*h5. «Мы должны бороться»

Я не родился банкиром. Учась в колледже, я планировал стать биологом или хирургом. Но в итоге мой отец убедил меня, что работа у него в банке – более перспективное занятие. В то время дети были обязаны прислушиваться к советам отцов. Так я и «просочился» в ряды банкиров.

В 1930-е годы в Германии бал правили нацисты. В то время, согласно немецкому законодательству, все граждане страны обязаны были предоставлять всю информацию о своих доходах в налоговые органы. В случае уклонения наказание могло быть самым суровым, вплоть до смертного приговора. Я помню, как благодаря нашим законам мы отвечали отказами на запросы немецких налоговиков. Согласно швейцарскому законодательству, мы не имели права разглашать такую информацию. Эти законы, введенные в Швейцарии как раз в то время, оказались очень полезными. Благодаря им огромное количество иммигрантов смогло воспользоваться своим капиталом, хранившимся в швейцарских банках, когда они перебрались в Америку.

Во время Второй мировой войны я служил в армии. Когда наступил мир и я демобилизовался, в Швейцарии все были убеждены, что мы стоим на пороге кризиса. Ситуация напоминала период после Первой мировой. Но кризиса не произошло. Как себя чувствовали швейцарские банки? У них уже были налаженные контакты, женевские банки обслуживали клиентов из Франции, мы, в Цюрихе, – из Германии. В то время банковская система в других странах Европы развивалась очень медленно, остро ощущалась нехватка квалифицированных специалистов со знанием иностранных языков. Это был шанс для Швейцарии.

Кроме того, клиенты обращались к швейцарским банкирам благодаря существованию у нас принципа банковской тайны. После Второй мировой многие иностранцы приезжали в Швейцарию с коробками, наполненными золотом. Это было то золото, которое они сумели сохранить в своих садах, в земле, во время оккупации. Тот период ознаменовал начало новой волны развития швейцарской банковской системы. Для этих людей Швейцария была раем. И конечно же, люди, сумевшие сохранить свое золото и приехавшие в Швейцарию, не собирались отчитываться перед налоговыми органами своей страны. С психологической точки зрения их можно было понять.

Сейчас мы вновь обсуждаем банковскую тайну. Это сложный вопрос. В то время банковская тайна не ставилась под вопрос. Но времена изменились. Я попытался представить вам точку зрения поколения людей, переживших Вторую мировую войну. Нынешнее молодое поколение мыслит иначе. Как правило, к молодым иностранцам, которые открывают здесь счета, у представителей закона не возникает вопросов. Налоги уплачены. Они вкладывают капитал в несколько швейцарских банков (обычно 3–4) и достаточно ясно выражают свои ожидания. «Каждому банку мы выделяем одинаковую сумму, и вы можете управлять ею, как вам заблагорассудится, – говорят они. – В конце года мы посмотрим на результаты – кто займет первое, второе, третье место. Банк с наихудшими показателями будет вычеркнут». Вот так действует новое поколение.

Возвращаясь к принципу банковской тайны, хочу отметить, что мы никогда не помогали нашим клиентам создавать фонды с целью сокрытия грязных денег. Многие годы банк неукоснительно следовал этому правилу. И мы должны продолжать в том же духе. Однако в прошлом, когда клиент, неважно швейцарец или иностранец, обращался к нам с просьбой создать фонд, мы не задавали вопросов о происхождении денег, если у нас не было ощущения, что средства получены незаконным путем. Сегодня мы должны изменить этот подход. Теперь мы просим каждого потенциального клиента подтвердить легальное происхождение капиталов.

До Второй мировой клиентами швейцарских банков были в основном сами швейцарцы и местные компании. Иными словами, мы все друг друга знали. Сегодня все по-другому. Приведу пример. Несколько лет назад мы получили сообщение от банка в Нью-Йорке о том, что компания из Каракаса хотела бы открыть счет в нашем банке. У меня было предчувствие, что что-то здесь нечисто (старые опытные банкиры часто принимают решения, руководствуясь предчувствием). Я отправил запрос послу Швейцарии в Венесуэле об этой компании и о происхождении денег, которые предназначались для трансфера в Vontobel. Посол переслал наше письмо юристу швейцарского посольства. Через полтора месяца мы получили ответ, что все в порядке. «Но, на ваш взгляд, достаточно ли убедительны доказательства легальности средств для открытия счета в банке Vontobel?» – спросили мы. Второй запрос остался без ответа. И это проблема: получение необходимой информации занимает много времени.

Если мы обсуждаем вопросы уклонения от налогов, налоговых преступлений, какова наша позиция? Некоторые вещи нельзя игнорировать, хотя в Швейцарии мы никогда не любили говорить о деньгах. Таков уж наш характер. Разговоры о деньгах не приемлемы для хорошего менеджера и джентльмена. Но мы не можем просто сослаться на нашу позицию 19 или 20 века, мы должны обсуждать все вопросы открыто. В случае налоговых преступлений мы обязаны разглашать информацию. Но уклонение от налогов, означающее, что человек не предоставляет исчерпывающую информацию и документацию в налоговые органы, в Швейцарии не считается преступлением. Мы проводим четкую грань между налоговым преступлением и уклонением. В других странах нет такого разделения. И в этой связи возникает ощущение, что швейцарские власти и банки не оказывают содействия. Мы должны пересмотреть подход к этой проблеме. Это будет долгая дискуссия. Я убежден, что в конце концов мы найдем свежее решение. Так, к примеру, немецкие министры надеются, что наступит эра свободного обмена информацией. Но мы не сможем принять такой подход, поскольку он не соответствует нашей философии. Государство, власть не должны знать все. Мы, граждане Швейцарии, гордимся, что имеем право не предоставлять всю имеющуюся у нас информацию в налоговые органы. Таков наш характер. И я не думаю, что что-либо изменится в этом вопросе в случае с налоговиками Германии в ближайшие несколько лет.

Вкратце мою позицию можно сформулировать так:

1. мы не содействуем налоговым преступлениям;
2. мы стремимся предоставить информацию зарубежным властям, если запрос соответствует швейцарскому законодательству;
3. изменения в швейцарское законодательство еще будут обсуждаться всем финансовым центром страны.
   Меня часто спрашивают, что я думаю по этому поводу. Я оптимист, и на то есть ряд причин. Я всегда обращаюсь к истории. Так, в 1848 году на Европейском континенте происходили глобальные перемены. Вся Европа была погружена в революции, к власти приходили новые правительства. Через некоторое время консерваторы вновь оказались у руля везде, кроме Швейцарии. Мы всегда находились в особом положении. Но сегодня забываем об этом.

В Цюрихе есть ресторан Orsini. Там отличный шеф-повар, кстати говоря. Так вот Феличе Орсини был итальянским анархистом и пытался убить Наполеона III. Покушение оказалось неудачным, и позже он был казнен во Франции. А вот в Швейцарии Орсини считается героем. Поэтому в его честь и был назван ресторан на Парадеплатц. Это еще один пример того, что наша позиция отличается от других. Мы разные отчасти и потому, что нам приходилось бороться. Это важный момент – у каждого индивидуума и каждой нации должен быть свой путь. И мы должны бороться.

Швейцарские гномы

Меня часто спрашивают, есть ли у меня или у банка лозунг. Я отвечаю – Quand Même, что в переводе с французского означает «несмотря ни на что, вопреки всему». Я знаю, что в нашей стране многое нужно менять. Мне нравится наша страна, но я ее критикую. Я ее критикую, потому что она мне нравится. Мы должны быть лучше других. И другие страны помогут нам в этом. Спустя несколько лет после Второй мировой войны швейцарским банкам удалось существенно улучшить свое положение в международном масштабе. В то же самое время Великобритания испытывала серьезные трудности, фунт стерлингов был крайне нестабилен. Тогда министр финансов теневого кабинета, лейборист, назвал нас «швейцарскими гномами». Это была атака, обвинение в том, что мы в ответе за проблемы британской валюты. Конечно же, это было не так. Но нужно было найти виновного. Это выражение – «швейцарские гномы» – стало для нас лучшей рекламой.

В газете Frankfurter Allgemeine Zeitung на первой полосе недавно была напечатана статья, в которой обсуждалась возможность скорого заката единой европейской валюты: какие последствия этого можно ожидать? в какой стране есть другая приемлемая валюта? В случае если эти прогнозы сбудутся, это будет означать, что в Швейцарию хлынет поток нового капитала. Не потому что мы лучше, а потому что у нас есть стабильность и наша собственная валюта. Будет ли так всегда? Не знаю, но на данный момент это именно так.

«Сейчас делать компанию публичной я бы не стал»

В 1984 году наша компания стала публичной. На то были две основных причины. Первая – банку требовались дополнительные средства. Где их взять? Выход на биржу – один из самых простых способов привлечь необходимый капитал. Вторая причина в том, что, если возникает вопрос наследования, нам необходимо прийти к четкому пониманию, кто получит акции и какой будет их стоимость. Если акции обращаются на бирже, их цена абсолютно прозрачна. Кроме того, задумываясь о передаче бизнеса по наследству, для меня важно было учесть принципиальный момент: это не должно привести к размыванию доли главных акционеров. В данный момент основные акционеры Vontobel Group – я и мой сын. Мы с ним договорились, что, в случае смерти или выхода из бизнеса одного из нас, акции должны быть переданы в Фонд Vontobel, а не другим членам семьи. Мой сын отошел от дел в банке, проработав в нем 20 лет, и сейчас занимает должность президента Фонда Vontobel. Соответственно, он передал все свои акции банка Фонду. Я поступлю так же. Таким образом, мы имеем надежного акционера – Фонд Vontobel. Им, как и банком и всем холдингом, управляет группа высококлассных специалистов, которые добились выдающихся результатов в швейцарской финансовой системе.

Вы знаете, нам всем – предпринимателям, банкирам – очень хочется найти решение, которое было бы вечным. Но его не существует. Будущее можно планировать максимум на поколение вперед. Вывели бы мы компанию на биржу сегодня? Я скажу предельно откровенно: не думаю, что мы пошли бы на этот шаг. Публичная компания находится под постоянным огнем критики. Если результаты холдинга в конце года не превышают показатели предыдущего года, на нас обрушивается шквал критических замечаний. Если же я говорю, что мы сделали долгосрочные инвестиции, результаты которых будут очевидны только через несколько лет, но сейчас в этой связи нам пришлось пойти на существенные затраты, пресса игнорирует этот аргумент. Таким образом, создается благоприятная ситуация для перманентной критики.

Газеты пишут, что я не следую правилам корпоративного управления. Но я всегда стараюсь быть открытым, поддерживать постоянный контакт со СМИ. Иногда мне кажется, что массмедиа преследуют единственную цель – разузнать плохие новости. В общем, честно говоря, сейчас делать компанию публичной я бы не стал.

«Ты управляющий – действуй, как считаешь нужным»

В том, что касается личных инвестиций, я старомоден. Для меня важно избежать конфликта интересов. Я помню, был у нас в Цюрихе видный промышленник, который владел собственным банком. По утрам он приходил в банк и отдавал поручения на покупку и продажу определенных ценных бумаг. Затем отправлялся на ланч в Baur au Lac Grill. Днем, после обеденного перерыва, он возвращался в банк. Анализируя результаты торгов, он всегда требовал, чтобы его заявки на покупку выполнялись по самой низкой цене, а на продажу – по самой высокой. Это пример конфликта интересов.

Той частью моего состояния, которая размещена в бумагах, управляет один из сотрудников нашего банка. Я дал ему поручения общего характера – покупать только первоклассные ликвидные бумаги, которые можно быстро продать при необходимости, а также соблюдать баланс между швейцарскими и зарубежными акциями и облигациями. Этот человек приходит ко мне в офис с отчетом о том, что произошло за последние шесть месяцев. Я анализирую ситуацию, смотрю на результаты. И после этого высказываю свое мнение. Как правило, я не предлагаю другие инвестиционные идеи, но задаю вопросы. К примеру, на одной из таких встреч я заметил в портфеле австрийские облигации. Я отношусь к Австрии без особого оптимизма. Мне хорошо известна ситуация в этой стране, так как я лично знаю ключевых венских банкиров. На мой взгляд, они слишком много инвестировали в некоторые государства. И я спросил управляющего портфелем, не лучше ли продать эти бумаги? Он со мной не согласился. Тогда я сказал: «Ты управляющий – действуй, как считаешь нужным». Я никогда не критикую. Я не стремлюсь заработать как можно больше миллионов, для меня важнее сохранить капитал.

Я также стараюсь передавать накопленный опыт совету директоров, управляющим, но делаю это крайне осторожно. Я встречаюсь с председателем правления или с CEO раз в одну-две недели и задаю вопросы. Я не говорю, что и как им нужно делать. Если случается так, что они принимают, на мой взгляд, неверные решения, я вношу коррективы. Все управляющие, как правило, мои хорошие друзья. Им важен мой опыт. Иногда я говорю, что у меня плохое предчувствие. Тогда у наших стратегов появляется возможность доказать, что я ошибаюсь. Но обычно они соглашаются с моим мнением.

«Почему Россия?»

К 1917 году, когда в России произошла революция, многим пришлось покинуть страну, чтобы спасти свою жизнь. Кто-то уехал в Швейцарию, кто-то в Финляндию, в другие страны. Эти люди и были нашими первыми русскими клиентами. Но на самом деле контакты с русскими, с Россией я поддерживаю не только в банке. Существенная часть моей библиотеки посвящена русской литературе. Меня часто спрашивают: «Почему Россия?» Мне нравятся ваши девушки, но я не могу объяснить почему. Я изучал историю России. Я неоднократно бывал в вашей стране и должен признаться, мне она нравится. Как-то я выступал в Иркутске перед студентами местного университета. А после возвращался в Москву на самолете – шесть с половиной часов через всю Сибирь. В итоге я пришел к выводу: Наполеон и Гитлер, должно быть, потеряли рассудок, решив, что эту страну можно завоевать.

Я не могу выделить какого-либо одного русского клиента. У меня много хороших друзей среди них.

Первым послом России в Швейцарии была женщина, которая не говорила на иностранных языках. Я пригласил ее выступить с докладом в Цюрихе. В то время это было экстраординарным событием. И сегодня я поддерживаю тесный контакт с послом России в Берне. Но нынешняя ситуация изменилась: русский посол отлично говорит по-немецки.

Женский вопрос

Для меня мужчины и женщины равны. Это не вызывает сомнений. У них должны быть одинаковые возможности. Именно поэтому в рамках Vontobel private banking мы решили организовать специальные информационные вечера для женщин, и эта идея оказалась крайне успешной. Потому что, должен заметить, неравенство возможностей для мужчин и женщин по-прежнему существует.

Я был членом исполнительного комитета клуба Baur au Lac. Это типичный закрытый клуб для мужчин, организованный по примеру британских. Женщины не могут стать его членами. Как-то раз в конце совещания комитета я задал вопрос: «Почему мы не принимаем в свои ряды женщин?» Ответ президента, типичного швейцарца, был следующим: «Время совещания истекло. Предлагаю обсудить этот вопрос в следующий раз». На очередном совещании этот пункт значился последним в повестке дня. Когда мы дошли до него, президент объявил: «Спасибо, наше время вышло, продолжим в следующий раз». Но я настоял на своем, и мне позволили высказаться. Я попытался убедить членов комитета, что у женщин должны быть такие же права, как и у мужчин, и что мы должны дать им возможность вступать в ряды членов клуба. В результате, добился лишь одного – мой хороший друг посмотрел на меня и сказал: «Что ты делаешь? Я тебя не понимаю!»

Мы должны преодолеть этот барьер. И даже когда дело касается нашего банка, необходимо бороться. Все говорят: «Мы полностью согласны», но на деле это не совсем так. Как-то я был в Канаде вместе с одним из менеджеров банка. Он рассказал, что у него удивительный секретарь – умная, первоклассная, интеллигентная. Тогда я спросил: «Ты уже подумал о ее дальнейшей карьере?» И услышал в ответ: «Карьере? И я останусь без секретаря?!»

Вот почему я уверен в необходимости развития идеи информационных форумов в рамках Vontobel privaye banking. Women and Finance – очень особенный сервис. Это платформа, которая дает возможность проводить встречи, конференции, различные мероприятия для женщин, занимающих руководящие посты в своих компаниях. Там они получают возможность общаться, обсуждать злободневные вопросы, а также вести бизнес-переговоры. Можно сказать, что это деловой аналог закрытых клубов для мужчин, об одном из которых я рассказал. Только в случае с программой Women and Finance при желании мужчины тоже могут участвовать в мероприятиях.

Вообще то, что мы делаем в рамках этого форума – это долгосрочные инвестиции. Мы продолжаем бороться. Сегодня в совете директоров банка появилась первая женщина. И это только начало.

«Деньги не имеют ничего общего со счастьем»

Я хочу быть счастливым. Но конечно же, не деньги олицетворяют счастье. Да, у меня должна быть определенная сумма. Деньги придают чувство уверенности и защищенности. Но в остальном они не имеют ничего общего со счастьем. Моей машине уже 15 лет. И это вообще не важно. Я живу в квартире, у меня, конечно, есть еще одна за городом, но это тоже не имеет никакого отношения к счастью. Я испытываю действительно настоящий прилив сил оттого, что один из моих благотворительных фондов организовывает и финансирует обучение молодых музыкантов со всего мира, в том числе и из России, здесь в Швейцарии. Они обучаются несколько недель, а затем дают концерт в церкви Святого Петра. Зачастую студенты остаются в Швейцарии еще на три года. Мы финансируем этот проект. Вот что делает меня счастливым.

Принято полагать, что пожилые мужчины и женщины ни на что не способны, кроме как ожидать своей смерти. Я с этим не согласен. Они иногда настолько сильны и активны, что молодым и не снилось! В этой связи я учредил благотворительный фонд Stiftung Kreatives Alter, который награждает самых талантливых пожилых людей в возрасте 65+. Каждые два года для участия в конкурсе к нам поступает около 500–600 картин, биографий, литературных, научных и прочих работ. И авторам 10–12 лучших из них присуждается премия в размере 10 тыс. швейцарских франков. По итогам конкурса мы проводим большую гала-презентацию в здании Конгресса. Это действительно выглядит впечатляюще. Я никогда не забуду некоторых конкурсантов. Был среди них однажды пожилой мужчина. Его подняли на сцену – он не мог самостоятельно передвигаться. И он получил приз за свою биографию «Моя жизнь с Паркинсоном». Другой участник написал роман о Древнем Египте. Мы привлекли специалистов для анализа исторической части этой работы. Ответ профессионалов был однозначным – гениально! Этот человек обладал глубочайшими знаниями о Древнем Египте, хотя был каменщиком. В этот раз самым пожилым конкурсантом будет человек, который уже отпраздновал свой 100-летний юбилей. Я хочу продемонстрировать, что пожилые обладают огромными способностями. Я так счастлив тратить деньги на эти цели! Ни один из моих фондов не получает средств от государства – я все финансирую самостоятельно. И это делает меня счастливым.

Фонтобель: семья и бизнес

Vontobel Group – крупный швейцарский холдинг, объединяющей три основных направления: private banking, investment banking и asset management.

Компания была основана в 1924 году в Цюрихе, в 1984 году стала публичной, однако семья Фонтобель по-прежнему остается основным акционером холдинга. В Vontobel Group работают 1300 человек, а офисы компании расположены в 19 городах мира.

Стать клиентом private banking Vontobel Group можно, разместив в банке от 500 тыс. евро (или эквивалент этой суммы в любой другой валюте).

Ганс Фонтобель родился 4 декабря 1916 года в Цюрихе. В 1943 году поступил на работу в компанию отца – банк Vontobel, а позже возглавил ее, став совладельцем холдинга. Помимо работы в банке Ганс Фонтобель вел активную общественную деятельность: был президентом Ассоциации Цюрихской фондовой биржи, возглавлял Германо-Швейцарскую торговую палату и Фонд Красного Креста.
Оперативным управлением Vontobel Group Ганс Фонтобель сегодня больше не занимается, оставаясь почетным председателем совета директоров холдинга.