Меня регулярно спрашивают, кто оказал наибольшее влияние на мою манеру одеваться. В юношестве это были Кэри Грант, Бэзил Рэтбоун, Терри-Томас и Джордж Сандерс. Но все они ничтожны и незаметны в сравнении с самым прекрасно одетым мужчиной прошлого – герцогом Виндзорским.

Я не помню, когда впервые узнал о нем. Возможно, мне о нем рассказал дед по материнской линии. В своей юности, во времена Кристофера Ишервуда, мой дед был в Берлине, и я завороженно слушал его рассказы о тогдашнем городе. К примеру, один из его друзей жил в огромной квартире, и родители подарили ему на рождество мотоцикл. Зима была слишком холодной, чтобы кататься, поэтому они с моим дедом ездили по квартире на рождественском подарке молодого человека.

Мой дед знал толк в одежде. Есть фотографии, где он с друзьями веселится на побережье в таких пляжных костюмах, которые сегодня увидишь разве что в телеэкранизациях романов Агаты Кристи. На моей любимой фотографии он сидит в брюках-гольф с бабушкой в живописном уголке, одетый в великолепный свитер Fair Isle. На этот прекрасный костюм его вдохновил герцог, когда тот еще правил. Как часто заявлял мой дед, «Принц Уэльский был законодателем мод».

К середине 1990-х я пристрастился к виндзорскому стилю. Откровение пришло, когда я приехал в Париж вместе со своим коллегой-колумнистом из SPEAR’S Клайвом Аслетом, чтобы провести день в доме герцога и герцогини в Булонском лесу. Несмотря на то что это было двадцать лет назад, я с предельной четкостью помню прикосновение ткани, блеск ботинок в парижском солнце. Я был опьянен зрелищем вешалок со знаменитой клеткой в бесчисленных цветовых вариациях. Один из величайших пробелов в истории фотографии состоит в том, что большинство изображений герцога черно-белые, а он жил в свете ярких цветов, энергичных узоров и текстурированных тканей.

У него было естественное чутье на сочетаемость гардероба, где встречались явные противоположности, легкой естественности и глубокого понимания правильных форм. Полагаю, им двигало примерно то же, что и Пикассо, когда он рассказывал, как в детстве рисовал подобно Рафаэлю и потратил всю оставшуюся жизнь, чтобы научиться рисовать как ребенок.

Герцог был настоящим денди в том смысле, что его вкус опирался на то, как все должно быть, после чего он намеренно делал нечто иное, демонстрировавшее и знание общепринятых правил, и независимое чувство творчества, необходимое, чтобы их нарушать и обогащать портновский арсенал. Более не отягощенный заботами об английском престоле, герцог Виндзорский смог потратить оставшиеся 35 лет своей жизни на совершенствование своего гардероба.

Недавно я был в Lock, где жена покупала мне твидовое кепи, и у юноши, который нас обслуживал, были проколотые уши и глубокие знания о твидовых кепи. Нечасто меня так хорошо консультируют при выборе головного убора. На стене я приметил репродукцию портрета кисти Джона Сент-Хелье Ландера, на котором принц Уэльский изображен молодым человеком в неком подобии кепи и в свитере Fair Isle, похожем на тот, что был у моего деда. Меня необычайно порадовало, что в наш век пирсинга и брюк с низкой талией по-прежнему чувствуется влияние герцога Виндзорского и его неподражаемого, неописуемого дара сочетания предметов одежды.