Исследования лауреата Нобелевской премии по экономике Джеймса Хекмана и его учеников показали, что ранний образовательный опыт определяет то, как человек будет учиться и работать в дальнейшем. Раньше большую роль в этом играла удача: попадет ли ребенок к умному и заинтересованному преподавателю, будет ли у него хороший класс, увлечет ли его что-то. В остальном программа у всех одна и та же, придется «учиться плавать», как и всем.

Но сегодня школа все дальше уходит от этой системы и осознает свою главную задачу – не «натаскать» на тесты и поступление в вуз, а подготовить к жизни в реальном мире. Где-то меняются отдельные элементы образовательного процесса – например появляется работа над проектами, тьюторская поддержка, – а где-то школа вообще пересобирается заново, избавляясь от привычного и становясь чем-то другим.

Как массовая школа утратила актуальность

Еще недавно школа воспринималась как место, где ребенок должен получить универсальные базовые знания. Ключевое слово здесь «знания». Процесс обучения был завязан на жестком плане и учителе-предметнике, который последовательно проводит весь класс по заданному «треку». Дети осваивают решение типовых задач, а вся среда работает на то, чтобы не отвлекать их от этих задач.

Модель массовой школы сложилась к середине XX века как ответ на потребности индустриализации. Фабрики, заводы, предприятия, государственные конторы требовали рабочих рук. Массовое производство создавало много стандартных должностей – рабочих, инженерных, административно-управленческих. Школа должна была «выстругать» из ребенка болванку, из которой затем в институте или техникуме изваяют специалиста.

Но недостатки этой модели были заметны уже давно. Советский философ Эвальд Ильенков писал о них еще в 1960-х годах в известном эссе «Школа должна учить мыслить!». Он доказывал, что вертикальная система, в которой ребенка воспринимают как сосуд для наполнения знаниями, ведет к вырождению самостоятельного мышления. Как говорил драматург Бертольт Брехт, «человек, для которого то, что дважды два четыре, само собой разумеется, никогда не станет великим математиком».

Ильенков упрекал современную ему школу в том, что она не побуждает ребенка находить решения самому. А великих ученых и изобретателей отличало умение задавать вопросы, наблюдать и экспериментировать. Особенно Ильенков выделял способность работать с противоречиями. Ум, приученный к действиям по шаблону, не любит противоречий, писал он, тогда как самостоятельное мышление оттачивается именно в столкновении с ними.

Педагог и методолог образования Лорин Андерсон приводит такой пример из современного исследования с участием 11–12-летних школьников. «По морю плывет корабль. На корабле есть капитан. Также на корабле 11 уток и 13 гусей. Вопрос: сколько лет капитану?» Верно ответили менее трети школьников из разных стран. Большинство же написали 24. Они прилежно выполнили знакомую операцию – сложили числа, – но не задумались над контекстом, объясняет Андерсон.

Андерсон был учеником другого известного педагога и методиста – Бенджамина Блума. Тот много исследовал причины неуспеваемости учеников и пришел к выводу: дело не в изначально разных способностях учащихся, а в подходе к их обучению. Блум обнаружил, что средний ученик, который обучался в своем собственном ритме и с постоянной поддержкой педагога, показывал лучшие результаты, чем 98% учеников в обычном классе.

Другими словами, Блум доказал, что большинство учащихся способны достичь высокого уровня знаний, если давать им осваивать предмет последовательно – не переходить к более сложному, не разобравшись в простом. А для этого нужно, чтобы график работы с материалом опирался на способности ученика. Учитель должен формулировать личные цели для него, постоянно следить за его прогрессом и давать обратную связь.

По Блуму, освоение материала начинается с базовых знаний (например, определение имени существительного), затем идет понимание (скажем, определение рода существительного), затем – применение (найти в тексте существительные женского рода), анализ (найти и объяснить ошибку в тексте), синтез (придумать самому примеры существительных) и, наконец, оценка (сам ученик должен оценить, что он узнал и понял).

На основе этих идей Блум и его последователи создали целую систему развития навыков, которая стала очень широко применяться в образовании – от инструментов для школьных педагогов до онлайн-курсов (пересмотренную модель Блума для уроков используют многие учителя в США, Европе, Азии и России, «Школьная цифровая платформа» от Сбербанка и другие).

Новые вызовы

На рубеже 60–70-х годов эксперты и политики заговорили о кризисе образования, связанном с глобальной трансформацией общества. Антрополог Маргарет Мид в книге «Культура и преемственность. Изучение конфликта поколений» описала ее как переход к префигуративному обществу. Большую часть жизни человечество жило в обществе постфигуративном – когда опыт «отцов» был определяющим для «детей», а образование было усвоением этого опыта. В префигуративном обществе изменения происходят так быстро, что опыт «отцов» обесценивается и не может служить ориентиром.

Социолог Элвин Тоффлер в 1970 году подробно разобрал этот кризис в книге «Футурошок». «Технологии завтрашнего дня требуют не миллионов поверхностно начитанных людей, готовых работать в унисон на бесконечно монотонных работах, – писал он, – но людей, которые могут принимать критические решения, которые могут находить свой путь в новом окружении, которые достаточно быстро устанавливают новые отношения и быстро устанавливают новые отношения в быстро меняющейся реальности».

Образование в таком обществе, по Тоффлеру, должно быть не этапом, а постоянным содержанием жизни человека, по типу «исключение – включение». Другими словами, людям новых поколений предстоит все время задавать себе вопросы: актуально ли то, что я учил 10–20 лет назад? Есть ли лучший способ делать то, что я делаю? Достаточно ли я знаю? Тоффлер считал, что в школьном обучении главным должно стать не усвоение конкретных знаний, а освоение способов жизни в мире постоянных изменений.

Идеи Тоффлера и Мид оказались пророческими. Например, доклад Всемирного экономического форума от 2016 года «Будущее работы» приводит такую оценку: 65% детей начальной школы, начинающих свое образование сегодня, будут работать в еще не созданных специальностях. Это значит, что образовательные системы должны фактически готовить детей к жизни в неизвестном (и невообразимом пока) мире. Задача сродни отправке человека в космос.

«Специалисты узкого профиля постепенно уходят, поскольку слишком быстро меняются технологии, к которым привязаны их навыки, – говорится в последней редакции “Атласа новых профессий” (2021 год). – Сейчас востребованы люди, которые разбираются сразу в нескольких отраслях и способны переносить знания и технологические решения из одной отрасли в другую. Так, например, подходы 3D-печати, изначально разработанные для быстрого прототипирования, были позднее перенесены профессионалами в другие отрасли: печать зданий, лекарств, человеческих органов и еды».

Авторы «Атласа» – педагоги Московской школы управления «Сколково», инициативы Global Education Futures, аналитики Агентства стратегических инициатив и футурологи – приводят список надпрофессиональных навыков, которые будут отличать профессионалов будущего:

• мультикультурность (умение работать в международных офлайн- и онлайн-командах);
• межотраслевая коммуникация (умение действовать на стыке областей, например IT и медицина, наука и искусство, нанотехнологии и инженерия);
• клиентоориентированность (умение изучать запросы аудитории);
• умение управлять проектами и процессами (подбирать ­команду, ставить задачи, давать обратную связь);
• работа в режиме высокой неопределенности (принимать решения при неполноте информации);
• умение работать с людьми (учитывать разные точки зрения, разрешать конфликты);
• умение работать с искусственным интеллектом (правильно ставить задачи и настраивать искусственных помощников под свои нужды);
• системное мышление (разбираться в сложных процессах, при необходимости – переводить свои соображения на язык, понятный коллегам из других отраслей);
• а также управление вниманием, критическое мышление, осознанность и эмоциональный интеллект.

А в качестве примеров новых профессий авторы приводят такие: куратор креативных нейросетей (скажем, для написания сценариев), игропрактик в дополненной реальности (например, для обучения с помощью симуляции), молекулярный диетолог, биоэтик, инженер цифрового моделирования, специалист по рециклингу (повторной переработке) одежды, управляющий жизненным циклом городских объектов, аудитор по зеленому финансированию.

Новая роль учителя – тьютор, модератор, дизайнер?

Коль скоро главный тренд образования – больший фокус на личности ученика и приобретении разнообразного опыта, ему требуется более разно­образное внимание со стороны учителя. Кроме традиционного педагога-специалиста в школе появляется много других. Сама школа – в идеале – становится похожа на образовательную лабораторию, в которой идет постоянная рефлексия на тему проблем и решений.

В России с 2008 года существует должность тьютора, который работает как координатор учебных процессов. Федеральные государственные образовательные стандарты (ФГОС) определяют его роль так: развитие потенциала обучающихся, прежде всего одаренных детей и детей с ограниченными возможностями здоровья, разработка индивидуальных учебных планов с участием самих обучающихся и их родителей (законных представителей).

Роль тьютора в образовательном процессе будет становиться все важнее, считает заведующая лабораторией МПГУ, руководитель магистерской программы «Тьюторство в сфере образования» Татьяна Ковалева. В ин­тервью порталу «Яндекс.Учебник» она отмечает, что цифровизация сделала доступ к информации свободнее. Раньше учитель был главным источником знания, а сейчас он конкурирует с сайтами, онлайн-курсами и соцсетями. Новая роль учителя в этой ситуации – быть навигатором, который может упростить поиск, подсказать плюсы и минусы разных источников, дать обратную связь.

Со временем изменится и традиционная классно-урочная система, отмечает методист кафедры словесности Хорошколы Инна Торботряс в том же материале. Прежний формат хорошо подходил для системы, которую Маргарет Мид называла постфигуративной. Но в нынешних условиях востребовано более горизонтальное взаимодействие. По мнению эксперта, обучение должно перейти в формат свободной групповой работы, когда группа собирается для работы над определенным проектом. Этот подход не делает детей заложниками общего процесса и таким образом дает им возможность выбора.

Может измениться и сама предметная система. Сегодня ей составляют конкуренцию и другие подходы. Один из них – экосистемный. Во многих европейских школах детей не учат отдельно химии, физике, биологии и географии. Есть предмет Science, в рамках которого дети знакомятся с базовыми понятиями, ставят эксперименты и делают проекты, а педагог помогает понять, что интересно каждому. И если ребенок решает углубляться в одну сферу, для него составляют отдельный трек.

Учитель может выступать в разных ролях – как навигатор, который помогает нащупать сильные стороны ребенка; как дизайнер образовательного процесса, который отвечает за создание творческой среды (например, через игру показывает, как работают законы, парламент, как управляют городом); как эксперт по созданию уникального контента – скажем, с помощью своей страницы в соцсетях или канала объяснять сложные темы, вовлекать в создание контента самих учеников.

В целом, по мнению экспертов, граница между временем в школе и вне ее будет размываться. Но учитель как авторитетная фигура в любом случае не исчезнет. Инна Торботряс отмечает, что постоянные потоки информации, в которых варятся дети, не способствуют формированию системного мышления. Это один из главных вызовов современности – научить ребенка оценивать, что ему нужно, какой информации можно доверять и что с ней можно делать. И с этим может справиться только педагог.

Школы завтрашнего дня: как и чему в них учат

Еще один растущий тренд – создание альтернативных школ, которые отличаются от традиционных примерно как другие планеты от нашей Земли. В них может вовсе не быть таких знакомых нам определяющих признаков школы, как уроки, классы, оценки и домашние задания. Зато есть именно то, что ожидают увидеть теоретики новых моделей образования, – свобода, горизонтальное взаимодействие и творчество.

Еще в 2014 году глава Tesla и SpaceX (а с недавних пор владелец Twitter) Илон Маск открыл школу Ad Astra. Школа расположена прямо в кампусе компании SpaceX – сначала там обучались только дети сотрудников компании, но затем прием был расширен. Попасть туда можно было с 13 лет, но только после собеседования, на котором требовалось заполнить анкету и предложить пример проекта, которым будущий ученик хотел бы заниматься.

Проект должен быть оригинальным и перспективным – с возможностью реализации. А во вступительной анкете, например, могли предложить ситуацию, приближенную к реальной (скажем, глобальная экокатастрофа), и попросить кандидата поразмышлять на основе вводных, почему она случилась и как можно было ее избежать. Те, кто не прошел отбор, могут присоединиться к учебному процессу из дома.

Сегодня школа существует в онлайн-формате – она называется AstraNova. Детям не ставят оценок (Маск считает их не­эффективными), но начисляют баллы за реализованные идеи (почти как в Хогвартсе). А задачи, как и во вступительных тестах, совсем не отвлеченные. Маск и другие идеологи его проекта (в частности, Джошуа Дон, создатель образовательной платформы Synthetis) уверены: школа должна быть симуляцией мира.

Другой пример – сеть из девяти независимых школ Summit в Сан-Франциско и Вашингтоне, которые объединяют персонализированное обучение с использованием новых технологий. Она скорее напоминает современную библиотеку или центр досуга, совмещенный с коворкингом. Основную часть времени ученики занимаются в воркшопах, причем у каждого есть индивидуальный образовательный план, а учителя выполняют роль инструкторов, помогая студентам интерпретировать свои успехи и неудачи.

Все ученики пользуются специальной цифровой платформой, где могут следить за своим прогрессом, самостоятельно регулировать нагрузку и выбирать учебные материалы – например подключать презентации, видео или тексты. В расписании также есть часы для группового обсуждения результатов и планов на будущее. Школы Summit стабильно получают высокий средний балл в рамках Индекса академической успеваемости – 826 (для того чтобы считаться успешной, школа должна набрать не менее 800).

А вот пример школы, где все обучение происходит онлайн, – Prisma. В ней обучение состоит из 6-недельных «циклов», в течение которых дети постигают выбранную тему. Причем она обязательно имеет отношение к реальному миру. Например, это может быть создание бизнеса, изобретательство или проектирование города будущего. Ученики объединены в когорты – группы для сотрудничества, общения и обучения. За успехом каждого ученика следит коуч (он работает параллельно с 20 детьми), который заботится не только об успехах, но и о его эмоциональном состоянии.

В России один из примеров использования новой модели «перевернутого класса» – школа «Точка будущего» в Иркутске. «Перевернутый класс» – это метод, при котором основные материалы дети осваивают вне урока, а на самом уроке проводят практические исследования, обсуждают результаты и сложности с учителем. При этом ученики могут сами выбрать педагога, который станет курировать их и помогать. Как объясняет методист Ольга Ефремова в интервью журналу «Нож», таким способом ученикам прививают ответственность за результаты обучения.

В московской «Европейской гимназии» действует критериальная система оценки. Например, обучение языку разбивается на отдельные критерии – восприятие на слух, устная речь, письменная речь и прочее. Причем помимо отдельных баллов за каждый критерий ученик получает обратную связь – что это значит и как можно улучшить эти показатели. Школа придерживается «бирюзовой» модели управления, каждый учитель пользуется большой свободой в выборе того, как учить (в рамках ФГОСа) и на что тратить школьные деньги.

Большинство этих проектов так или иначе объединяет одно – уход от линейной, вертикальной системы преподавания и освоения материала. В центре оказывается сам ребенок – его интересы, его личность, его собственные потребности. Смогут ли учебные успехи превратиться в нечто большее, а опыт спасения виртуальных городов от катастроф помочь в управлении реальными городами, покажет время. Но очевидно, что чем больше альтернатив, тем больше возможностей наблюдать и сравнивать.