Повышенная импульсивность всегда отличала российского инвестора от западного. Это было прямым следствием нестабильности экономики и волатильности рынков. Частые кризисы, перемежавшиеся невиданными подъемами на фондовом рынке, отнюдь не способствовали воспитанию культуры инвестирования. Еще недавно наш крупный собственник с головой погружался в спекуляции ценными бумагами, ставя на кон все деньги разом, словно бы никогда не слышал про теорию рыночных циклов. Российский VIP-клиент успел испытать абсолютное счастье и пережить полную катастрофу. Для него, нервного, но закаленного, задрожала земля под ногами, но что это по сравнению с той трясиной, которая разверзлась под уверенным в себе и своей экономике западным собст­венником? Акции Lehman Brothers по цене 0,0 доллара вызвали сбой в интеллектуальной программе последнего, не предусматривавшей таких цифр на биржевом табло, а нашего – всего лишь удивили. Мы еще помним МММ и знаем, что компания может быть сегодня сверхприбыльной, а завтра – никакой. Мы выросли в атмосфере перманентной смены кризисов. В 1996 году это был кризис доверия к государственным ценным бумагам, в 1997-м – кризис роста, когда цена акций увеличивалась на 150% без особых предпосылок. А по итогам экономического кризиса 1998 года многие готовы были навсегда распрощаться с рынком ценных бумаг.

Надежды, связанные с приходом в декабре 2000-го президента Путина, были разрушены уже глобальным экономическим кризисом. В итоге неокрепший еще российский инвестор усомнился в самой финансовой системе со всеми ее банками, компаниями, идеями и инструментами. Теперь он голосует кошельком за депозиты, евробонды и сделки с недвижимостью. В то время как западный, наоборот, продолжает искать источники прибыли, свежие идеи и новые инструменты. В основе его поступков остаются наука, знания и опыт, переломанные и пересмотренные в свете последнего экономического потрясения, но не заклейменные печатью недоверия.

Наметившийся в 2004 году рыночный подъем выявил главную психологическую проблему в поведении российского инвестора. Тогда серьезные компании под лозунгом «Россия в начале пути» принялись убеждать клиентов инвестировать и привлекли серьезные капиталы на фондовый рынок. Но неожиданно, сорвав первые проценты, клиенты стали фиксировать прибыль. Так проявилась воспитанная нервным рынком склонность к короткому инвестированию. Они «выходили» из бумаг и с горечью наблюдали, как рынок продолжает расти. Снова покупали – уже по более высоким ценам – и снова фиксировали. Мы наблюдали несколько волн продаж и покупок в течение трех лет.

Ажиотаж, нагнетаемый портфельными управляющими, привел к тому, что private banking в России не развивался, а wealth management, напротив, становился все агрессивнее как по темпам привлечения капитала, так и в выборе инструментов инвестирования. Они становились все более рисковыми, а консервативная составляющая портфеля стремилась к нулю. Люди категорически не хотели видеть деньги в депозитах, 7–10% годовых в рублях уже не считали за доходность. Россия представлялась полигоном для агрессивных рыночных стратегий и офшорных сервисов. Традиционные скучные и безопасные банковские продукты искали в Германии, Швейцарии и Англии – если вообще искали. Заработав легко и много, люди вместе с тем подсели на крючок высокодоходных вложений и были совершенно убиты, оказавшись на дне в феврале 2009-го, безыдейном и уничтожающем сознание.

Вернется ли к российскому портфельному инвестору былой энтузиазм? Увидим. А пока доходность по депозитам в наших банках дает ему желанный психологический комфорт. 

Атлас

• Промсвязьбанк

Материалы по теме

• От сложного к простому
• Закрытые и быстрые
• Время жить в Лиссабоне