О русских коллекционерах

Нельзя сказать, что среди русских нет коллекционеров: у Владислава Доронина великолепное собрание, у Романа Абрамовича; Виктор Пинчук делает потрясающие выставки. Коллекционеры есть, просто мы об этом мало знаем. Я не знаю, например. У меня по большей части западные клиенты, я продаю там. И если среди них есть русские, то это те, кто давно живет в Европе или Америке. Мои клиенты – системные покупатели, ищущие определенный класс работ. Еще я много работаю с аукционами, предпочитаю их прямым продажам.

Вообще все зависит от художника: есть хороший художник – появляются и умные коллекционеры. Нет его – не будет умных коллекционеров. Они убегут, пойдут набираться ума там, где есть среда и образование. Китайцы убежали на Запад. Кстати, кураторов тоже воспитывают умные художники. След в истории оставляется не по рекордным продажам, а по тому, как ты повли­яешь на следующую генерацию художников, на их
мировоззрение.

Об арт-сообществе

Ты должен быть в курсе того, что творится, уметь смотреть со стороны, анализировать, критически подходить к самому себе, понимать, куда ты хочешь прийти и какой ценой. А принадлежать к какому-то сообществу совершенно необязательно. Потому что в массе своей оно очень консервативно, как и публика, кстати. Абсолютно не надо нашей публике мимикрировать под камуфляж западного шоу-бизнеса, который называется арт-бизнесом.

О спекуляции прекрасным

Я начал продавать Кристофера Вула за 150–200 тыс. долларов, первые работы Джорджа Кондо продал за 40 тыс. Когда цены кратно вырастают, люди начинают продавать – так советуют хедж-фонды, предрекающие большой доход. Когда начался кризис 2008 года, продажи искусства все еще демонстрировали хорошие показатели, и многие хедж-фонды просто сделали из него новый инвестиционный портфель.

Сегодня коллекционирование, по сути, стало спекулятивным, главное – продать и получить маржу. Нет человека, который скажет: «Я взял и ни за сколько не отдам», – всегда есть вопрос цены, за которую он расстанется с вещью. Коллекционирование превратилось в дополнительный инвестиционный инструмент: все покупают с целью перепродать дороже. И те, кто имеет миллиард, так и смотрят на искусство: осенью покупают, а весной продают.

На рынке появляются десятки раздутых имен, многие художники, за которых сегодня отдают миллионы, должны стоить не больше 100 тыс. Но постепенно они падают в цене или вообще исчезают с рынка. Вот стоил Дэн Коэн 1,5 млн долларов, а теперь за 50 тыс. продается. Потерять деньги на арт-рынке необыкновенно легко.

Если вы решили здесь инвестировать, нужно пройти определенный путь знаний, ошибок, чтобы почувствовать, когда больно, а когда – нет. И сделать выводы – возможно, полностью довериться одному профессиональному дилеру, который сам для себя на этом поприще много сделал. Тогда его советы можно применять и по отношению к себе. Надо инвестировать в искусство, правильно отобрав материал. Это может принести от 50 до 100% годового дохода, а возможно, и больше. А многие художники до сих пор не достигли своей реальной цены. Вот Дэмиен Херст – явно сегодня один из самых недооцененных художников.

О недооцененном Танатосе

Непрофессионализм некоторых аукционов и некоторых галеристов, то общее словоблудие, царящее на арт-рынке, привели к тому, что Херст сам испортил себе репутацию, и его работы в определенный период времени сильно упали в цене. Я уверен, что его выставка в Венеции станет очередным прорывом. Он натренировался за эти прошедшие 10 лет. Херст – как боксер, который много падает, но продолжает боксировать и, упав, становится еще опаснее. Он знает, когда подняться и драться дальше. Херст – это философия, и продавать такое искусство сложнее, чем просто обои для стен, которые производят множество художников.

Когда ты говоришь «Дэмиен», в голове автоматически выскакивает «Херст». Среди десятков и сотен художников, одновременно находящихся в том же поле внимания, только один стал мировым брендом, явлением в искусстве. А что остальные? Они, как часы, полежали на прилавке около золотых, но золотыми оттого не стали. А Херст был и есть. Он обладает невероятным магнетизмом, который никуда не делся с годами, напротив, даже усилился. Все его работы помнят сейчас и будут помнить позже – это и есть та мистика, которая вообще называется искусством.

Искусство Херста тактильное и сексуальное. Оно про величие природы, величие любого живого существа. Это может трогать и умилять, а может отталкивать. Отторжение возникнет, потому что современный человек разъединен с природой. Раньше наши родители использовали любую возможность отправить нас в деревню, чтобы мы могли срывать овощи и фрукты прямо с кустов и деревьев, видеть животных, все природные процессы, от рождения до смерти, – ведь мы тоже их часть. Сегодня урбанизация достигла максимума, и мы тянемся к природе. Но и пугаемся, когда Херст показывает нам ее.

Вообще надо пошире открывать глаза. Знаете, когда уличный художник рисует портрет, он прищуривается, чтобы вглядеться в черты лица своей модели. Мы не видим вещи, которые вне определенного поля зрения, вне музея. А на жизнь, искусство и работы Херста надо смотреть широко открытыми глазами.