Почему вы решили не только помогать коллекционерам, но и формировать свое собрание?

В России корпоративное коллекционирование начали практиковать относительно недавно, и мы – первая корпорация, которая собирает исключительно современное российское искусство. Крупный банк всегда в известном смысле консервативен – для нас важны традиционные ценности. Банк много делает для сохранения культурного наследия. Чтобы расти и развиваться, банковский бизнес должен быть открыт новому, смотреть в будущее. Ядро коллекции, то, с чего она начиналась в 2012 году, – состоявшиеся художники. Первой покупкой стала серия «Земляные работы» Андрея Монастырского из 18 черно-белых фотографий, за ней последовали работы Юрия Альберта, Вадима Захарова, дуэта Дубосарский – Виноградов, Дмит­рия Гутова и других столпов нашей художественной сцены. Но задача коллекции – представить наше современное искусство в развитии, и коллекция активно пополняется работами молодых авторов: Александры Паперно, Таус Махачевой, Анастасии Рябовой, Сергея Сапожникова и многих других. Сегодня в коллекции представлены работы около 70 художников и все разнообразие жанров и техник – живопись и рисунок, фотография и скульптура, перформанс и видеоарт.

По какому принципу вы пополняете коллекцию?

Есть четкая концепция, сформулированная и одоб­ренная: мы собираем произведения, показательные для истории искусства новой России – то есть созданные с 1990-х годов и до настоящего времени. Их отслеживает и «берет на радар» куратор коллекции Тереза Иароччи Мавика.

У нас нет цели собирать искусство, которое обязательно подорожает со временем (это было бы, наверное, прекрасно теоретически, но совершенно невозможно, и подобной цели никто не ставит), – мы хотим, чтобы коллекция получилась последовательной, полноценной, действительно отражающей искусство новой России. Поэтому стараемся покупать не единичные произведения, а цельные проекты, чтобы они остались в истории искусства во всей полноте. Таких серий у нас уже больше 100, а всего – более 650 единиц хранения.

Где можно увидеть произведения из вашего собрания?

Корпоративные коллекции часто собираются для внутреннего пользования, мы же хотим сделать свое собрание максимально публичным. Многие произведения из коллекции Газпромбанка уже приняли участие в ведущих российских и международных выставках, в том числе музейных: в Русском музее, Московском музее современного искусства и различных арт-форумах – биеннале архитектуры в Венеции, Венецианской биеннале современного искусства, Московской биеннале, биеннале в Ливерпуле и других.

«Инаугурация» коллекции прошла в одном из самых известных музеев мира, венской Альбертине, в конце 2013 года. За неполные полтора месяца ее работы выставку посетили более 100 тысяч человек – это огромный успех, свидетельство того, что современное искусство России вызывает в мире подлинный интерес. Для сравнения: число гостей Венецианской биеннале, длящейся почти полгода, составило 475 тысяч человек.

Из недавнего – мы участвовали в проекте «Ночь музеев» в Казани, привезли работы двух художников из нашей коллекции на выставку, посвященную художественному осмыслению архитектуры. В рамках проекта были лекции, показы, мы устроили вечер для наших клиентов и сотрудников филиала банка в Казани. 9 июня открываем в ГЦСИ выставку «Присутствуя в городе явно и незримо» – проект, если очень коротко, посвящен «художественному» взгляду на город, но все гораздо сложнее и интереснее. Планируем еще один интереснейший проект по популяризации архитектурного наследия: хотим дать незаслуженно забытому шедевру русского конструктивизма новую жизнь, поместив его в зеркало современной фотографии, создать симбиоз архитектурного наследия и сегодняшних художественных практик. Думаем о том, чтобы организовать для клиентов экскурсии с современными художниками – пусть они делятся своими личными городскими мифами.

Полотна из коллекции банка стали частью интерьера не только зоны private banking, но и других департаментов. Как на них реагируют клиенты и сотрудники?

Искусство в офисах банков и корпораций призвано создавать атмосферу культуры и креативности – так считают многие кураторы корпоративных коллекций, и я с этим полностью согласна. Коллеги бывают весьма недовольны, когда мы забираем произведения из их офисов на выставки.

Правда, многие сотрудники Газпромбанка предпочитают работы в традиционных жанрах изобразительного искусства – живописи, фотографии, – обращая меньше внимания на инсталляции и «новые медиа». Они выбирают что-то компактное, то, что можно представить на стене офиса, в то время как большая часть нашей коллекции подходит скорее для музейного и выставочного экспонирования.

Я осознаю, что в обществе до сих пор есть неприя­тие современного искусства. Это естественно, когда речь идет об объектах субъективной оценки, не проверенных временем. Не зря, когда Черчилля спросили, как он оценивает итоги Ялтинской конференции, он ответил: «Не знаю, еще не прошло 50 лет». Наша главная задача – формирование и сохранение культурного наследия «завтрашнего дня», чтобы потомкам было что оценивать. В Щукина и Морозова современники «швыряли камнями» и говорили, что к искусству та мазня, что они собирают, не имеет отношения. Но без их коллекций не было бы коллекции модернизма, украшающей сегодня собрания Эрмитажа и Пушкинского музея. Как и не было бы многих прекрасных собраний без Медичи, да и самого Гая Цильния Мецената – все они собирали современное им искусство. Очевидно, что когда новое перестанет появляться, настанет конец культуры. Михаил Борисович Пиотровский на вручении «Инновации» со свойственной ему безупречной точностью высказывания заметил, что делить искусство на «современное» и «несовременное» бессмысленно, современное – это искусство, которое создается сегодня. Понятно, что возникает смысловая путаница. Караваджо – что, «несовременный» – в смысле «устаревший» художник?

Поговорим немного об инвестициях в искусство. Вы – первые, кто стал употреблять термин «арт-банкинг» в России. Зачем он вам понадобился?

Когда сформировался контингент состоятельных клиентов private banking, мы начали предлагать им различные инструменты для диверсификации портфеля и хеджирования рисков – так мы задумались о культурных ценностях в роли альтернативных инвестиций. Сначала определяли эту услугу как консультационное и информационное сопровождение вложений в искусство, но вскоре она вышла за эти рамки. Сегодня наш арт-банкинг – это сервисный центр в формате «одного окна», где клиент может получить весь комплекс услуг, связанных с миром искусства: от приглашений на презентации, арт-путешествий и вхождения в рынок в качестве наблюдателя-любителя до возможности стать участником рынка, с комфортом покупать и продавать произведения искусства. Мы берем на себя поиск экспертов, работу с сервис-провайдерами, решение вопросов, связанных с выполнением требований таможенного и налогового законодательства. У нашего арт-банкинга есть и культурно-социальный, а не только инвестиционный аспект: мы помогаем клиентам стать коллекционерами.

Какие произведения интересуют ваших клиентов?

Традиционно русские в основном покупают русское, в первую очередь – классическое, в меньшей степени – современное. Часто просят подобрать произведение, которое украсит их интерьер, – в этом нет ничего зазорного. Произведения искусства не просто украшают интерьер, они придают ему индивидуальность, статусность, если хотите, повышают его ценность в прямом и переносном смысле. Кстати, в плане статусности современное искусство (по крайней мере – в высшем его сегменте) на редкость репрезентативно, поскольку легкоузнаваемо благодаря стараниям медиа – это их «любимое детище»: увидев на стене произведение – даже шедевр – старых мастеров, бывает сложно его распознать. А при взгляде на творение Кунса или Херста сразу понятно: на стене именно он, а это сразу обозначает статусность хозяина, его принадлежность к элите – во всяком случае, многие зарубежные специалисты арт-рынка именно так объясняли мне природу постоянно растущего интереса к «голубым фишкам» сегмента contemporary.

Искусство нередко называют убежищем для капитала. Насколько это, по-вашему, справедливо?

Во время кризисов и прочих катаклизмов ценные бумаги превращаются в бумажки. Произведение искусства остается и со временем может существенно увеличить и свою ценность, и цену. Да, оно не обладает ликвидностью, и реализовать его непросто, и быстро это сделать, возможно, не получится. Но правда и то, что во время кризиса рынок искусства снижается медленнее финансового рынка и восстанавливается быстрее.

В последние годы он растет?

Безусловно. Сверхконцентрация богатства идет семимильными шагами, за последние 10 лет число ультрахайнетов увеличилось, по данным Knight Frank Wealth Report, на 60%. Чем больше у людей свободных денег, тем активнее они вкладываются в искусство. Они могут покупать для души, не руководствуясь соображениями инвестиционного планирования. Достаточно взглянуть на статистику аукционных рекордов, чтобы увидеть связь между накоплением богатства и арт-рынком: произведения дороже 10 миллионов долларов – это 70% ценового оборота рынка – и лишь 0,5% совершенных сделок.

Как формируется цена произведения искусства? Павел Пепперштейн упоминал, что рынок честнее искусствоведов, и именно он определяет справедливую стоимость картины.
Над формулой справедливой цены российские эксперты рынка бились долго – и в конце концов пришли именно к такому выводу (к слову, эту формулу вывели и на Западе): произведение стоит столько, сколько за него готовы заплатить. Логика, математические модели здесь бессильны, можно сравнивать произведения одного и того же автора, сходных периодов, сюжетов, размеров и все равно не угадать. Здесь как раз действует субъективный фактор – произведения искусства – не просто актив. Да, он материален. Но его главное свойство (помимо уникальности и многих других отличий от прочих активов) – это его духовное и эстетическое содержание – то есть вещи, «не препарируемые» под микроскопом исследователя-аналитика. Плюс отсутствие реальных статистических данных для анализа. Рынок закрытый и непрозрачный. Есть только открытые данные публичных торгов аукционных домов, но, по словам французского философа Жана Бодрийяра, и аукционные торги – это, по сути, разрушение реальной стоимости произведения в формате праздничного действа. Вспомним знаменитую историю с креслом Эйлин Грей из коллекции Ива Сен-Лорана и Пьера Берже. В 2009 году, в самый разгар кризиса, оно ушло на торгах по цене в 10 раз выше эстимейта, за невообразимые 22 миллиона евро. Ни до, ни после мебель этого мастера столько не стоила. В такой ситуации сложно говорить о кристальной честности рынка, верно?

Ваши клиенты понимают всю специфику индустрии?

Да, вполне – как и во всем мире, иерархия услуг арт-банкинга у нас строится в первую очередь вокруг мероприятий, которые приобщают клиентов к закрытому миру искусства, а не вокруг сделок как таковых. Что же касается сделок – 70% хайнетов в мире подтверждают, что приобретают «искусство ради искусства», а 60% говорят, что мотив приобретения у них – социальный. Банки, в отличие от инвестиционных фондов, не любят работать с произведениями искусства – например, кредитованием под залог художественных произведений занимаются меньше 10% игроков рынка – и в основном не банки. Риск остаться в случае чего с неликвидными активами на балансе пугает многих – хотя для хедж-фондов, например, это совсем небезынтересно, есть разные формы дохода, которые встраиваются в схему финансовых гарантий и «произведений под залог». 

«Коллекции – это материал для дискуссий»

Тереза Иароччи Мавика, куратор коллекции Газпромбанка

Если представить, что нам нужно вынести суждение о современном российском искусстве только на основе вашей коллекции, то что можно будет о нем сказать? Как оно соотносится с мировым контекстом? Насколько оно локально, национально, глобально?

Надеюсь, что можно будет сказать много, а не сделать один определенный вывод/диагноз. Коллекции существуют, чтобы по ним изучать искусство, исследовать, они обширный материал для научной дискуссии, в том числе и, я надеюсь, эта коллекция тоже. Один из выводов может касаться непростых отношений с глобальным контекстом – с волнами интереса к мировым художественным процессам – и охлаждения к нему, поиска идентичности национального искусства. Собственно эти вопросы актуальны в обществе, а интерес искусства к ним – это следствие.

Коллекция по определению задумывалась как репрезентация процессов, происходящих в российском современном искусстве в последние годы. Однако соотнесенность с глобальным контекстом служит индикатором, который определяет стратегию выбора работ для коллекции – релевантность по отношению к общим мировым процессам. Это один фактор, другим является связь практик современных молодых художников с художниками более старшего поколения, например с московским концептуализмом. Скажем, Монастырский и Захаров должны, на мой взгляд, быть в любой коллекции современного российского искусства, потому что звучат как контрапункт, как постоянный собеседник, в том числе и потому, что через концептуализм может осуществляться взгляд на локальное через глобальный контекст.

Атлас

• NF GROUP
• Газпромбанк