Нужные книги накануне переезда


«Хорошо составленная личная библиотека – это две вещи: ваша история в книжной форме, бумажная память, и – волей-неволей – портрет культуры или какой-то ее части», – говорит Сэм Лейт.

03.07.2014




© Stephan Gabriel/imageBROKER


В своем наследии мне теперь приходится размышлять в деталях, не все из которых приятные. Я, знаете ли, переезжаю. Из наводненных лоунетами окрестностей Арчвея в наводненные, э-э, почти-что-лоунетами окрестности Ист-Финчли на севере Лондона. Переезд вынуждает думать о наследии в ряде плоскостей. Во-первых, завещания. Вы подписываете бланки, где говорится, что «по смерти X имущество перейдет…»

Во-вторых, приходится паковать вещи. Много вещей. Это бабушкины и дедушкины безделушки. Это мебель, которая осталась с их времен. Это одежда (не то чтобы мой гардероб станет каким-то большим наследием для двух моих отпрысков. Бедные маленькие сорванцы). А еще это книги. Исписанные мертвые деревья заняли у меня половину грузовика. Дело в том, что большую часть заработка мне приносят именно они: их и о них я пишу. И именно они станут моим настоящим наследием. Как, впрочем, и у любого серьезного читателя.

Сборы – значит отсев (в магазин Marie Curie на этот раз перекочевали добрых 6–9 метров книг; жена, похоже, считает, что у меня их слишком много). А отсев – значит разбор полок. Хорошо составленная личная библиотека – это две вещи: ваша история в книжной форме, бумажная память, и – волей-неволей – портрет культуры или какой-то ее части.

Прежде всего: кто знал, что у меня в библиотеке? Не я. Взять, к примеру, подписанный экземпляр «Отдельных стихотворений Афры Бен». Подписанный не Бен, отчего бы стал ценнее, а редактором книги Жермен Грир, которая двадцать лет назад выступала перед моим школьным литературным кружком. Я краснею, только взяв этот том в руки, вспоминая, как перепутал слова и предложил всей школе не поблагодарить «вместе со мной», а поблагодарить «вместе меня».

И как здесь очутились рассказы Виктора Пелевина в двух экземплярах? А «Книга героических провалов» в трех? И откуда, на божью милость, взялись мемуары Наны Мускури, подписанные для меня «с любовью»? Я едва помню и часть. Старые экземпляры «для отзыва» в собственноручных пометках, редкое и ценное первое издание с автографом, несколько напечатанных черновиков, которые показались мне потенциально ценными: «Обычный человек» Рота, «На день погребения Моего» Пинчона, «“Дистрикт” и Кольцевая» Хини, редкий Делилло и «Свобода» Франзена, которая вряд ли будет в большой цене, поскольку супруга пролила на нее краску.

Что подорожает почти наверняка, так это коллекция старых комиксов, коробку с которыми я преданно вожу с собой с подростковых лет. Первый номер мини-серии про Росомаху с росчерком Фрэнка Миллера, первый номер «Удивительного человека»… Если бы я еще не потерял 3D-очки, которые прилагались к дебютному выпуску «Хомячков-каратистов в 3D», то сидел бы сейчас на горе золота! «Рыбную полицию» еще считают крутой? Впрочем, я отвлекся.

Раскрытая книга

В мире, где хайнеты то и дело переезжают, судьба картин и скульптур – вопрос очень важный. Книг – в меньшей степени. Хотя образ владельца они рисуют, по-моему, даже лучше. В самом исчерпывающем и многогранном смысле они ценнее и интереснее. Кто пишет аннотации к полотнам «старых мастеров»? Что говорит нам картина о периоде своего приобретения? А текст говорит, самим своим изданием говорит. Скажем, издание Йейтса в мягкой обложке существует только потому, что во времена его выпуска стихи поэта были общественным достоянием. Затем срок действия копирайта увеличили с 50 до 70 лет, и Йейтс снова стал «непубличным».

Сохранение, курирование, пополнение и передача ценной библиотеки, ценной не просто в денежном выражении, это большая услуга как для ученых, так и для будущих поколений. Один из моих кумиров, издатель-ветеран Джордж Вайденфельд, намерен передать свое потряса­ющее собрание книг колледжу Святой Анны (Окс­форд). Это похвально. Примеру Вайденфельда нужно следовать.

Однажды я по приглашению друга посетил Истон-Нестон. Помню, как с напускной небрежностью Александр Хескет пролистывал первое издание «Птиц Америки» Одюбона, пока я охал и ахал. С аристократической манерностью он делал вид, будто эти прогнившие старые книги ему слегка наскучили. Однако белые перчатки надел, хочу заметить. Без шуток. В 2010-м, после того как Хескет продал этот дом, его Одюбон ушел на аукционе за 7,3 млн фунтов. Немного грустно, хотя и впечатляет. Разрозненная биб­лиотека – это не больше чем сумма ее частей. Что-то ценное теряется.

Библиотеки великих людей, какого бы возраста те ни были, самое говорящее и хрупкое их наследие. Я в этом уверен. Они выдают вам хозяев вместе с эпохой, в которой те жили. Никто не узнает вас лучше того, кому достанутся книги, которые вас формировали. То же, кстати, относится к библиотекам писак из северного Лондона. Как бы моя жена ни настаивала, что пора бы снова наведаться в Marie Curie. 

Сэм Лейт (Sam Leith) – автор книги «Вы мне? Риторика от Аристотеля до Обамы».



03.07.2014

Источник: SPEAR'S Russia №6(39)


Оставить комментарий


Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы не вводить проверочный код каждый раз