Классический private banking сформирован швейцарской трудовой этикой и швейцарскими законами. Для состоятельного россиянина, как, впрочем, и для американца, эта «швейцарскость» зачастую имеет решающее значение. Почему они должны пренебречь этим супербрендом в пользу Люксембурга?

Я думаю, что Швейцария – это очень интересная и сильная страна, традиция private banking имеет в ней давние корни, и она может предложить в этой области весьма интересный сервис. Отличительная черта Люксембурга – наличие возможностей для создания всей структуры инвестиционных фондов, от начала до конца, а также очень большое многообразие типов и форм собственности компаний, каждая из которых нацелена на решение специфических задач, стоящих перед клиентом. Все эти компании очень высокого класса с точки зрения того, как они структурированы и как воспринимаются в других странах.

И я думаю, что когда-нибудь российские клиенты будут приятно удивлены, обнаружив в Люксембурге подобное разнообразие специфических компаний, которые окажутся весьма полезными, если, скажем, им нужно создать фонд недвижимости, инвестировать в private equity или решить вопросы, относящиеся к семейным капиталам.

У нас достаточно большой опыт обслуживания клиентов из Европы и других регионов мира, а клиенты из России – одно из наших последних приобретений. Тем не менее некоторые российские HNWI уже имели возможность убедиться в том, насколько прагматичный подход используют местные банки для помощи своим клиентам, скажем, при организации их семейного бизнеса или структурировании финансовых активов, находящихся за пределами Люксембурга, в рамках компаний самых разнообразных типов и форм собственности, признаваемых местным законодательством. Люксембург – это очень стабильная страна, где люди отличаются большим прагматизмом и мыслят категориями всего мира. Я очень рад видеть растущий интерес к люксембургскому финансовому центру со стороны российских клиентов.

А какое положение на рынке финансовых услуг Люксембурга занимает Banque de Luxembourg?

Наш банк был создан в 1920-х годах, однако по-настоящему активно мы развивались последние 40–50 лет, после Второй мировой войны. Наша основная деятельность сосредоточена на оказании услуг в области private banking. Важная часть этой работы – управление активами, так что я бы назвал ее второй по значимости областью специализации банка. И наконец, третья составляющая нашего бизнеса – это оказание услуг другим профессионалам, работающим в одном с нами секторе финансового рынка. Речь идет об услугах частным банкам, инвестиционным фондам, управляющим активами, профессионалам, занимающимся продвижением инвестиционных фондов на рынке, страховым компаниям.

Мы называем эту деятельность профессиональным банкингом. Что касается нашего положения на рынке, то вы всегда можете отыскать область, где будете номер один. Так или иначе, я думаю, что мы – один из крупнейших финансовых институтов Люксембурга.

Мы придерживаемся долгосрочной стратегии. Иногда на растущих рынках полученная нами прибыль может оказаться ниже среднерыночной, однако когда рынки снижаются, мы их обыгрываем

Известно, что россияне не любят становиться прозрачными даже для своих доверенных управляющих. Поэтому compliance нередко вызывает у них раздражение. Как выглядит эта процедура в вашем банке, раскрытия каких данных (в какой последовательности и как быстро) вы ждете от потенциального клиента?

Прежде всего, я хотел бы заметить, что это свойство не одних только россиян. Мало найдется людей, которые любят предавать огласке свои персональные данные. Я думаю, что compliance – соответствие международному законодательству в части раскрытия информации о держателе счета с целью противодействия налоговым преступлениям – всегда будет оставаться очень серьезным вопросом. Поэтому, прежде чем мы начинаем работать с новым клиентом, мы обязаны выяснить, откуда он к нам пришел и почему хочет обслуживаться именно в нашем банке. Так что мы требуем очень много информации.

Правда, это вовсе не означает, что мы обязательно намерены узнать, где находится все его состояние или капитал, принадлежащий его семье. Тем не менее мы должны очень хорошо понимать все обстоятельства клиента, имеющие отношение к потенциальным налоговым преступлениям, прежде чем будем готовы начать с ним работать. Объяснение этому очень простое: у нас есть репутация, которую мы обязаны защищать. И думаю, несложно понять, что если кто-нибудь вдруг обнаружит один криминальный банковский счет в Люксембурге, то страну тут же начнут воспринимать как прибежище нелегальных денег со всего мира. Напротив, если один криминальный счет вдруг отыщется в какой-нибудь из соседних с Люксембургом стран, это будет преподнесено как доказательство отличной работы местной правоохранительной системы. В этом заключается один из недостатков положения маленькой страны. Мы обязаны пристально следить за нашей репутацией, и очень серьезно относимся к этому вопросу.

Сколько типовых стратегий вы предлагаете новому клиенту? От какой суммы в вашем банке начинается tailor-made подход и можно ли привести в пример продукт, разработанный в рамках этого подхода?

У нас нет требований к минимальному размеру инвестируемого капитала. И я думаю, что лучшим ответом на ваш вопрос будут издержки, ведь решение, предложенное клиенту, должно быть эффективным с точки зрения затрачиваемых на него средств. Если вы хотите создать формальный инвестиционный фонд, то для того, чтобы начать размышлять в этом направлении, вы должны располагать капиталом в размере не менее 20 млн евро. И опять же – все зависит от типа фонда или структуры, которую вы собираетесь создать. Некоторые из них стоят дороже, некоторые дешевле. Если говорить о примерах решений, сделанных специально под конкретного инвестора, то можно отметить, что люди нередко используют возможности финансового центра Люксембурга для того, чтобы консолидировать несколько принадлежащих им разрозненных пулов активов. Например, клиент владеет несколькими долями собственности в различных частных компаниях, но потом в какой-то момент у него появляется желание повысить эффективность управления этими активами, лучше их контролировать, лучше за ними надзирать и, как результат, иметь от них более высокую финансовую отдачу. После того как такой клиент обратится в наш банк, мы попытаемся вместе с ним найти для него самое оптимальное решение, как мы делали уже множество раз. После этого выясняется, что под задачи клиента лучше всего подходит структура, скажем, в форме компании по инвестициям в рисковый капитал (SICAR), на баланс которой он переводит свои активы. Теперь управлять ими становится проще и удобнее.

Некоторые исследования показывают, что до 90% HNWI не знают размера комиссий, которые взимают с них банки. Эта цифра кажется вам реалистичной?

Я думаю, что очень важно, чтобы клиент понимал, сколько он платит за услуги своего банка, так что мы обязаны быть в этих вопросах абсолютно прозрачными. Хотя в ряде случаев структура издержек может быть очень сложной. Поскольку банкир, который предоставляет услугу, тоже несет определенные издержки, клиент должен сравнивать предложения различных банков. Однако это не всегда бывает просто. Но, по крайней мере, мы совершенно прозрачны в том, какие комиссионные и как мы взимаем. И еще важно учитывать, что размеры комиссионных также зависят, например, от интенсивности и сложности операций, осуществляемых клиентом. Если он более консервативный инвестор или интенсивность его операций не столь высока, то и платить своему банку ему придется меньше.

Сегодня некоторые швейцарские банки, работающие на российском рынке, подчеркивают, какое большое значение они придают безрисковым активам, как высока в их портфеле доля облигаций. Вы тоже разделяете этот подход и хотите быть тихой гаванью или считаете, что периоды высокой волатильности – это время для агрессивных краткосрочных инвестиций?

В нашем подходе к инвестированию нет ничего нового. Он оставался практически неизменным на протяжении многих лет, и нас считают очень консервативными, очень прозрачными инвесторами, если речь идет о деньгах наших клиентов. Да и наших собственных деньгах тоже. Правда, мы не инвестируем за свой счет и не занимаемся торговлей активами на собственные средства банка. Сегодня на рынках наблюдается повышенная волатильность, но мы по-прежнему продолжаем придерживаться все той же философии долгосрочных вложений. Иногда на растущих рынках полученная нами прибыль на инвестиции может оказаться ниже среднерыночной, однако регулярно, когда рынки снижаются, мы их обыгрываем. Таким образом, инвестиционные фонды под нашим управлением за последние 3–5 лет показали существенно лучшие результаты по сравнению с большинством продуктов наших конкурентов.

И я очень горжусь тем, что начиная с 2007 года, когда рынки стали терять устойчивость, ни один из клиентов не пожаловался на нашу инвестиционную стратегию, политику или наши фонды. Напротив, мы заслужили высокие оценки за качество управления активами в самых разных странах, включая Швейцарию, Бельгию, Францию и Люксембург. Агентство Standard & Poor’s назвало нас лучшей компанией в области управления активами в мире. Мы предлагаем клиентам сравнительно небольшое количество инвестиционных решений. Если точнее, у нас около 25 инвестиционных фондов, каждый из которых управляется очень консервативно.

Люксембург – страна фондов. В каких случаях и каким клиентам вы будете рекомендовать создание собственного фонда? Какой тип фондов кажется вам наиболее доходным на долгосрочном отрезке?

Ответ на этот вопрос зависит от множества обстоятельств. Прежде всего, я бы сказал, что вы должны хорошо понимать, зачем вам нужен собственный инвестиционный фонд. Это дает вам более высокую степень прозрачности и позволяет применять определенный набор профессиональных инструментов при управлении своими капиталами, что упрощает все остальное. Так что если клиент нуждается в решении этой задачи, тогда создание собственного фонда может быть интересным вариантом. Вторая возможная причина – желание привлечь капиталы сторонних инвесторов. И эти новые инвесторы придут только в том случае, если вносимые ими средства очень хорошо структурированы и аудируются, при этом существует возможность в любой момент отслеживать величину стоимости чистых активов фонда. Так что, в общем, есть всего две причины, которые могли бы заставить вас задуматься о чем-то подобном.

Кроме того, немаловажным фактором является размер вашего фонда. По мере того как растет количество оказываемых вам услуг, увеличиваются и ваши издержки, будь то расходы на оплату аудитора, административного агента и регистратора. Оптимальный размер зависит от типа инвестиций. Я хочу сказать, что если вы собираетесь создать простой «классический» инвестиционный фонд, который будет заниматься размещением средств в акциях, облигациях и валютах, то это очень просто, поскольку движение таких бумаг практически неограниченно, то есть они очень ликвидны. Однако если мы говорим о создании фонда недвижимости, то управлять и владеть им будет куда как сложнее. Потому что вам придется убедиться, что недвижимость, в которую вы собираетесь инвестировать, существует, и каждый год вы должны проводить оценку ее стоимости. Так что все здесь гораздо сложнее и зависит от того, на инвестициях в какие активы будет специализироваться ваш фонд.

А также от дистрибуции. Институциональный фонд, который вы открываете для членов своей семьи и друзей, совсем не то же самое, что фонд, в который вы собираетесь привлекать деньги сторонних инвесторов. Ведь если вы собираетесь заниматься «чужими» деньгами, то должны получить соответствующую лицензию от властей, а это осложняет вопрос.

Нередко портфели, которые составляют своим клиентам банкиры, коренным образом отличаются от того, как они размещают собственные активы. Могли бы вы в общих чертах обрисовать свое инвестиционное поведение и сегодняшнее распределение ваших активов?

Видите ли, я трачу практически все свое время на управление банком и не могу уделять должного внимания собственным инвестициям. Чтобы не терять на них, я с начала 2007 года перевел все активы в наличные, поскольку чувствовал, что ситуация обостряется. Понимаю, что, наверное, мог бы получить и более высокий доход, но, по моему мнению, важно было сохранить фундаментальную устойчивость банка и не отвлекаться на какие-то личные дела. Потому я и старался не тратить деньги направо и налево и проявлял осторожность в своих инвестициях.

Что в вашем понимании следует называть ответственными инвестициями, можно ли вывести четкое определение? Насколько велика от них финансовая отдача и насколько устойчив спрос на такого рода вложения?

Во-первых, я глубоко убежден, что ответственное инвестирование и поведение компании имеют чрезвычайно большое значение. Это означает проявлять ответственность по отношению к сотрудникам, клиентам, акционерам, а также к обществу, потому что без этого мира, без этой страны, без этого города мы не смогли бы заниматься своим делом. Когда речь идет об ответственных и стабильных инвестициях, вопрос выбора становится весьма каверзным, ведь как показывает недавний пример компании British Petroleum, хоть она, вероятно, и старалась завоевать репутацию компании, преданной устойчивому развитию, но вы видите, что с ней произошло. Так что нелегко выбирать инвестиции, отвечающие критерию ответственности. Этот вопрос мы обсуждаем между собой уже много лет, поскольку он затрагивает нашу систему ценностей. Когда мы говорим об ответственности, мы подразумеваем наши европейские, католические ценности, и как мне представляется, они весьма отличаются от ценностей инвесторов с Ближнего Востока, из Азии или России, находящейся под влиянием православной культуры. Так что все это очень сильно зависит от системы ценностей и иногда от выбора правильного момента. Также нужно учитывать, что при ответственном инвестировании часть выгод будет выражаться не в денежном эквиваленте, а проявится в других областях.

Какие силы, на ваш взгляд, будут формировать банковскую индустрию в ближайшее десятилетие?

Возможно, говорить об этом еще рано, но, как вы видите, большая часть работы в наших странах здесь, в Западной Европе, ведется на основе контракта, заключенного нами с населением после Второй мировой войны, когда продолжительность жизни была короче и мы только начинали выстраивать социальные системы. Многое сейчас изменилось. Теперь люди идут работать в более взрослом возрасте, потому что учатся. Кто-то из них никуда не может устроиться или со временем становится безработным, так что количество работающих уменьшается и создается значительная нагрузка на наши пенсионные системы, поскольку сейчас до глубокой старости доживает больше людей, чем пару лет назад. В этой связи нам придется пересмотреть социальные модели, определяющие нашу жизнь. В частности, необходимо повысить бюджетную дисциплину. Несомненно, изменится подход частных банков к налогообложению клиентов. Кроме того, в одних странах положение будет лучше, в других хуже, и, возможно, мы столкнемся с некоторой нестабильностью и политическими и социальными волнениями из-за такого пересмотра социального контракта. Я полагаю, богатые люди попытаются избежать политического риска и постараются обеспечить себе безопасность и свободу, даже если они платят налоги. Так что ситуация будет меняться, и, как мне представляется, главной тенденцией станет возникновение у наших клиентов все большей потребности в консультационных услугах. Людям нужен совет, как рационально использовать свои накопления, им необходимы консультации по финансовым вопросам: как структурировать свои инвестиции, какие механизмы использовать и во что инвестировать имеющиеся средства. Индустрии private banking брошен серьезный вызов. Доходы банков будут снижаться, обслуживать клиентов станет гораздо сложнее. Но это, я думаю, очень оптимистичный взгляд на будущее, ведь чем требовательнее становятся клиенты, тем быстрее растет наша добавленная стоимость.

Если вы хотите создать формальный инвестиционный фонд, то для того, чтобы просто начать размышлять в этом направлении, должны располагать капиталом в размере не менее 20 млн евро

А что в этой связи вы думаете о перспективах евро как единой европейской валюты?

Я убежден, что евро останется чрезвычайно важной денежной и политической единицей, поскольку договор о введении евро имеет гораздо более широкий контекст. У него глубокие исторические корни, это договор о солидарности, взаимопомощи, и нельзя упрощенно считать, что финансовая помощь Греции сегодня – это плохо, ведь вместе с тем Греция стала важным рынком для немецких автомашин, итальянских инструментов и предметов французского дизайна.

Так что речь идет не просто о финансовой дисциплине, ситуацию надо рассматривать в более широком политическом контексте. Возможно, присоединение отдельных стран еврозоны в рамках Европейского союза было несколько преждевременным, но нельзя забывать, что оно происходило в период, когда финансового кризиса не было и все, казалось, шло прекрасно. Лично я разочаруюсь, если из-за первых же трудностей мы откажемся от идеи единой Европы. Я очень оптимистично настроен в этом вопросе, хотя считаю, что кризис еще не закончился и какое-то время мы будем страдать от неурядиц. Правительства в Европе учтут свои ошибки и повысят бюджетную дисциплину.

Всегда легче это сделать, когда сосед занят тем же самым. А именно это у нас и происходит, но я не уверен, что все остальные страны за пределами Европы также проявят больше ответственности.