В октябре прошлого года вышла книга под названием «Смелость действовать. Воспоминания о кризисе и его последствиях» (The Courage to Act: A Memoir of a Crisis and Its Aftermath) – апология количественного смягчения за авторством Бена Бернанке. Теперь мы можем узнать, о чем думал глава совета управляющих ФРС, пытаясь совладать с полным коллапсом мировой экономики в 2007–2009 годах. Автор охотно признает, что ему помогали. Но нет сомнений, что он был в эпицентре бури и в итоге предотвратил вторую Великую депрессию.

Получив строгое еврейское воспитание в городке Диллон, где, к его неудовольствию, еще сохранялась сегрегация и где у его родителей была аптека на главной улице, Бернанке приступил к усердной учебе в Гарварде, а позднее оказался в Массачусетском технологическом институте (MIT). Там его всепоглощающей страстью стало изучение экономики и прежде всего обвала 1929 года на Уолл-стрит вкупе с Великой депрессией. Внимание Бернанке привлек анализ ее причин, проведенный Мильтоном Фридманом и Анной Шварц (в частности, масштабного дефицита ликвидности). Этот анализ стал центральным предметом его исследований, а книга Мильтона и Шварц «Монетарная история Соединенных Штатов, 1867–1960 годы» (A Monetary History of the United States, 1867–1960) – настольной. Из нее он черпал вдохновение.

И тут Бернанке понял одну очень важную вещь: вся финансовая система – неотъемлемая часть экономики, ведь основная ее функция – это поддерживать кредитный поток, делать так, чтобы он достигал всех слоев общества, облегчал движение промышленности и торговли, а заодно повседневную жизнь регионов, населенных пунктов и социума. Если банки, включая относительно мелкие банки локального масштаба, не будут функционировать и служить обществу, значит, не сможет функционировать и вся экономика. В период Великой депрессии обанкротилось ни много ни мало 9,7 тыс. американских банков, или около 40%.

В 2007 году Бернанке возглавил совет управляющих ФРС, заняв место Алана Гринспена. События, которые обрушились как снег на голову в 2007–2008 годах, наверняка его озадачили, но спокойствия и самообладания он не терял и постоянно и сосредоточенно думал о том, что именно он вместе с советниками и братьями по оружию из Минфина и особенно из Федерального резервного банка Нью-Йорка, а также с группами специалистов из вашингтонской штаб-квартиры ФРС может сделать со своим единственным инструментом – монетарной политикой.

Другими ключевыми игроками были министр финансов Хэнк Полсон и глава Федерального резервного банка Нью-Йорка Тим Гайтнер. Без них Бернанке не смог бы добиться того успеха, которого добился. Его первое впечатление от Полсона исчерпывающее: «Высокий и атлетичный, с торчащим под странным углом сломанным мизинцем, Хэнк будто и не переставал быть тем линейным футбольной команды Дартмута, которого включили в сборную Лиги плюща и прозвали Молотом. Голубоглазый, почти лысый, в очках в тонкой металлической оправе Полсон излучал мощную, неуемную энергию, к которой я привык не сразу». У Хэнка была сумасшедшая идея «продать» скептически настроенному конгрессу программу выкупа проблемных активов (Troubled Asset Relief Program, TARP) на 750 млрд долларов, или план спасения Уолл-стрит. Конгресс был исполнен решимости не попадаться на удочку экс-главы Goldman Sachs, пока тот в разгар кризиса выручает приятелей с Уолл-стрит. Со второй попытки Полсон и Бернанке убедили политиков, что кризис реален, и это дало жизненно важный старт экономическому спасению.

Гайтнер с его светлой головой также мыслил достаточно гибко, чтобы понимать: спасать финансовую систему нужно обязательно. В трудные минуты Бернанке бодрили его спокойные шутки с ничего не выда­ющим лицом. Из памятных фраз – «это Ветхий Завет!» и «пора хорошенько залить полосу пеной!». Затем последовал фантастический кризис в AIG (вдобавок к Bear Sterns, Lehman, WaMu, Wachovia, Citigroup, Merrill Lynch и иже с ними): крупнейшая страховая компания мира была объявлена банкротом. Ее крах отрикошетил бы по пенсионным накоплениям. И, как назло, AIG выступала страховщиком по большей части обеспеченных долговых обязательств (collateral debt obligations, CDO) и ипотечных ценных бумаг (mortgage-backed securities, MBS) Уолл-стрит, оказавшихся тогда под ударом из-за дефолтов субстандартных заемщиков, серия которых поразила глобальную финансовую систему, и в первую очередь США. Здесь следует отдать должное Бернанке, оперативно организовавшему первую выдачу масштабного экстренного кредита. ФРС ссудила AIG умопомрачительные 85 млрд долларов.

AIG не была банковской холдинговой компанией, но Бернанке смело сослался в конгрессе на раздел 13(3) устава ФРС, позволяющий кредитовать небанковские организации, чей крах поставит под угрозу всю экономику. Он здорово прорвал традиционные ограничения ФРС. Затем последовали еще два транша, в результате которых общий размер помощи, предоставленной AIG, достиг баснословных 182 млрд долларов, включая 70 млрд в рамках TARP (10% ее объема), – невероятная выплата от налогоплательщиков и властей в адрес частной компании, торгу­емой на NYSE. Впрочем, американское правительство получило 80% AIG и, продав их, осталось в плюсе на 23 млрд долларов. Браво!
TARP четко исполнила свое предназначение: программа спасла Уолл-стрит после дефолта Lehman и остальную банковскую систему от полного коллапса, и за шесть месяцев все деньги вернулись с процентами. А при новом президенте Бараке Обаме TARP выручила и Детройт.

Далее был первый раунд количественного смягчения на сумму 1,75 трлн долларов, обозначивший для Бернанке переход от финансового кризиса к экономическому: росла безработица, стал резко снижаться ВВП (и за рубежом тоже). Для укрепления доверия Бернанке запустил две инициативы: обнародование планов ФРС по процентным ставкам и стресс-тестирование банков с целью выявить дефицит капитала.

Конгресс поставил перед ФРС двойную задачу: поддерживать ценовую стабильность и отсутствие безработицы. Первый раунд количественного смягчения имел целью покупку у банков ипотечных бумаг Fannie Mae и Freddie Mac на сумму 1,25 трлн долларов, их непосредственных долгов на 200 млрд долларов и покупку казначейских обязательств на 300 млрд долларов, что должно было снабдить банки ликвидностью для продолжения кредитных операций. После объявления количественного смягчения DJIA за девять месяцев вырос на более чем 40%. Счастливые маркетмейкеры и их инвесторы стали называть этот феномен «путом Бернанке».

Затем Бернанке подготовил второй раунд смягчения. Он представлял собой программу увеличения сроков погашения, в рамках которой ФРС, чтобы не дать ставкам подняться, продавала краткосрочные бумаги и покупала долгосрочные. Но безработица упорно оставалась на уровне выше 8%. В стране насчитывалось 12,5 млн безработных, 8 млн были вынуждены работать неполный день, и еще 2,5 млн работу искать перестали.

Америка оказалась на грани потери социальной сплоченности, Капитолийский холм разрывали разногласия, и призывы Бернанке помочь его монетарной политике фискальными мерами конгрессмены не услышали. Поэтому третий раунд смягчения стал первой безлимитной кампанией ФРС. Было решено ежемесячно выкупать казначейских обязательств и MBS на 85 млрд долларов и делать это до тех пор, пока безработица не опустится ниже 6,5%. Финансирование происходило путем создания банковских резервов. На 6,5% программа не остановилась, хотя со временем начала постепенно сужаться и в 2014-м, когда Бернанке ушел, а безработица достигла более нормированных 5,7%, была свернута.

Бернанке признает, что безлимитный, бессрочный третий раунд был, на языке покера, признанием того, что «ФРС ставит все». Однако его завершение и разгон восстановления сделали траекторию карьеры этого идеального центрального банкира, захватившей величайший в истории финансовый кризис, параболой совершенства.

Перед кризисом на балансе ФРС было 800 млрд долларов, а четыре года спустя, на момент окончания смягчения и после вала критики, – около 4,5 трлн. Как Бернанке собирался распорядиться этим увесистым уловом? Неужели просто держать бумаги до погашения? (Хотя почему бы и нет?) С 2009 по 2014 год Центральный банк перевел в казну 470 млрд долларов прибыли – втрое с лишним больше, чем за шесть докризисных лет.

О чем Бернанке не упомянул в своих мемуарах? Таких вещей довольно много. Прежде всего, он не упомянул, почему ФРС не увидела приближения глобальной кредитной засухи и заметила ее, лишь когда уже было слишком поздно. Не сказал автор и о том, способствовали ли кризису ультранизкие процентные ставки, державшиеся с 2005 года. Они ли привели к тому, что на Уолл-стрит стали шинковать и смешивать ипотечные кредиты, чтобы выпускать более доходные CDO и MBS, которые систему и подорвали? Ответа на этот вопрос в книге не найти.

Вероятно, автор решил, что будет лучше не копаться в прошлом, особенно учитывая, что ФРС была эпицентром кризиса. У центральных банкиров есть невероятная власть, но друг на друга они не указывают. Как бы то ни было, свою главную теорию Бернанке доказал, причем в сложнейших из обстоятельств, какие только можно представить. И его превосходно читаемые воспоминания о собственной смелости перед лицом непостижимого кризиса вполне заслуживают изучения.