Небольшая группа городских интеллектуалов желает принять меры против того, что кажется ей болезнью общества. Запрет вступает в силу. Людские нравы не только ничуть не улучшаются – они становятся заметно хуже. 16 января 1920 года 18-й поправкой к конституции на территории США вводится запрет на продажу, производство и транспортировку алкоголя. Инициатива была призвана снизить уровень преступности и коррупции, решить социальные проблемы, сократить налоговое бремя, созданное тюрьмами и приютами для нищих, укрепить здоровье людей и гигиену в Северной Америке. Ничего этого достигнуто не было.

Уровень преступности и уровень коррупции не только ничуть не снизились – и тот и другой, напротив, повысились. К 1927 году на одной только продаже спиртного Аль Капоне зарабатывал по 60 млн долларов в год. «Все, что я делаю, – это удовлетворяю спрос», – признавался он.

Уровень смертности от алкогольного отравления в стране ужасал. Если в 1920-м по этой причине умерло 1064 человека, то к 1925-му алкоголь унес свыше 4 тыс. жизней. «Раньше власть убивала одними пулями. Теперь убивает квартами», – остроумно подмечал юморист Уилл Роджерс. Уровень убийств вырос на 78%. Тюрьмы и суды были загружены до предела. Число преступлений увеличилось, поскольку сухой закон ликвидировал легальные рабочие места и дал жизнь чернорыночному насилию. В 1933 году печальный эксперимент, наконец, завершился. Подписав соответствующий закон, президент Рузвельт изрек: «Думаю, самое время для пива».

Профессор Гарвардского университета и бывший главный экономист МВФ Кеннет Рогофф не хочет запрещать спиртное. В своей последней книге «Наличные как проклятие» (The Curse of Cash), изданной Princeton University Press и стоящей 22,95 фунта, он лишь выражает желание упразднить бумажные деньги. В аду наверняка есть особый уголок под вывеской «Благие намерения экономистов».

Запрет спиртного был наглядным уроком закона непредвиденных последствий. Ограничил бы запрет наличных незаконную деятельность? Рогофф полагает, что «крупные купюры используются в незаконной деятельности гораздо чаще, чем в законной», но не приводит ровным счетом никаких доказательств, что, по его же признанию, спекулятивно. Да, пусть и нехотя, Рогофф соглашается, что бумажные деньги – это чеканная свобода, но выступать за их упразднение это ему нисколько не мешает. Вот они какие, буквоедствующие адепты экономической политики. Нет, наверное, людей опаснее, чем эти обитатели ученого мира.
Отказ от наличных денег повлечет за собой материальный ущерб. Ущерб самим властям. Так, американские денежные власти ежегодно получают сеньораж в размере 0,4% ВВП. Это прибыль от монополии на выпуск бумажных денег, напечатать которые не стоит почти ничего, но покупать на которые можно согласно номиналу. В 2015 году заработок от этой практики составил без малого 70 млрд долларов. Далее, властям понадобится открыть малоимущему и не охваченному банками населению субсидируемые счета по базовым дебетовым картам (и, возможно, раздать смартфоны). Не проблема, говорит Рогофф, пусть за все платят банки.

И вот перед нами открывается истинная, темная суть запрета бумажных денег. Принудительное использование сугубо электронных денег приведет к тому, что все, хотят они того или нет, окажутся внутри банковской системы, где отрицательные процентные ставки могут устанавливаться произвольно, валютой «на предъявителя» не воспользоваться, а власти в силах следить за нашей экономической жизнью во всей ее полноте. Не факт, что сам Оруэлл смог бы вообразить столь чудовищный и наглый беспредел со стороны государства.

Это позор, и отчасти потому, что в своей более ранней работе «В этот раз все по-другому» (This Time Is Different), написанной в соавторстве с Кармен Рейнхарт, Рогофф блестяще представил историю проблемы суверенных долгов. Теперь мы знаем, что как только отношение госдолга к ВВП переваливает за 0,9, звучит сигнал экономической тревоги. Но этот долг вышел из-под контроля. После краха Lehman Brothers, напоминает McKinsey, государства пристроили к глобальному долговому массиву еще 57 трлн долларов.
Банковская система борется с наследием мирового финансового кризиса, в частности, с воздействием количественного смягчения на стоимость финансовых активов, а также со сжатием прибыльности, за которым виднеется тень движения за нулевые, а теперь и отрицательные процентные ставки. Рекомендации Рогоффа, сводящиеся к тому, что нужно укреплять дисциплину за счет более активного принятия все тех же карательных мер, вряд ли помогут в ближайшее время улучшить финансовое состояние банков.

Ключевые политические дебаты нашего времени двинулись дальше. Главный вопрос уже не в достоинстве левых на фоне правых. Главный вопрос – верите ли вы в Большую власть или в не столь большое Государство. Угадать, на какой стороне Рогофф, несложно. Это первейший сторонник далекого и невыборного «стратегического сообщества». Как туда попасть? Будет проще, если вы полноправный профессор Гарварда, эмвээфовский умник и шахматный гроссмейстер. То есть рядовой гражданин, который, безусловно, говорит от имени народа.
В данный момент 16 трлн долларов суверенных долгов торгуются при отрицательной доходности – финансовая ситуация, которая показалась бы немыслимой в годы до краха Lehman Brothers и американского рынка жилья. Авторитетные во всех прочих отношениях экономисты теперь открыто советуют глубоко погрузиться в мутные воды отрицательных ставок. Эндрю Холдейн, главный экономист Банка Англии, уже запустил в эфир идею об отказе от наличных, хотя сам признал, что за последние 5 тыс. лет столь низких ставок еще не было. Есть подозрение, что заявления современных лидеров экономической мысли историки будущего добрым словом не вспомнят.

Скептики могут спросить, на каких научных основаниях Рогофф строит свои экономические рекомендации. Разумеется, ни на каких, ведь традиционная экономика – не наука ни в каком продуктивном или адекватном смысле этого слова. Принцип «разберемся по ходу» – метастаз централизованного экономического планирования – вывел нас за рамки того, что, возможно, и разумно в мире фиатных денег, и теперь грозит обрушить всю финансовую систему, находящуюся под сокрушительным весом чрезмерной веры в чисто гипотетическое.
Рогоффские отсылки к истории возмутительно однобоки. «Если бы не бумажные деньги, ни немецкой гиперинфляции, ни, пожалуй, Второй мировой могло бы не быть», – утверждает он. Лучше и честнее заметить, что если бы Первая мировая велась на твердые деньги, то к Рождеству 1914 года она бы уже закончилась. Отказавшись от твердых денег и спровоцировав инфляцию, участники войны обеспечили миллионам людей преждевременную смерть и необратимо изменили историю XX века. Или можно процитировать Вольтера, который сказал, что всякая необеспеченная валюта в конце концов скатывается к своей внутренней стоимости: нулевой.

Книга Кеннета Рогоффа называется «Наличные как проклятие». Точнее, хотя и не столь броско, было бы назвать ее «Узколобая, самоуверенная ученая элита как проклятие» или, может, «Власти лучше не знать». В книге 232 страницы. И для тех, кто верит в свободу личности, каждая из них – удар.