Искусство и финансы говорят на разных языках. Для человека одухотворенного красота может быть бесценной. Для сугубо же практичного инвестора это инструмент с потенциально неограниченной доходностью. Когда хайнет сомневается в цене и не уверен, что предмет семейного наследия – действительно его будущее богатство, крайне важной становится роль оценщика. Но роль постепенно меняется. Аукционные дома, эти раздающие оценки оракулы, сталкиваются с конкурирующими фирмами, которые предлагают клиентам более простые процедуры оценки и столь нужную вторую точку зрения.

Люди хотят лучшего сервиса. Одна из серьезных претензий к оценщикам из крупных домов касается времени, которое те уделяют приходящим (в основном наследникам). «У вас будет минута. На вас не станут тратить время, если только вы не лорд Фонтлерой или лорд Лордингтонский или не принесли что-нибудь реально выдающееся», – предупреждает артдилер и оценщик, работавший некогда в Bonhams и Sotheby’s. Возможно, вам неприятно даже идти в крупный дом. «Представьте: вы приходите в аукционный дом. Считаете свою картину лучшей. Дед говорил, что это самая ценная вещь в доме. А вам заявляют: “Она стоит 100 фунтов, уберите ее с глаз долой”. Кому такого хочется? А ведь это типичная ситуация», – рассказывает собеседник.

Судя по всему, громадное значение имеет и ваша личность. Но причины на то не всегда правильные. Другому инсайдеру оценщик однажды сказал: «Когда кто-то приходит, мы смотрим, кто это – мужчина или женщина, – смотрим на обувь, видим, откуда этот человек, и только потом называем цену».

Во избежание финансовых (и эмоциональных) потерь от подобного обескураживающего обращения хайнет может обратить внимание на услуги таких сайтов, как Valuemystuff.com. Этот сайт открыл Патрик ван дер Ворст, экс-директор департамента Sotheby’s, специализирующегося на европейской мебели. Здесь произведения искусства оценивают с помощью электронной почты. Можно прислать фотографии, и в течение 48 часов вам ответит оценочная группа, куда входят 62 бывших и действующих сотрудника крупных аукционных домов. Это дешевле (10 фунтов) и проще, чем поездка в Лондон с масляным пейзажем под мышкой. И даже оценка, не исключено, будет точнее.

Эпоха информации

Меган Малруни из команды Valuemystuff.com приводит в пример клиента с картиной за подписью некоего Джеймса А. «По одному этому оценщик автора не установит», – констатирует она. Но если прислать по электронной почте всю информацию, в частности историю продаж и данные о месте покупки, то перед тем как ответить, оценщик сможет провести исследовательскую работу. Это дает ему преимущество перед экспертом, разглядывающим творения через пенсне в каком-нибудь мэйфэйрском подвале. «Вживую все оценивается очень быстро», – замечает Малруни.

«Хочется пожелать им удачи, – делится автор книги “Искусство как инвестиция?” (Art as an Investment?) Мелани Гелис из газеты The Art Newspaper в ответ на вопрос о наборе оборотов оценщиками из-за пределов “истеблишмента”. – Аукционные дома, которые, по идее, должны быть главными экспертами, оценивают вещи круглыми сутками – и часто ужасно ошибаются».

Свежая иллюстрация к этим словам – неудачная попытка продать на нью-йоркском аукционе Christie’s скрипку Страдивари, оцененную в 7,5–10 млн долларов. Но провал свидетельствует также о более глубоком парадоксе: оценка – это просто оценка. Стоимость может определить лишь продажа. Оценки делаются исходя из трех понятных переменных: умения разбираться, настроения рынка и сопоставления. Но продажа требует одновременного наличия двух желающих иметь данный предмет. Ван дер Ворст подтверждает: «Аукционные дома хороши тем, что, по сути, берут объект, дают ему оценку и выставляют на рынок. Но рынок и решает, чего стоит объект».

Патрик ван дер Ворст подчеркивает способность своего ресурса «вооружать» клиентов перед встречей с классическим оценщиком из банка или страховой компании. «Часы и драгоценности, оттого что их легко хранить и легко перемещать, частные банки оценивают довольно высоко, – поясняет он. – А вот полотна старых мастеров и мебель недооценивают, ведь их нужно хранить в специальных местах. Для них оценка – это способ как получить работу, так и избежать ее».

Рыночные силы

Но вне зависимости от намерений финансистов все-таки может быть полезно ознакомиться и с той точкой зрения, которую представят они. Люк Дагдейл из RBC, директор группы private client wealth management, не специалист по оценке произведений искусства, однако деньгам цену знает. Когда-то он помог клиенту купить для жены картину Маннингса. Дагдейл нашел тех, кто вынес свои заключения, и эти заключения сэкономили клиенту большие деньги. Оказалось, что работу оценили втрое дороже, чем галерея-владелица заплатила всего двумя годами ранее, предварительно ее зарезервировав: в 600 тыс. фунтов. «Он сказал: “Спасибо вам огромное, Люк. Вы только что сэкономили мне 400 тыс.”», – вспоминает спикер из RBC.

Таким образом, у собственников теперь есть альтернативные источники информации. Впрочем, аукционные дома еще не сошли с трассы. Крупные игроки авторитетны в установлении бенчмарков, признает Мелани Гелис, и в бенчмаркинге дорогих предметов новички пока не могут с ними соперничать. «В пользу Valuemystuff.com можно сказать следующее: если они будут задавать базовые ценовые ориентиры по печатной графике, изданиям, может быть, фотографиям, то здорово. Это пойдет. Но если брать диапазон от десятков тысяч и выше, то здесь никто не будет на вас полагаться, пока вы не начнете постоянно попадать в цель», – считает она.

Отсюда – премия за качество оценок крупных домов. По словам Пэдди Фини, курирующего контакты Christie’s с внешним миром, оценка должна непременно оправдывать себя на аукционе, и это накладывает ответственность. «Как только Christie’s называет эстимейт, эту цифру могут использовать много для чего: чтобы привлечь деньги, чтобы застраховаться. И мы должны быть уверены, что выполнили здесь каждую отдельную процедуру и эстимейт максимально точен», – комментирует Фини. (В сентябре Christie’s объявил, что продавцам, чьи лоты перебивают эстимейт, придется уплачивать дополнительную 2-процентную комиссию. Это может склонить дом к присваиванию относительно скромных оценок, которые вряд ли устоят на торгах. Разуме­ется, продавцов низкие оценки не привлекут.) «Предметы со всех сторон осматривает специалист, но существует внутренняя процедура, согласно которой это делает повторно его коллега. Так что всегда задействуются как минимум две пары глаз. Онлайн такую скрупулезность очень трудно обеспечить», – заключает представитель Christie’s.

Франка Хайдерер, старший директор и председатель европейского оценочного департамента Sotheby’s, зовет уникальным уровень сервиса своей команды (одних экспертов по импрессионизму и модернизму в ней сотня). Сервис этот достаточно дорогой: ставки варьируются «от сотен до тысяч». Но пугаться не стоит. «Вы можете прислать фотографии и общаться с нами по email, – намекает Хайдерер. – И если вещь покажется нам ценной, мы обязательно вас пригласим. Волноваться не нужно, обслуживание у нас налажено». Развитие сегмента интернет-оценки она, как бы то ни было, приветствует (хотя бы потому, что это позволит ей прерываться на обед). «Важно, чтобы были еще платформы, ведь если все запросы посыплются на меня, то я утону», – сигнализирует собеседница.

Вторая точка зрения нужна. С этим, пусть и неохотно, соглашаются даже аукционные дома. «Если человек не верит оценке или эстимейту, то, конечно, ему стоит искать второе мнение», – убежден Фини. Хайдерер осторожнее. «Второе мнение не помешает, но если вы хотите конфиденциальности, идите к человеку, которому доверяете. Если нет, ищите второе мнение», – советует она.

Дальше, впрочем, осмотрительность вам не поможет. Настоящий вопрос в том, важны ли оценки вообще. «Покупайте, потому что вам нравится», – призывает Люк Дагдейл. Но здесь уже я нахожу вторую точку зрения. Ее раскрывает арт-журналистка Мелани Гелис. «Вещь, – настаивает она, – как минимум должна
нравиться».