Хватит жаловаться, ведь вы сидите на миллиардах», – так иногда отвечали в прессе американским музеям на их сетования о тяжелой финансовой ситуации в период коронавирусного локдауна, сильно ударившего по сфере культуры. Миллиарды – это эндаумент-фонды. В США и правда музеи обладают огромными целевыми капиталами и часто именно посредством их финансируют свою деятельность на 30–40%.

История музейных эндаумент-фондов началась в Америке в 1887 году, когда Кэтрин Лориллард Вулф, коллекционер, меценат и благотворитель, завещала 140 картин из своего собрания нью-йоркскому Метрополитен-музею, открывшемуся всего за пять лет до того, а также пожертвовала ему 200 тыс. долларов, что по нынешним меркам составило бы около 5 млн. Этот взнос самой богатой на тот момент незамужней женщины Америки и стал основой эндаумент-фонда музея. Сейчас The Met – лидер по «сидению на миллиардах» среди американских музейных учреждений: у него в целевых закромах 750 капиталов, вместе образующих 3,6 млрд дол­ларов. Правда, это не спасло данную культурную институцию от сокращения штата в прошлом году, урезания зарплат сотрудникам и досрочной отправки некоторых из них на пенсию. Дело в том, что, делая благотворительный взнос, доноры часто прописывают ограничения, как именно могут быть потрачены их средства. Поэтому, «сидя на миллиардах», музеи все равно могут остро нуждаться в деньгах, как и случилось во время пандемии и вызванного ею локдауна.

Скинуться на шедевр

Для Европы эндаумент-фонды для финансирования культуры – новая схема. Так, во Франции подобный механизм законодательно разрешили только в 2008 году, взяв за образец англосаксонскую модель. Любопытно, что принятие законопроекта предваряла бурная общественная дискуссия о том, нужно ли в принципе пускать «торговцев в храм». Во Франции культура традиционно финансируется государством: короли всегда считали своим долгом быть покровителями искусств (Франциск I, приютивший у себя Леонардо да Винчи; Людовик XIV, основавший «Комеди Франсез»); революция 1789 года также не изменила этого принципа; а в период Третьей республики (1870–1940) культура окончательно обрела во Франции статус общественного блага, забота о котором – обязанность государства. Закон 2008 года, разрешающий эндаумент-фонды для культурных институций, конечно, не опровергает этой максимы, а лишь создает дополнительные инструменты финансирования.

Пионером стал Лувр. Самый посещаемый музей в мире вообще отличается вполне прогрессивной финансовой политикой. Около 17% бюджета формируются за счет спонсорских и меценатских поступлений (для Франции это очень высокий показатель), занимая второе место после доходов от продажи билетов. Лувр не стесняется коммерческих коллабораций, будь то с игрой «Монополия» или часовой маркой Swatch. Показательно, что музей первым начал использовать краудфандинг для пополнения коллекции. Еще в 1979 году при помощи этой схемы были собраны средства на полотно «Мученичество святого Себастьяна» Жоржа де Латура. Этот французский художник, великий мастер светотени, пребывал в забвении вплоть до 1940-х годов, а потом получил звание важнейшего нацио­нального живописца. Когда в 1960 году его картину «Гадалка» купил у частного коллекционера Метрополитен-музей за сумму, так и оставшуюся неизвестной, министр культуры Андре Мальро был вызван на ковер в парламент, чтобы объяснить, как шедевру разрешили покинуть территорию Франции. Чтобы такое больше не повторилось, «Шулера с бубновым тузом» министерство культуры выкупило в 1972 году для Лувра за рекордные по тем временам 10 млн франков. А вот на «Мученичество святого Себастьяна» уже скидывались всем миром, как мы на лечение больных детей. С помощью краудфандинга Лувр периодически находит деньги на реставрацию, а в 2010-м всего за месяц собрал 1 млн евро, которого не хватало на приобретение «Трех граций» Лукаса Кранаха – сбросились 5 тыс. любителей искусства.

Участвовать в сборе на шедевр физическим лицам Франции очень выгодно: согласно закону о меценатстве 2003 года, сделав дар общественно полезной структуре, гражданин может изъять 66% этого дара из суммы, облагаемой налогом (но не больше 20% от чистого налогооблагаемого дохода). Юридическое лицо, осуществля­ющее пожертвование, может изъять из налогооблагаемой суммы 60%. Если же какой-то предмет национального достояния оказывается под угрозой вывоза за пределы страны, то меценат, покупающий его и тем самым предотвращающий утрату, может изъять из налоговой декларации 90% суммы, потраченной на произведение. Его траты уже интерпретируются как экстренная помощь государству. Так что в нынешних условиях «Гадалка» де Латура имела бы все шансы не покидать территорию Франции.

Эндаумент-фонд Лувра был создан в 2008 году в первую очередь благодаря проекту Louvre Abu Dhabi, задуманному в 2003-м, но открывшемуся как музей только в 2017-м. Проект рассчитан на 30 с половиной лет, и Лувр здесь присутствует не один, а вместе с Объ­единением музеев Франции. Однако именно за использование бренда Louvre правительство Абу-Даби должно выплатить 400 млн евро. Второй крупный донор, который помог сформировать целевой капитал, – фонд MiSK, принадлежащий саудовскому наследному принцу Мухаммеду ибн Салман Аль Сауду, тому самому, который предположительно купил за 450,3 млн долларов картину «Спаситель мира» Леонардо да Винчи (хотя по поводу его авторства ведутся споры).

Сегодня активы луврского эндаумент-фонда составляют 250 млн евро, перед инвестиционным комитетом поставлена задача иметь абсолютную доходность 5% годовых, из которых 3% передаются музею, а оставшаяся часть используется для рекапитализации портфеля, дабы компенсировать инфляцию. Кстати, благодаря Louvre Abu Dhabi собирание Жоржа де Латура продолжается: в марте этого года за 5 млн евро в коллекцию Лувра в Абу Даби была куплена «Девушка, дующая на жаровню».

Но пример Лувра не стал особо заразителен. Другие культурные институции во Франции пока не спешат формировать фонды целевого капитала (или не имеют на то возможности). Нет его, например, у легендарного театра «Комеди Франсез», который наполовину субсидируется министерством культуры, а половину зарабатывает продажами билетов и различными проектами. Но зато свои эндаумент-­фонды учредили в 2016 году Экс-ан-Прованский оперный фестиваль, стать донором которого можно за 15 тыс. евро, и в этом году по случаю 250-летия Королевская опера Версаля, получившая от меценатов на эти нужды 850 тыс. евро.

Активисты и уклонисты

В России закон о целевых капиталах был принят еще в 2006 году. Но его первая редакция содержала слишком много противоречий и правовых коллизий, что делало правовой акт, по сути, нерабочим. Последний раз поправки вносились в марте прошлого года. Главным эндаумент-пропагандистом в России является Благотворительный фонд Владимира Потанина: он консультирует тех, кто хочет попробовать такую модель, с 2017 года устраивает ежегодный форум, а также помогает сформировать целевой капитал, часто делая первоначальный взнос. Так было с Эрмитажем в 2011 году, когда Владимир Потанин лично внес 5 млн долларов.
Сегодня в целевых закромах Эрмитажа более 476 млн рублей, а с начала 2020 года инвестиционный доход составил 40,3 млн. Полученные средства музей тратит на пополнение коллекции: в 2018-м на доходы от эндаумент-фонда были приобретены «Аврора» Ансельма Кифера и видеоработа «Море безмолвия» Билла Виолы, ставшая первой видеоинсталляцией в эрмитажном собрании; в 2019-м деньги ушли на 50 предметов западноевропейского искусства XI–XVII веков.

Главный же «сидящий на миллионах» в России музей – Еврейский. Его спонсоры – самые активные и щедрые, способные за один гала-вечер пожертвовать гигантские суммы. Имена сооснователей эндаумент-фонда музея, среди которых Виктор Вексельберг, Геннадий Тимченко, Роман Абрамович,
Вадим Мошкович, Михаил Гуцериев, действительно гарантируют процветание и стабильность. Сегодня в эндаумент-фонде Еврейского музея и Центра толерантности более 683 млн рублей, доход от доверительного управления в 2019 году составил более 75 млн.

Музей «Гараж» создал свой фонд целевого капитал только в 2019-м, но сразу же получил щедрый взнос. В настоящий момент объем средств в его эндаумент-фонде превышает 429 млн рублей, а инвестиционный доход за 2020-й составил 16,56 млн рублей. Имея в донорах Романа Абрамовича, «Гараж» ориентирован тем не менее и на массовые пожертвования. Так, в апреле этого года музей провел однодневную акцию, призванную продвигать идею меценатства среди обычных посетителей: проход на выставки за любое комфортное пожертвование в эндаумент-фонд.

Любопытно, что ГМИ им. Пушкина первым среди российских музеев зарегистрировал фонд формирования целевого капитала, но дальше регистрации не пошел. С сомнением к новой схеме когда-то отнесся и директор Большого театра Анатолий Иксанов (он занимал этот пост с 2000-го по 2013-й), решивший не подвергать инвестиционным рискам деньги своих партнеров. В интервью он даже как-то признался, что отговорил от идеи эндаумент-фонда и Ирину Антонову, тогдашнего директора Пушкинского музея.
Из российских театров на историю с эндаумент-фондом пока решился только РАМТ. Как и в случае с Эрмитажем, первый большой взнос сделал Фонд Потанина – 2 млн рублей. Остальное театр собирает через свой Клуб друзей, объединяющий обычных зрителей. Стать его членом можно, внеся пожертвование в размере 3000 рублей. Объем эндаумент-фонда у РАМТ пока небольшой – всего 5 млн, но на полученный инвестиционный доход театр смог, например, поставить аудиоспектакль-променад «Сто», приуроченный к 100-летнему сезону и 200-летию своего здания на Театральной площади в Москве.
Над созданием фонда целевого капитала активно работает Пермский театр оперы и балета. И надеется запустить его в конце этого года, тем самым завершив празднования 150-летнего юбилея. По словам директора по развитию театра Аллы Платоновой, средства собираются в том числе «в розницу», то есть мелкими пожертвованиями. Доходы от целевого капитала театр намерен тратить на максимально инновационные постановки, по­иски нового художественного языка.

Возможно ли светлое будущее без светлого настоящего?

Анатолий Иксанов, недоверчиво отнесшийся к идее эндаумент-фондов, частично, конечно же, прав. То, что нестабильность финансовой системы или неумелость управления активами может вдруг оставить культурную институцию без средств, знают даже американские музеи, привыкшие к этой схеме. Так, с 2000-го по 2010-й инвестиционный портфель Музея современного искусства в Лос-Анджелесе (MOCA) сократился с 35,2 до 18,5 млн. Правда, к 2014 году MOCA удалось восстановить и перестроить свой эндаумент-фонд, собрав в него 100 млн, а затем увеличив объем и до 137 млн. Но в период падения доходов музею пришлось резко сворачивать многие программы.

Именно про возможную нестабильность спонсорского финансирования культурных проектов любят рассуждать во Франции защитники государственной поддержки. Во время финансового кризиса 2009 года с дефицитом бюджета сталкивался даже супербогатый Метрополитен-музей, когда его частные инвесторы вдруг начали сворачивать меценатскую активность. Впрочем, в период оскудения разовых пожертвований именно инвестиционный доход от эндаумент-фондов может оказаться спасением.
Пандемия 2020 года продемонстрировала еще одно слабое место целевых капиталов – невозможность использовать аккумулированные там средства для решения насущных проблем в чрезвычайной ситуации: например, неожиданного полного закрытия всех культурных институций. Поэтому Метрополитен-музей, сидя на миллиардах – целевом капитале объемом 3,6 млрд долларов, и был вынужден все равно сокращать сотрудников и урезать им зарплаты. То есть любое светлое будущее, которое обещает фонд целевого капитала, возможно только при светлом стабильном настоящем, или это будущее окажется отнюдь не для всех.

Впрочем, некоторые эксперты арт-рынка уверяют, что философия эндаумент-фондов подверглась бы переосмыслению и без пандемии. Поколение беби-бумеров сейчас активно передает свои состояния поколению X и миллениалам, а у них, особенно у последних, иные жизненные установки: они больше про «здесь и сейчас», про эмпатию и справедливость, а не про бездушное накопление и высокую доходность. Так это или нет, мы скоро точно узнаем.