Вы смотрели триатлон в Рио? – спрашивает Леонид.

Нет.

Там все решил бег. С велосипедного этапа приехали одновременно десять человек, пачкой. А на беге уже на первых километрах все стало понятно. Наши сильно отстали.

Хотя от них ожидали борьбы за медали. Сколько месяцев у вас прошло от начала тренировок до первого подиума?

Восемь.

Это впечатляет. Почему вы решили заняться триатлоном? И что помогало вам прогрес­сировать?

Я прочитал знаменитую книгу легендарного триатлета Криса Маккормака «Я здесь, чтобы победить» и сделал «олимпийку» (плавательный этап составляет 1,5 км, велосипедный – 40 км, бег – 10 км. – Прим. ред.) просто так, для себя. Без всякой подготовки, в обычном спортклубе: никаким видом спорта я серьезно не занимался. Было очень трудно. Я не умел плавать: плыл по 15–20 метров – то брассом, то на спине, то кролем – задыхался. На велосипеде я вообще только в детстве сидел – это чистая правда. Но я прошел «олимпийку», и мне захотелось попробовать «железный» триатлон (3,8 км – плавание, 180 км – велосипед, 42,2 км – бег. – Прим. ред.).

Вообще, когда человек начинает заниматься новой для себя деятельностью, ему нужен опытный тренер или консультант. И к этому люди подходят по-разному. Одни приглашают своих знакомых, которые что-то понимают, или пытаются сами погрузиться в тему и разобраться. Вторые имеют дело с лучшими тренерами, консультантами. Мне повезло с тренерами. Когда я решил, что хочу показать хороший результат, то нашел сначала хорошего тренера в России – Степана Вахмина, потом стал заниматься с канадским тренером Майком Коглиным, чемпионом мира по Ultraman (The Ultraman Hawaii World Championship) в 2015 году. (Соревнование по триатлону, которое длится три дня: за это время участники должны преодолеть 515 км. – Прим. ред.) Фактически с самого начала то, что я делал, придумывал не я: задачи мне ставили профессионалы.

Сколько времени вы инвестировали в свои тренировки?

Поскольку у меня не было спортивной подготовки, то количество тренировок я увеличивал постепенно. Начинал заниматься три раза в неделю. И месяцев через шесть вышел на тот объем, который нужен, чтобы прилично выступать в длинном триатлоне. В среднем это 12 часов в неделю. Но есть недели разгрузочные, когда тренировки занимают 7–8 часов, а есть пиковые. Примерно за месяц до старта на полную «железную» дистанцию я тренируюсь 25–28 часов за неделю. Обычно это одна тренировка – имитация прохождения дистанции, но сильно укорочeнной. Плюс на этой же неделе так называемые длинные брики – например, 3 км проплыть, а потом сразу 150 км проехать. Был также день, когда я 110 км проезжал и сразу 21 км пробегал.

Поскольку с велосипедом я вначале плохо умел обращаться, он для меня был важен и занимал до половины тренировочного времени. Оставшиеся 50% распределялись поровну на бег и плавание. Но так было у меня. Это не значит, что такой график у всех.

В каком из трех видов спорта вы стали прогрессировать быстрее?

В велосипеде. Непонятно почему, ведь опыта в нем у меня было меньше всего. Самым тяжелым оказалось плавание. В зрелом возрасте трудно поставить технику. Например, нет гибкости, которая в детстве закладывается, ощущения воды.

Какой результат у вас в плавании на стомет­ровке?

Я отдельно на 100 метров на скорость не плаваю. На длинной дистанции 1,5–4 км я улучшил темп прохождения стометровки в среднем на 20 секунд. Сейчас он составляет 2 минуты 10 секунд, когда плыву без гидрокостюма. Но это не то, чего я бы хотел достичь. Есть такое понятие «наплыв часов»: нужно постоянно тренироваться, плавать не меньше четырех раз в неделю, чтобы реально прогрессировать. У меня такой возможности не было.

Как для себя вы отвечаете на вопрос, зачем все это? Главным в триатлоне для вас стало достижение цели или сам тренировочный процесс?

Это очень интересный и важный вопрос. Если говорить о занятиях спортом, я не любил ходить в фитнес-клубы и не понимал, для чего они мне нужны: никогда не был толстым; возможность подтянуться на перекладине некоторое количество раз меня тоже не интересовала. В общем, цели у меня не было.

Я человек не «процессный». Меня мотивирует цель и прогресс, ощутимый и легко измеряемый: если я понимаю, что и когда могу сделать лучше.

Кроме того, в триатлоне мне понравилась социальная среда, тусовка. Появилось много новых знакомых и даже друзей. Возникли новые темы для разговоров, интересные поездки, причем коллективные – это, конечно, добавило красок.

Можно ли сказать, что спорт на выносливость поменял ваши ментальные установки?

Это все очень персонифицировано. У меня установки не поменялись: всегда рисковал и был в меру авантюрен в своих профессиональных делах. Длинный триатлон – это тоже авантюрно и, можно сказать, рискованно. Чтобы им заниматься, нужно иметь определенный склад характера.

Триатлон, как и любые соревнования на выносливость, тренирует волю. Я считаю, что «выносливость» и «воля» – почти синонимы.

Что такое воля? Когда тебе не хочется что-то делать или тебе кажется это слишком трудным, но это нужно сделать для достижения цели, и ты делаешь. Часто хочется вывести себя из некомфортного состояния, но ты понимаешь – успех придет, нужно еще потерпеть и стиснуть зубы.

В «железном» триатлоне ты постоянно сталкиваешься с проблемами, и это тренирует волю. И когда в профессиональной деятельности или в бизнесе происходит что-то неприятное, думаешь: так у меня на соревновании было – я бежал или ехал, и все было против меня. Но я же финишировал, пришел к цели.

Приведите пример: что было против вас на соревнованиях Ironman? На длинных дистанциях всегда что-то идет не по плану.

Самый последний Ironman у меня был в мае 2016 года в Техасе: я зарегистрировался на него заранее, за год. Но из-за того, что получил травму, не мог там бежать.

В Техасе должен был делать свой первый полный Ironman мой сын, поэтому я все равно туда отправился – решил, что проплыву, проеду и сойду с дистанции. Но поставил себе цель – оказаться в тройке в своей возрастной группе по результатам двух этапов. Выплыл пятым в возрастной группе – что неплохо для меня, раньше не умевшего плавать: в группе было 25 человек, и все американцы, которые хорошо плавают.

Однако на велосипеде все пошло наперекосяк. Сначала велокомпьютер «умер». Я не понимал, как еду, и ехал по ощущениям. Потом у меня порвалась цепь: полчаса ждал механика, чтобы он ее поменял. Затем, когда наконец поехал, на травмированной ноге начались сильнейшие спазмы мышцы задней поверхности бедра – нога перестала сгибаться. В общем, я приехал девятым – цель не выполнил. Так что я поставил новую цель – финишировать, и начал марафон. Бежать не мог, но быстро шел. Финишировал на час раньше контрольного времени, и далеко не последним.

Был неприятный случай в Майами, когда я не заметил течения и «свалился» на 100 метров ниже. Выплывал очень долго против течения, кроме того, сзади расстегнулся спидсьют, и я этого не заметил. За спиной образовался практически парашют, и я проплыл кролем на 15 минут хуже, чем год назад в том же самом месте. Но тогда я вообще не умел плавать кролем и плыл на спине. А поскольку это был мой второй Ironman в Майами, я планировал выиграть на этой трассе. Выскочил из воды, смотрю на часы и не могу поверить своим глазам, что был таким медленным.

Перенервничал, потерял питание на велосипеде – в общем, все пошло наперекосяк. Но я придумал себе мотивацию: сколько людей я смогу обогнать на велосипеде? С ней и ехал. Во время бегового этапа мне сказали, что человек, который идет на третье место, на 10 минут меня опережает. Оказалось, что я сокращал разрыв: он опережал меня на 15 минут, когда я только начал бег. И я поставил себе новую цель – все-таки взять подиум, третье место. И финишировал третьим, обогнав американца.

Таких случаев много возникает. Но ты их преодолеваешь, если есть мотивация и понимание, для чего это делается.

Вы один из основателей Angry Boys Sport. Чем этот клуб отличается от остальных?

Мы партнеры Центра спортивных технологий Олимпийского комитета. У них есть уникальное оборудование для тестирования и реабилитации. Раньше все это использовали только профессиональные спортсмены и сборные. Мы же дали эту возможность любителям, своим клиентам. В частности, есть анализ техники бега: 16 камер снимают под разными углами человека, который бежит на тренажере. Потом тренеры высокого уровня анализируют результаты съемок, пишут отчет: правильно ли работают руки, не опускает ли бегун голову, как приземляются ступни, как держит туловище и так далее. Например, когда люди хотят центр тяжести подать вперед, его можно подать тазом, а многие начинающие просто сгибаются и наклоняют голову. Можно измерить, как человек переносит гипоксию. Он надевает маску и постепенно уменьшается концентрация кислорода; делается анализ крови; ведется постоянный мониторинг – как организм реагирует. В гипоксической камере можно и бежать, и крутить педали на велостанке на любой высоте над уровнем моря, вплоть до 6–7 тысяч метров.

В общем, это не массовый рынок. У нас нет занятий, чтобы похудеть, подкачаться, «кубики» на прессе получить. Когда к нам приходят впервые, мы помогаем сформулировать цель – с клиентом беседует старший тренер-методолог. Иногда человек приходит с уже готовой целью: например, тот, кто не бегал больше десятки, поставил перед собой задачу финишировать 42,2 км на Московском марафоне; или поставил задачу переплыть Босфор. Мы отправляем клиента на медицинское обследование и функциональное тестирование, разрабатываем для него программу тренировок. И тренер его ведет к цели.

Каким вы видите будущее клуба?

Наша основная задача – создать коммьюнити: мы часто ездим с партнером Алексеем Панферовым на сборы, соревнования, сами платим взносы за участие. У нас отличные клиенты, многие тренируются и ездят вместе на сборы и соревнования. И это не закрытый клуб.

Есть еще проект, связанный с триатлоном и спортом на выносливость, – это книга, которая выходит в издательстве «Эксмо». Она называется «Мы здесь, чтобы победить». Ее презентация пройдет на Московской международной книжной ярмарке. В ней семь историй о людях, которые успешны в своей профессиональной деятельности и как любители добились высоких результатов в спорте на выносливость. Это триатлеты, альпинист, поднявшийся на самые высокие вершины всех континентов, призер ралли Дакара. Все истории построены так, что одна половина текста – о бизнесе или карьере, а вторая – о спорте.

Предисловие к книге написал Крис Маккормак (австралийский триатлет, дважды становившийся чемпионом мира на Гавайях. – Прим. ред.).

Как вы познакомились с Маккормаком?

В Москве, на конвенции по циклическим видам спорта. Подружились и даже недавно участвовали вместе в команде эстафеты на длинной дистанции триатлона.

В одном из выступлений вы отмечали, что прожили «несколько жизней»: работали в лаборатории, были лидером e-business в PwC, затем создали ru-Net. Насколько сложным, нервным или, напротив, приятным бывает каждый такой переход? Или новая цель позволяет легко «сжигать мосты»?

Для меня важна динамика в любой деятельности, причем прогрессирующая. Когда рост и прогресс притормаживаются и я выхожу на некое плато, то становится не очень интересно. Получается, что моя деятельность имеет цель поддерживать текущий уровень. И я как локатор невольно начинаю искать другие возможности – даже если не ставлю себе такую цель специально. Могу сказать: если бы мне кто-то заявил три года назад, что я займусь триатлоном, посмеялся бы. Но это произошло, мне стало интересно. Я понял, что могу прогрессировать, и возникли цели.

Что касается бизнес-целей, то ru-Net определил три главных направления для инвестиций: медицинский софт и приборы, финтех, «интернет вещей» в промышленном приложении.
Мы определили их на будущее. У нас уже есть инвестиции во все три сектора. Раньше такие проекты появлялись спонтанно, и мы нарабатывали экспертизу. Сейчас мы интересуемся ими планомерно, поскольку эти рынки интенсивно развиваются.

Какой финансовой отдачи вы ждете от бизнесов, зарождающихся в России?

Жизнь научила меня не прогнозировать финансовую отдачу. Потому что отдача, которая получилась от «Яндекса», во сне не могла присниться. Когда я инвестирую, то прикидываю, насколько компания может вырасти, исходя из того, чем она занимается и на каком рынке она работает. Бывает, что проект интересный, его ведет сильная команда, но все упирается в размеры рынка, и финансовой отдачи может не быть.

Вообще у ru-Net много российских компаний. С точки зрения денежных сумм больше инвестиций сейчас мы делаем за рубежом. Однако команда тратит не меньше половины своего времени на Россию, поскольку здесь у нас много работы.

Пользуетесь ли вы продуктами и услугами компаний, в которые когда-либо инвестировали? Уоррен Баффет считает это важным признаком того, что вы понимаете выбранный бизнес.

Для того чтобы это понимать, не надо быть Уорреном Баффетом. Например, все наши сотрудники покупают товары на Ozon, а мамы – еще и на детских сайтах Esky и Mamsy. Когда мы хотели инвестировать в американского конкурента Uber и Lyft, то сотрудники пользовались их сервисом три месяца и писали об этом отчеты. Даже когда речь идет о b2b-услугах, которыми как физические лица мы, естественно, не можем воспользоваться, мы встречаемся с их клиентами, чтобы понять, насколько сервис их устраивает.

Одна из ваших самых известных инвестиций – покупка «Яндекса» в то время, когда за него и доллара не давали, и продажа в аккурат перед тем, как он подешевел в два раза. Сколько в таких инвестициях случайности, сколько интуиции, а сколько трезвого расчета? Лауреат Нобелевской премии по экономике психолог Даниэль Канеман сказал бы, что везение здесь гораздо важнее способностей.

Это другие инвесторы за него и рубля не давали. Мы же инвестировали в «Яндекс», по оценке компании, 10 миллионов долларов. Хотя у компании в то время и выручки практически не было. А продали акции, когда началась история с Украиной, поскольку инвестиционная ситуация на рынке начала меняться.

О книге Канемана я знаю, но у меня другой взгляд на эти вещи. Удачу и везение мы создаем для себя сами. Я считаю, что у каждого человека в жизни появляются возможности. У кого-то побольше, у кого-то поменьше, но они есть у каждого. А дальше мы либо превращаем их в удачу, либо проходим мимо. Некоторые люди вообще возможностей не видят. Некоторые видят, но не хотят рисковать.

Моя ситуация была такова: старший партнер PwC c зарплатой как у президента банка, пожизненная пенсия как зарплата у генерального директора средней компании. И тут возникает возможность начать инвестировать в интернет-компании, в «Яндекс», которые денег не зарабатывают. И я инвестировал в это все свои свободные средства, на тот момент у меня имевшиеся. Ушел из PwC, чтобы возглавить стартап ru-Net, потерял в зарплате в 2,5 раза. Я ее сам создал, эту удачу. И это относится к любому человеку. 99 человек из 100 прошли бы мимо этой возможности, а потом говорили: «Вот ему повезло, а нам почему-то не везет». Рискните.