Перед неоренессансным главным входом Парижской торговой биржи, в прошлом году превращенной в Музей современного искусства Bourse de commerce – Pinault Collection, стоит, возможно, самая необычная конная статуя в городе – 10-тонные «Лошадь и всадник», сделанные из цельной нержавеющей стали. Они переливаются на солнце не хуже позолоченной Жанны Д’Арк на площади Пирамид, у которой любят митинговать французские правые. Но «Всадник» у биржи вряд ли станет местом сборищ – уж больно у него понурый вид. Статуя водружена прямо на булыжную мостовую, без пьедестала, который возвысил бы ее над окружающим пространством. У лошади опущена голова, восседающий на ней человек сутуловат, пузат, грустен и в целом крайне нелеп. Его рука согнута так, будто он держит поводья, но их на самом деле нет, всаднику они не добавлены, и пустота вместо поводьев усиливает ощущение неуместности всей композиции.

Сутулый всадник на понурой лошади явно не победитель во славе, не триумфатор, как того требует классический канон конных статуй. Он не герой, а антигерой. И это скульптор Чарльз Рэй собственный персоной. Все работы этого американца, несмотря на гиперреалистическое изображение человека, тоже во многом антискульптуры.

Умыслы и помыслы

Всадник появился перед Bourse de commerce – Pinault Collection по воле Франсуа Пино, миллиардера, коллекционера, мецената, владельца люксового холдинга Kering и аукционного дома Christie’s. В прошлом году после пятилетней масштабной реновации здания биржи Пино наконец-то обрел в Париже музей для личной коллекции. С Рэем один из богатейших людей Франции дружит давно и уже пытался «метить» им пространство: 13 лет назад перед Пунта-делла-Догана, своим музеем современного искусства в Венеции, расположенным на острие острова Джудекка, Пино установил его «Мальчика с лягушкой». Однако через четыре года местные власти решили демонтировать статую, поддавшись на уговоры тех венецианцев, которых неожиданно смутила нагота фигуры.

В этой работе Рэя обнаженный мальчик, сделанный из стали и выкрашенный в ослепительно белый цвет, держит лягушку за лапу со странным победоносным выражением лица. Не совсем понятно, что именно невинный ребенок хочет с ней сделать: отпустить на волю, в воду, или препарировать, как делает человечество с амфибиями много-много столетий. Стальное творение Рэя отсылает сразу к двум классическим произведениям: мраморному «Аполлону, убивающему ящерицу» великого древнегреческого скульптора Праксителя (IV в. до н. э.) и бронзовому «Давиду» с головой Голиафа гениального мастера Ренессанса Донателло (XV в.). Последняя работа стала первым изображением свободно стоящей обнаженной фигуры в западном искусстве после античности. Любопытно, что именно из-за наготы «Мальчик» Рэя был изгнан из Венеции.

Напряжение между творчеством и разрушением, прогрессом и насилием, невинностью и злыми помыслами и есть главный посыл «Мальчика с лягушкой», так понравившийся Франсуа Пино. На большой персональной выставке Рэя в Bourse de commerce – Pinault Collection работе отвели целый зал. Зрители могли заглянуть в глаза ребенку и сами решить, как следует поступить с бедным земноводным созданием в его руках – принести в жертву или помиловать.

И это все о нем

Отсылки к «старым мастерам» имеются во многих работах Чарльза Рэя, который преподает скульптуру в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Так, одно из его последних творений, 2021 года, выставленное в Центре Помпиду, – дама, возлегающая в классической позе Венеры и ублажающая саму себя. Огромную фигуру, сделанную из бумаги с нарисованными на ней гуашью цветочками, Рэй окрестил «Портретом матери художника», тем самым цитируя название картины американского художника Джеймса Уистлера (1871), хранящейся в парижском Музее Орсе. Поза же дамы – это не только многочисленные ренессансные Венеры Тициана или мастеров поменьше, но и скандальная «Олимпия» Эдгара Мане (1963, Музей Орсе), с которой во многом можно вести отсчет эпохи современного искусства с его постоянным пересмешничеством и пересказом классики на новый лад и в ином контексте.

Цветочки на «Матери» – это уже личная история самого Рэя. Он рисует такие в моменты бессонницы. Постоянные рассказы о себе – еще одна ключевая особенность его творчества. На его выставках зритель постоянно сталкивается с автором лицом к лицу. Вот Чарльз из стали на коне в виде неуклюжего всадника («Лошадь и всадник», 2014), о чем уже написано выше. Вот он малюсенький из дерева, засунутый в бутылку, подобно корабликам («Бутылка-головоломка», 1995). Мини-Чарльз взирает на зрителя через бутылочное стекло одновременно и испуганно, и смущенно. Этот взгляд как будто сообщает, что сам человечек не знает, как он попал в узкую бутылку, но это еще и посыл про изоляцию и тотальное одиночество современного человека. Вот Чарльз-манекен, сделанный из стекловолокна и одетый в настоящую одежду («Автопортрет», 1990). В колледже Рэй работал ночным уборщиком в супермаркете и проводил многие часы в компании манекенов.

А вот он старый и сутулый, с впавшими глазами, застывший в позе ожидания. Про «Возвращение к Единому» (2020), как называется эта работа, вырезанная из бумаги в традиционной технике. По словам Рэя, это его портрет, но никак не автопортрет. И он настаивает, что это рисунок, сделанный не с помощью ручки, карандаша или угля, а с помощью пространства. Название отсылает к философской системе Плотина, основателя неоплатонизма, призывавшего познать мир и самого себя «через себя». На выставке в Bourse de commerce – Pinault Collection эту работу разместили в огромном пустом пространстве центральной Ротонды, укрытой стеклянным куполом, что усилило экзистенциальные посылы, заложенные в ней автором.

Расчленяя тело

Родившийся в Чикаго в 1953 году, Чарльз Рэй появился на американской арт-сцене в начале 1970-х с абстрактно-минималистскими пластическими экспериментами в духе таких скульпторов, как Дональд Джадд, Ричард Серра и Карл Андре. Он играл с формой, весом, объемом, размером и материалами, что, впрочем, делает и сегодня. А также с человеческим телом.

Многие его ранние работы следует признать скорее перфомативными практиками, чем просто скульптурными объектами. Представляя их публике, Рэю приходилось показывать еще и недюжинную акробатическую подготовку. Например, находиться в подвешенном состоянии, прижатым доской к металлической пластине, как в работах «Кусок доски I» и «Кусок доски II» (1973); висеть привязанным к дереву четыре часа кряду в проекте «Без названия» (1973); стоять голым, засунув голову в отверстие на доске, став таким образом бюстом на полке вместе с другими предметами декора, как в работе «Полка» (1981). То есть быть не человеком, творцом, а неодушевленным объектом, предметом потребления.

В тот период Рэй кажется не художником, а фокусником, помещающим тело в самые невообразимые формы и объемы. Произведения тех лет – это кубы, квадраты, прямоугольники, из которых торчат части то руки, то ноги. Такова, например, чуть ли не единственная политическая работа Рэя «В память о Моро» (1978), посвященная итальянскому политику Альдо Моро, убитому в 1978-м «Красными бригадами». Это просто красный куб, из отверстия на верхней грани высовывается рука, держащая красное знамя. Немного жутковато и очень коммунистически.

Это расчленение человеческого тела, акробатические выходки с ним были для Чарльза Рэя его особенным путем к фигуративному искусству.

Люди и манекены

В начале 1990-х он начал делать манекенов, своих приятелей по ночной работе в супермаркете. В современном мире с его философией потребления манекен – это почти древнегреческий Аполлон: эталон красоты, образец для подражания, воплощение американской мечты. В 1990-м Рэй сделал работу «Мужской манекен» – взял из магазина абсолютно голый манекен и приделал к нему сверхреалистичный слепок своих гениталий из стекловолокна. Так бесполая копия человека стала ярко выраженной «мужской». Удивительно, но в раздетом виде манекен перестал быть идеальным: оказалось, что его фигура непропорциональна и требует одежды. Манекен – это особая копия человеческого тела, предназначенная для возбуждения наших потребительских желаний, провоцирующая нас подвергать свое подлинно человеческое тело сомнению, ориентирующая нас на бесполый искусственный идеал. Так работа Рэя стала частью дискуссии об анатомически правильных куклах-манекенах, которая до сих пор идет в мире.

В 1992-м Рэй принял участие в большом выставочном проекте «Постчеловек», посвященном теме телесности и нашей борьбе за вечно молодое, идеальное тело. Выставка объездила города Европы, побывала в Израиле и стала связкой между американским и европейским искусством. Помимо Рэя в ней приняли участие Джефф Кунс, Дэмиен Херст, братья Чепмен, Синди Шерман и т. д. Рэй присутствовал в проекте с одной из самых знаменитых своих работ – «Манекен. Осень-91». В ней он играет не с гендером, а с размером. Произведение представляет собой гигантский женский манекен из стекловолокна, увеличенный до 2,44 метра. Самым сложным для автора было сшить модный деловой костюм для своего творения. Эта гигантская брюнетка с полностью отсутствующим взглядом и выставленной вперед ножкой пугает, соблазняет, подчиняет. Она госпожа из наших сексуально-потребительских фантазий.

Еще одна культовая работа Рэя, играющая с размером и масштабом, – «Семейный роман» (1993), изображающая семью: отца, мать, сына и дочь, сделанных из стекловолокна. Они крепко держатся за руки, фигуры обнажены и абсолютно одинакового роста – 1,35 м. Это очень фрейдистcкая работа, заставляющая задуматься о распределении ролей внутри современной семейной ячейки. Политическое, сюрреалистическое и психоаналитическое здесь сливаются воедино.

Если все члены странной рэйевской семейки крепко держатся за руку, то множество голых, совершенно одинаковых, как под копирку, Чарли, вроде принимающих участие в бурной оргии, не касаются друг друга вообще. Такова скандальная работа 1992 года «Ох! Чарли, Чарли, Чарли». В Bourse de commerce – Pinault Collection ее демонстрировали в специальной закрытой комнате, на входе предупреждая о сексуальном характере арт-объекта. Однако секса, то есть телесной близости, тут нет вообще. Восемь голых мужчин с внешностью самого Рэя только на первый взгляд предаются плотским забавам, но если присмотреться, то никто из участников оргии не дотрагивается до партнера. Эта работа – полная противоположность, например, «Поцелую» Бранкузи, одного из основателей абстракционизма в скульптуре, у которого две фигуры сливаются в единое целое. В «Ох! Чарли, Чарли, Чарли» Рэй, по сути, упражняется в выстраивании композиции в пространстве. Это для него тренажер, а не размышление о любви. Таков в современном мире и секс. Для восьми одинаковых Чарли, каждый из которых – проекция самого себя, оргия не телесное единение, а полная разобщенность и нарциссизм.

Множество и один

«Во вселенной есть только один человек, и это ты», – уверен Рэй, увлеченный учением философа III века Плотина, предшественника экзистенциалистов. Весь мир – это Чарльз Рэй. И этот мир очень личный, грустный, ироничный, неидеальный, созданный по образу и подобию своего Творца, но разнообразный благодаря использованию различных материалов: мрамора, стали, бумаги, дерева, углепластика, стекловолокна, бетона. Пожалуй, никто из современных скульпторов не работает с таким количеством разного материла, как Рэй. И его искусство – любопытный опыт переживания скульптурного разнообразия (diversity) этого мира, хотя и пропущенного через призму одного-единственного Я.