За последнее время на мировом арт-рынке произошло несколько событий: случившееся в ковид наступление криптоарта с явно раздутыми бюджетами, совсем недавняя продажа тиражной работы Энди Уорхола «Голубая простреленная Мэрилин» за рекордные 195 млн долларов, исключение России из западного арт-пространства. Что из этого важнее для искусства в целом? И каков сегодня мировой арт-рынок с учетом вышеперечисленных событий?

Я считаю, что появление криптоискусства и формата продаж NFT – это революционное изменение. Но это не революция в визуальном искусстве – на него этот формат продаж практически не повлиял. Это революция на арт-рынке в плане размывания границ между искусством и прочими формами визуальной коммуникации: стикерами, гифками, короткими видео, продукцией графических дизайнеров. Теперь весь этот визуальный хлам стало возможным валоризовать и быстро покупать и продавать. В искусстве и раньше хватало бессмысленного шлака, теперь его территория резко увеличилась в разы. Искусствоведов, чтобы оценить это, не хватит. Теперь оценка за покупателем, а это всегда был ненадежный оценщик. Подождем немного, хайп спадет, тогда посмотрим, что интересного останется.

Исключение России из международной арт-системы – это проблема в основном самой России. И это все же не полное исключение: выставки лучших наших художников за рубежом идут. Ольга Чернышева на днях получила важную премию Guerlain за рисунок. Тем не менее это события локального, а не всемирного масштаба: они интересны в основном самим русским.

Покупка Ларри Гагосяном «Голубой простреленной Мэрилин» кажется таким же спекулятивным актом, как продажа «Спасителя мира» саудовскому принцу. Искусство в современном мире переоценено? У вас есть свой список слишком переоцененных художников или полотен?

Я бы не стал сравнивать эту покупку с покупкой «Спасителя». Дело не в переоцененности последнего, а во всеобщих сомнениях в принадлежности этой работы кисти Леонардо. Я не эксперт по старому искусству, но мне понятно, что если это работа «леонардеска», то ее стоимость в десятки раз ниже; все прочее – спекуляции.

Что же касается «Мэрилин» Уорхола, это ключевая работа одного из крупнейших художников ХХ века, из знаковой коллекции. Я бы не называл ее тиражной, она уникальна в пределах шелкографического метода, с помощью которого создана. Уорхол был одним из самых дорогих авторов на рынке и прежде – вспомним его продажи за суммы свыше 100 млн долларов. Видимо, настало время существенного роста его цены. Конкурирует такая цена в большей мере не со «Спасителем», а с рекордными прежде «Алжирскими женщинами» Пикассо. Это два великих художника, чьи рынки активно соревнуются. Мы еще увидим новые рекорды на Пикассо. А наша задача здесь и сейчас – искать новых художников с сопоставимым потенциалом.

Мне кажется, современное искусство в целом как актив не переоценено. Вещи в сверхвысоком сегменте цен всегда находят своего покупателя, на них есть спрос. Они являются альтернативным активом, и быстрое восстановление спроса на самые значимые сегменты современного искусства после кризиса 2008 года показало его привлекательность. Наоборот, слишком многие инвесторы по всему миру пока не видят ценности этого актива.

Сейчас на вершине списка самых дорогих художников Кунс, Хокни, Рихтер, Цуй Жучжо. Кого здесь не хватает?

Определенно в этой компании должны быть художники круга Рихтера, например Кифер. Это великий автор. Он очень дорогой, но пока не настолько, как рекордные работы перечисленных вами мастеров. Из живых классиков более старшего поколения должен быть назван Джаспер Джонс: напомню, одна из его вещей занимала топ продаж живущих художников на протяжении многих лет. Ричард Серра, но в основном его крупные вещи продаются на первичном рынке, а не на аукционах.

Вы ожидаете падения или повышения цен на российском арт-рынке в связи с его выпадением из западного арт-пространства?

Военная спецоперация пока приводит к торможению и усложнению всего экономического пространства. Не вижу, почему искусство должно быть исключением. У многих наших галерей и художников уже сейчас огромные сложности, но непонятно, насколько глубокий кризис нас ожидает. Это зависит, в частности, от происходящего сейчас на Украине. Сильного падения цен на современное искусство в ближней перспективе, впрочем, я не ожидаю: для этого нужно, чтобы многие коллекционеры стали отказываться от принадлежащих им работ, но пока свои коллекции все сохраняют.

На ярмарке «Арт-Москва» вы были настроены довольно пессимистично, комментируя новую ситуацию, в которой мы оказались, хотя и говорили, что не ожидаете полного закрытия дорог на международные ярмарки, особенно азиатские. Новую стратегию действий вы уже для себя сформулировали?

Я был бы рад говорить о новой стратегии, об открытии новых рынков и перспективах. Но пока никаких оснований для оптимизма не просматривается. Дай бог сохранить активность на прежнем уровне. Скорее, как и во время коронакризиса, все применяют какие-то новые тактические ходы. Пытаются хоть как-то улучшить положение дел на том рынке, который есть. Моя галерея будет экспериментировать в Азии, например, пробовать себя на ярмарках, только когда сможет почувствовать уверенность в сегодняшнем дне на российском рынке, не ранее.

Выставка Ивана Новикова, которая открылась в вашей галерее в конце мая, кажется удивительно созвучной текущему моменту. Это так совпало или вы подготовили эту выставку уже после 24 февраля? Чем важен Иван Новиков для сегодняшнего зрителя?

Иван Новиков – один из немногих художников, способных ясно артикулировать свою художественную и политическую позицию в искусстве. В этом смысле он концептуальный художник, несмотря на то что все его приемы – из арсенала живописца-абстракциониста. Каждое его высказывание имеет огромную важность: признанием этого служит показ Музеем современного искусства его ретроспекции в год его 30-летия. Иван полностью изменил свою выставку, которая была намечена на эти сроки, после 24 февраля. Он придумал и написал ее заново. Выставка, которая носит название «Нет», говорит средствами монохромной минималистской живописи о проблемах войны и мира, о невозможности свободного высказывания в ситуации тотальной цензуры. Каждая выставка Новикова – событие для жанра инсталляции. Ее невозможно воспроизвести в репродукции, ее нужно видеть, точнее сказать – пережить.

Текст: Наталья Шастик
Фото: Владимир Наскидаев, Денис Лапшин