Гарден, Саут-Бэнк или Barbican устраивают концерты знаменитостей, – говорит Розенблатт с некоторой долей отвращения, – но знаменитостей мало, а прекрасных исполнителей куда больше». В 1999 году раздобыть сольные концерты можно было разве что на пиратских дисках, не было тогда никакого YouTube со ставшим хитом видео Анны Нетребко, исполняющей «Песню луне» из оперы «Русалочка». Какую же долю концертов Розенблатт устраивал для себя, а какую – для пуб­лики? «Все для себя!» – отвечает он, смеясь и при этом совсем не походя на эгоиста: в конце концов, он понятия не имел, насколько популярными потом станут все эти исполнители.

Своя опера с шоколадками и аттракционами

Среди открытий Розенблатта – такие звезды, как Хуан Диего Флорес, Витторио Григоло, Саймир Пиргу, Джозеф Кальеха, и это только за последние пять лет. Розенблатт настаивает, чтобы в список включили Марию Раднер: «Самое неожиданное – ее глубокое меццо-сопрано, контральтовый тип голоса». Вскоре после нашей встречи она выступила в роли первой Норны в «Кольце Нибелунга» в Ковент-Гардене (это на удивление важная роль). Впрочем, Розенблатт отказывается признавать решающее значение в судьбе своих звезд (хотя, по сути, это именно он первый пригласил их в Лондон) и смеется, когда его пытаются назвать меценатом и выдающимся покровителем искусств: «Я далек от этого. Вы шутите? Я не думаю, что это называется “покровительствовать” искусству или даже хотя бы только певцам. Не стоит забывать, что это их образ жизни, они так работают». Время от времени он готов принять благодарность от певцов, но все равно не верит, что оказал им услугу.

Если исполнители периодически пытаются благодарить Розенблатта, то критики и консервативные поклонники оперы хором высказывают свое им недовольство, считая сольные концерты деклассированными. «Думаю, вокруг этой темы витает много снобизма. Ну просто очень много. Вы бы посмотрели на все эти отзывы. В Twitter и в блогах полно обсуждений того, что мои концерты – это, собственно, именно концерты. Они должны развлекать».

В оперном мире существует строгая культурная иерар­хия, и арии, исполняемые под фортепианный аккомпанемент (вроде «Сольных концертов Розенблатта») порицаются, так как за пределами оперного театра они считаются вырванными из контекста. У одного певца было записанное музыкальное сопровождение для песенного цикла Бетховена, и желчь критиков после его выступления текла рекой. А еще между песнями не полагается аплодировать, «но если люди хорошо проводят вечер, им все нравится и они наслаждаются моментом, то почему бы и не похлопать?»

Похоже, что Розенблатт раздражен по этому поводу, но не расстроен. Есть еще один пример оперной напыщенности, засевший у него в печенках и случившийся, когда он повел своих родителей в Ковент-Гарден. Розенблатт является спонсором Королевского оперного театра, и каждый год за дополнительные тысячи фунтов он покупает по четыре билета практически на каждую постановку, поэтому когда его мама решила съесть шоколадку во время антракта и «буквально подверглась гражданскому аресту со стороны билетера», он написал электронное письмо председателю правления, перед этим демонстративно съев еще одну шоколадку. «Я сказал, что это нонсенс. Никто ведь не собирается устраивать в опере барбекю. К вам ходят люди, такие как мой отец – ему 80, и он не очень-то хочет каждый раз во время антракта идти во Флорал-холл. Помимо прочего, люди не желают выкладывать 50 фунтов за бокал вина и бутерброд с копченым лососем, хотя всем в итоге именно это и приходится делать. В результате мне позвонил управляющий и выдал бессмертную фразу: “Господин Розенблатт, Королевский оперный театр – не аттракцион для туристов”. На это я ответил: “Не знаю, с какой вы планеты, но это именно аттракцион. И по этой причине вы получаете деньги от государства”». В таком контексте становится вполне понятно, почему Розенблатт предпочитает проводить свои собственные, «неподобающие» концерты.

Юрист любит ушами

Его любовь к голосу (отдельно от оперы) имеет неожиданное происхождение. Он родился в 1950-х в большой семье евреев-иммигрантов в Ливерпуле, и его отец с братьями следовали религиозным канторским традициям и все время пели. «Пение было фактически семейным спортом. Все обсуждали, кто выше и громче поет. Увлечение было донельзя серьезным – иногда надо было угадать исполнителя по двум-трем тактам записи». Первое, что мы сделали, когда приехали учиться в Лондон, – отстояли очередь за билетами на «Бал-маскарад» Верди с Паваротти.

Паваротти занимает высокое положение в розенблаттовском пантеоне исполнителей, но он уделяет особенное внимание другим своим предпочтениям, считая заданный ими уровень «невозможным», как часто утверждают те, кто слишком много знает и видит. Среди таких увлечений – концертная программа Альфредо Крауса и «Фальстаф» Верди («бесконечно воодушевляющая и прекрасная опера, которая звучит как ни одно другое произведение Верди»). В одном ряду с ней Розенблатт ставит Пуччини. «Как тут выбрать? Это невозможно».
Через несколько минут он снова возвращается к теме разговора: Йонас Кауфман в «Вертере» Массне. «Он великолепно справился с партией», – заключает бизнесмен. Хотел ли он когда-либо заполучить Кауфмана на «Сольные концерты»? «Мы подали заявку до того, как он стал знаменитым, потом он прославился, и заявку отменили. А мы-то хотели устроить несколько концертов».

Голодный оркестр лучше играет

Пока все остальные ринулись в мир благотворительности, Розенблатт делает пожертвования как по расписанию, и здесь его юридическая ипостась преобладает над оперной. Он сторонится славы, к которой стремятся меценаты, и выгоды, необходимой организациям, хотя, по-моему, большая часть филантропов вообще интересуется только шумихой вокруг собственных пожертвований. Справедливости ради отметим, что эта шумиха и побуждает новых людей жертвовать деньги.
Тем не менее опера (да и наша культурная сцена в более широком смысле) сильно зависит от частных и корпоративных инвестиций. Королевский оперный театр, по словам Розенблатта, в безопасности, потому что у них есть «сплоченный круг очень богатых и очень преданных спонсоров, какими бы ни были их мотивы», но все остальные справляются и без государственных субсидий. Точка зрения Розенблатта кажется нелогичной: филантропы относятся к нему с подозрением, зато корпоративные спонсоры, которым надо либо отчитаться по социальной ответственности бизнеса, либо увековечить свое название, на его счет не сомневаются. Возможно, потому что не скрывают своих намерений. «Тем не менее, – говорит Розенблатт, – их слишком много, правительству необходимо снова вступить в игру».

Несмотря на кажущееся противоречие, Розенблатт защищает филантропов, хотя ясно дает понять, что себя к ним не относит. «Думаю, те, кто жертвует крупные суммы денег на развитие – настоящее развитие – нашего искусства, должны получить общественное признание. Ведь что бы мы без них делали? Как бы мы восстановили хоть какой-нибудь театр, если бы Ллойд Дорфман не дал на это 10 млн?» Одна из теорий, услышанных мной недавно, гласит, что британские оркестры настолько лучше французских, потому что последние разжирели на государственных субсидиях, тогда как первые – тощие, но активные.

Сумерки богов

Ранее в беседе мы успели обсудить «Кольцо Нибелунга» Вагнера, одну из четырех частей которого Розенблатт отправился слушать сразу после нашей встречи. Главная сюжетная линия, разворачивающаяся на протяжении пятнадцати часов музыкального действия, – упадок богов из-за их собственного тщеславия и алчности, а заканчивается цикл уничтожением Вальгаллы – свежепостроенной обители богов, как, впрочем, и самих богов во время Götterdämmerung («Сумерек богов»). Перед тем как Розенблатт вернулся за свой рабочий стол и расположился в мягком кожаном кресле, я захотел узнать, стоит ли Сити, который тоже считается опасно погрязшим в корысти и упадничестве местом, извлечь урок из Götterdämmerung?
Розенблатт долго и громко смеется. «Да! – продолжает он, смеясь. – Все мы знаем, чем это закончится, не так ли?»

Материалы по теме

• Дело закрыто