Мы встречаемся через три дня после форума «Эндаументы 2017». Признаюсь, что был приятно удивлен его размахом, количеством людей, которых вам удалось собрать, заинтересованностью, с которой шло обсуждение. С чем я вас искренне поздравляю. Почему вы решили сделать такой форум и оправдал ли он лично ваши ожидания?

Мы давно хотели организовать встречу сектора целевых капиталов. Потому что какое-то время назад стало понятно, что небольшие круглые столы, дискуссии, которые проходили и проходят на разных площадках, недостаточны для его дальнейшего развития. Так и родилась идея мероприятия, о котором мы объявили в январе на Гайдаровском форуме. В какой-то степени форум – ответ на запрос самого сообщества. Поэтому мы были уверены, что наш форум соберет заинтересованных людей из разных сфер и что привлечет внимание специалистов – как новичков, так и тех, кто уже давно в этой теме. Но такого масштабного интереса, такого количества новых лиц мы увидеть не предполагали. Это приятная неожиданность, что удалось собрать настолько многочисленную и разно­образную аудиторию.

Еще одним сюрпризом стало то, что дискуссия получилась столь многоплановой. Среди участников оказались представители из сферы образования, культуры, некоммерческих организаций – секторов, которые, в общем, целевые капиталы и объединяют. Не было замкнутости на одном направлении, и каждый участник получил возможность посмотреть на тему шире. Это не может не радовать. Кроме того, это свидетельствует о зрелости самой темы.

Наконец, вдвойне приятно, что бурное обсуждение шло до окончания последней сессии. Для форумов такого рода, очень специализированных, это тоже довольно сложная задача – удерживать внимание аудитории на протяжении всего дня.

Фонды целевых капиталов появились в России ровно 10 лет назад. Как сектор развивался все это время и к чему мы пришли сейчас?

Первый российский фонд целевого капитала – эндаумент МГИМО – был основан в 2007 году, практически сразу после принятия соответствующего законодательства. Он же – один из крупнейших: сегодня его размер около полутора миллиардов рублей. Но интерес к инструментам, способным обеспечивать финансовую устойчивость некоммерческих организаций, возник гораздо раньше: с появлением и развитием некоммерческого сектора в России. Об этом можно говорить на примере фондов местных сообществ, которые активно использовали на тот момент такой инструмент, как банковский депозит, – стремились свободные деньги размещать во вкладах, что давало возможность всегда иметь под рукой финансовый резерв и зарабатывать на процентах.

Во-первых, этот инструмент был тогда, по сути, единственным, во-вторых, он все-таки не очень надежный. В последние годы мы видели, как отдельные фонды теряли деньги – не могли вернуть свои депозиты или с большим трудом вытаскивали их из банков, у которых отзывали лицензии. Так что к середине первого десятилетия этого века стало понятно, что можно привнести в Россию: создать здесь специальное законодательство о целевых капиталах, чтобы использовать самостоятельный инструмент, обеспечивающий устойчивость НКО. Что и было сделано в конце 2006-го, когда приняли закон об эндаументах.

Зачем понадобилось принимать отдельный закон, если учесть, что в мире немало стран, где этот сектор развивается в рамках регулярного законодательства?

Специальное законодательство об эндаументах действительно есть не везде. В некоторых странах обычное законодательство о некоммерческих организациях уже позволяет, если это требуется, создавать эндаументы и с ними работать. В других, как и у нас, предпочли иметь специальное законодательство, которое полностью регулирует этот инструмент.

От чего это зависит?

Все зависит от устройства правовой системы – законодательства от А до Я. Например, в США, которые остаются лидерами с точки зрения развития эндаументов, специального закона, регулирующего сферу эндаументов и благотворительности вообще, нет. Там просто некоммерческие организации получают особый льготный налоговый статус 501(с), и этого достаточно. Есть налоги, налогами это все и регулируется: когда ты либо получаешь освобождение от налогообложения, либо не получаешь. А в других странах специальное законода­тельство есть.
И, кстати, интересно – через год после того, как закон об эндаументах заработал в России, аналогичное законодательство было принято во Франции. Оно смягчило условия создания фондов целевого капитала, потому что благотворительные фонды там создавать очень сложно и финансово затратно.

Они тоже боятся «прачечных»?

Не в этом дело. К благотворительным фондам более строгие требования во всех странах. Эта деятельность всегда предполагает высокую степень прозрачности, отчетности, дополнительного регулирования. Но если вы хотите привлечь в отрасль дополнительные средства, то надо несколько смягчить правила игры. Вот для целевых капиталов в той же Франции немного облегчили условия, и там сразу стали создаваться тысячи фондов.

И у нас, по сути дела, произошло то же самое. Закон дал некий толчок к развитию сектора. Те, кто до этого обращался к депозитам, стали более внимательно смотреть, не попробовать ли целевые капиталы. Закон выполнил роль двигателя для продвижения инструмента. Почти одновременно с МГИМО свой фонд целевого капитала появился у Европейского университета в Санкт-Петербурге. Другие вузы тоже начали их создавать. То есть те, для кого тема будущего актуальна, так или иначе пошли по этому пути.

Чем объясняется то, что подавляющее большинство эндаументов появляется именно в образовательных учреждениях?

Это достаточно традиционная вещь. Во всем мире эндаументы в первую очередь создаются университетами. Ведь для чего нужен этот инструмент, если говорить совсем просто? Чтобы организация существовала долго, если не вечно. Точно дольше, чем одна человеческая жизнь, – для следующих поколений. Образовательные организации, университеты в первую очередь, как раз про это. Они, конечно же, не создаются на один день. Большинство крупнейших университетов имеют длительную историю, и эндаумент эту длительную историю поддерживает. Дает определенную независимость, с одной стороны. С другой – у университетов есть очень важный ресурс для такой длительной истории – это их выпускники, которые традиционно готовы вкладываться.

Прекрасно, если среди ваших выпускников есть такой человек, как Алишер Усманов.

Совершенно не обязательно. Вообще, когда говорят о работе с выпускниками, речь не всегда идет об обеспеченных людях. На самом деле большую поддержку эндаументы получают через достаточно небольшие, но регулярные пожертвования. И это относится к пожертвованиям для любых целевых капиталов: необходимо рассчитывать не на разовый взнос, а на регулярную поддержку. Конечно, хорошо, когда есть выпускники, которые могут сразу либо создать целевой капитал, либо внести крупную сумму. Но все-таки таковых не большинство.

Кстати, первые эндаументы у нас создавались именно так – в расчете на крупного жертвователя. Некоторые вузы, тот же Европейский университет, до сих пор ориентируются именно на таких людей и такие организации, работают с ними. Другие вузы, которые занялись этим позже – скажем, Пермский государственный университет, – начали действовать по другой модели. Стали ориентироваться уже на небольшие и средние пожертвования от большого количества людей. Тем самым в числе прочего повышая лояльность выпускников, преподавателей, студентов и к самому университету, и к эндаументу как к инструменту.

Но это же крайне трудоемкий процесс, который едва ли оправдывает его администрирование?

Собирать деньги в целевой капитал, конечно же, сложно. Но когда мы говорим о небольших суммах – иногда в несколько сотен рублей, – то это даже скорее не про сами пожертвования, а про культуру благотворительности. Про то, что люди вовлекаются в такую систему, становятся ее частью. Это не менее, если не более важно, чем величина пожертвования. Человек у нас должен привыкнуть к тому, что благотворительность – это хорошо, что я тоже могу помочь, и моя небольшая сумма имеет значение.

У меня есть любимый пример. В кафе при Национальной портретной галерее в Лондоне посетителям предлагается к счету добавить один фунт стерлингов, который пойдет в эндаумент, из которого финансируется покупка новых картин.

На администрирование таких платежей, конечно, уходит гораздо больше сил и времени. Зато повышает культуру благотворительности. Это надо рассматривать как позитив. Поэтому те фонды, которые в это вкладываются, создают задел на будущее: сегодня я могу дать в энда­умент совсем немного, но завтра – уже больше.

Развиваются ли эндаументы за пределами университетов?

Конечно. Фонды целевого капитала активно появляются в сфере культуры. Например, свои эндаументы есть в Эрмитаже, в Петергофе. Недавно такой фонд появился в региональном музее – омском Музее имени М. А. Врубеля. То есть география тоже расширяется. Эндаументы создают и театры, например РАМТ. Среди некоммерческих организаций упомяну фонд «Гражданский союз». Это фонд местного сообщества из Пензы, где нет крупного бизнеса как такового. Буквально недавно появился энда­умент в поддержку научных исследований Центра имени Дмитрия Рогачева (борьба с детским раком).

Сферы применения эндаументов расширяются, и все больше организаций обращают на это внимание. Особенно радует, что это не дань моде, а нечто осознанное. Задумываясь о создании фонда целевого капитала, люди изучают вопрос, разрабатывают стратегию привлечения средств. Сразу понимают, где они будут брать первые деньги.

Думаю, этот инструмент продолжит развиваться и дальше. Хотя соотношение, скорее всего, останется примерно тем же: 70% эндаументов в образовании и университетах как самое логичное, а 30% – на все остальное. И это полностью соответствует мировой практике.

ИНФРАСТРУКТУРА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ

Когда говорят о ключевых проблемах, сдерживающих развитие российского некоммерческого сектора вообще и благотворительности в частности, всегда называют проблему дефицита кадров и неразвитости инфраструктуры сектора. Как с этим обстоит дело в эндаументах?

Что касается кадров, то в эндаументах те же проблемы. Даже, наверное, сложнее. Потому что эндаумент – механизм. Это инструмент, а не самостоятельная вещь. Ты же не собираешь просто деньги ради пополнения целевого капитала. Ты одновременно и фандрайзер, и управляющий. Ты должен понимать, как работает финансовый рынок, чтобы правильно ставить задачи компании, управляющей твоими деньгами. Ты должен быть и стратегом, и тактиком одновременно. Надо разбираться в юридических аспектах функционирования отрасли. Сами понимаете, что людей, обладающих таким сочетанием качеств, набором очень разных компетенций, не так много. Выход – в постоянном обучении. Нужны тренинги, повышение квалификации, семинары, обмен опытом. Необходимы разные механизмы, чтобы люди могли быть на соответствующем уровне.

За 10 лет жизни индустрии подобные люди появились?

Конечно, появились. Это видно по результатам работы тех же фондов целевого капитала. Но все развивается, поэтому надо постоянно в это вкладывать. И для этого, конечно, нужна определенная инфраструктура. Кроме образовательных программ, она должна предполагать и создание специальных площадок, где люди могут учиться друг у друга – не формально через образовательные программы, а через практику и обмен знаниями. Это был бы самый эффективный инструмент. Пока не накоплено достаточно собственного опыта, надо учиться на чужих ошибках.
Вообще, инфраструктура благотворительности – отдельная сложная тема. Обычно в нее как в таковую вкладываться никто не хочет. Проще поддержать конкретные проекты. Да, можно получить пожертвование в целевой фонд, и он сможет финансировать программы. Но мало кто задумывается о том, на что должен существовать сам фонд.

Однако это международная тенденция. Доноры не любят – во всяком случае, массово – тратиться на инфраструктуру. Все хотят вкладываться в проект: поддержать конкретного ребенка, спасти, накормить.

В чем состоит роль Фонда Владимира Потанина в этих процессах?

Мы как раз поддерживаем модель эндаументов за счет образовательных курсов, просветительских программ. Мы рассказываем о модели, передавая лучшие практики нашим грантополучателям, создаем дискуссионные площадки, делаем публикации по теме целевых капиталов – чтобы можно было обращаться к чему-то. Источников информации ведь тоже очень не хватает. Мы занимаемся всем, что касается развития и продвижения модели и людей, которые с ней работают.

ИМЯ В ИСТОРИИ

Если говорить о жертвователях, кому инструмент эндаумента подходит больше? С каких шагов, вопросов стоит начинать?

Эндаумент предпочтителен, если вы хотите вложить деньги вдолгую. Скажу больше, даже если это кому-то покажется пафосным: он для тех, кто хочет оставить свое имя в истории. Потому что вложения в такой фонд точно длиннее одной человеческой жизни.

Ну а дальше первый шаг – определиться со сферой поддержки: образование, культура, здравоохранение. Дальше – сформулировать личную цель: хотелось бы поддержать через эндаумент родной вуз или даже конкретную кафедру, больницу, музей. Выбрать организацию и определиться, сколько ты готов вложить.

Вообще себе я бы такой вопрос задавала: что из того, что меня окружает, продолжило бы жить и процветать через 20 или 50 лет? Понятно, что все хотят, чтобы остался, условно, Большой театр. Но не обязательно только он. А дальше смотреть, как сделать так, чтобы моя любимая школа здесь на своем месте сохранилась.

Что у нас с горизонтом планирования, мышления? Он по-прежнему короткий?

Скорее короткий, чем длинный. Мы все время говорим, что не знаем, что будет завтра, и поэтому боимся вкладывать вдолгую. Нам надо здесь и сейчас. Вроде бы все это так. С другой стороны, если посмотреть на все наши традиции, наши культурные коды – там же все про будущее. Просто обычно эти две мысли идут отдельно – о желании получить все сегодня и о светлом будущем. А эндаумент как раз позволяет соединить одно с другим.

И постепенно это у нас появляется, становится популярным. Люди хотят сохранить свое имя в истории. А эндаумент, повторюсь, – это лучший механизм. Потому что с его помощью пожертвование не заканчивается, оно все время воспроизводится.

Мне кажется, как раз российская история никак не способствовала формированию стереотипа мышления вдолгую. В России мы живем между революциями и от кризиса к кризису.

Все так живут. Все же циклично. Знаете, что интересно, мировой опыт показывает, что в кризис эндаументы, наоборот, начинают активнее развиваться. Потому что тогда результат становится виднее. У нас то же самое. Когда 10 лет назад в России появились эндаументы, тоже был экономический кризис. Англичане обратились и стали активно продвигать тему эндаументов в культуре, когда наступил спад и снизилось государственное финансирование в этой сфере. Как раз в кризис лучше всего осознаешь роль этого резерва. В большей степени, когда денег меньше, чем когда их больше. Когда их больше, ты их меньше замечаешь.

Какими будут ближайшие 10 лет для российских эндаументов? Увидим ли мы новые имена, которые благодаря им окажутся в истории?

Сейчас в России создается в пределах 15–20 фондов целевого капитала в год. Думаю, что еще через 10 лет эндаументов будет, конечно, больше количественно. Они станут более активно появляться в регионах. Причем, скорее всего, мы увидим некоторую консолидацию – когда несколько организаций будут объединять усилия как бы в один эндаумент, а потом пропорционально распределять доходы. Такая консолидация может быть интересна прежде всего небольшим фондам в силу экономических причин. И такой опыт постепенно тоже появляется. Новые имена меценатов также будут появляться – обязательно.