Только двум людям Сара рассказывала о жестоком обращении, которое она пережила во время первого брака: двум друзьям, помогавшим ей бежать. Какие бы стереотипы у вас ни были связаны с обиженными женами, она наверняка им не соответствует: у нее прекрасное образование, она работает инвестиционным банкиром, родом из состоятельной семьи. Когда Сара рассказывала свою историю, я поразилась ее хладнокровию, тому, как вдумчиво и спокойно она описывала насилие, скрывавшееся за стенами ее дома.

Недавние события изменили привычный образ жертвы бытового насилия. Фотографии, на которых Чарльз Саатчи хватает свою жену за горло в процессе «несерьезной перебранки», как позже заявил рекламный магнат, вынесли проблему на первый план, а то, как он потребовал развода – на передовице Mail on Sunday, – без сомнений, можно определить как унижение. После того как снимки стали достоянием общественности, Саатчи получил от полиции предупреждение за угрозы и насилие.

По данным общества по борьбе с домашним насилием Women’s Aid, каждая четвертая женщина в Британии становится жертвой бытового насилия (будь то физического, вербального или морального), и никто от этого не застрахован. «К нам обращаются женщины из разных социальных групп», – рассказывает Фрэнки Хакетт, пресс-секретарь Women’s Aid.

Впрочем, домашнее насилие касается не только супругов: однажды моя знакомая-адвокат показала синяки, оставленные на ней ее отцом, и в ответ на мое возмущение заявила, что такое насилие «нормально» и в этом «нет ничего особенного».

Глаза в пол

Я не смогла найти никакой статистики того, где по стране больше случаев домашнего насилия – в особняках или в спальных районах, но есть масса свидетельств о нем среди богатейших семейств Соединенного Королевства. Доктор Уильям Шанахан, главный врач частной клиники Capio Nightingale, которая специализируется на лечении зависимости у богатых клиентов, подсчитал, что примерно раз в неделю сталкивается со случаями домашнего насилия, но признал, что в реальности их, наверное, больше, потому что «мы не всегда уделяем этому достаточно внимания». Он добавил, что «люди позволяют нам вмешаться, когда уже не могут так больше жить». «Думаю, состоятельные люди часто приходят к тайному соглашению, никто не хочет раскачивать лодку, и стороннее вмешательство происходит слишком поздно. Бог мне свидетель: когда правда раскрывается, все оказывается достаточно жестоко. Каждый случай насилия похож на другой, когда люди распускают руки. Используются одни и те же предметы, наносятся те же удары, результатом становятся те же травмы».

Помимо этих сходных черт есть и различия: в делах о насилии среди обеспеченных людей реже объявляются свидетели. В случае с Сарой все происходило за закрытыми дверьми, но в присутствии прислуги, которой было поручено следить, как тщательно она исполняет приказы мужа, куда ходит и с кем видится. И когда я спросила, вмешался бы кто-нибудь, если бы она получила серьезные травмы, повисла долгая пауза: «Думаю, никто бы не вмешался. Он часто швырялся вещами, и однажды двое из прислуги проснулись посреди ночи и вошли в комнату. Он приказал им выйти, и они ушли. Не знаю, может, они остались подслушивать за дверью».

Еще одно различие в том, что амбициозные женщины не очень хорошо вписываются в образ «беспомощной жертвы» бытового насилия. Френки Хакетт утверждает, что представление о женщинах, страдающих от домашнего насилия, как о слабых жертвах только усугубляет ситуацию и мешает выговориться таким успешным женщинам, как Лоусон. «Иногда жертвы домашнего насилия прекрасно все скрывают и для посторонних выглядят общительными и успешными, из-за чего им становится еще сложнее признаться друзьям и семье, что “да, это происходит со мной”. Казалось бы, с такими людьми подобного случиться не может, отсюда возникает еще больше стыда».

Публичный позор

Женщины из знаменитых семей могут бояться общест­венной огласки и из-за этого отказываться сообщать о факте домашнего насилия. Одной из причин, по которой Сара держала в секрете свои семейные проблемы, она назвала нежелание «выставлять свою жизнь напоказ». Также она уверяет, что заявить о своих проблемах ей мешали обстоятельства. И она, и ее муж родом из известных семей – она попросту боялась публичного скандала. «Я не хотела никому доставить неприятностей или поссорить наши семьи… Моя семья и без того достаточно скандальная», – признается она с усмешкой.

Предрассудки также усложняют предание таких случаев огласке, ведь полиция и социальные службы нередко предвзято относятся к богатым жертвам домашнего насилия. «Иногда выходит так, что тот, у кого больше денег или выше социальное положение, получает, скажем так, дополнительную поддержку полиции, потому что в таких людях менее охотно признают виновника конфликта. Порой это усложняет дело, потому что появляются аргументы вроде “да у нее же полно денег” или “она не похожа на жертву бытового насилия”», – объясняет Хакетт.

Не только полиция предвзято относится к богатым. Одна преподавательница из частной школы рассказала о нежелании ее начальства обращаться в социальные службы, когда есть подозрения, что ученика обижают дома. В школе предпочитают не вмешиваться в семейные проблемы, чтобы избежать ненужной огласки и не отпугнуть родителей и не лишиться их взносов.

Я подумала, что, возможно, частные клиники практикуют такой же подход, к тому же пациенты платят немалые деньги за приватность и конфиденциальность, в результате клиники не спешат привлекать сторонних лиц. Более того, по словам доктора Шанахана, в таких заведениях, как Capio Nightingale, специализирующихся на лечении зависимости, пациенты зачастую могут быть винов­никами преступ­ления.

Тем не менее доктор Шанахан опроверг мое предположение, заявив, что «мы обязаны заботиться о людях, кем бы они ни были. Доктора не будут сидеть сложа руки только потому, что получают жалованье, или игнорировать очевидное проявление насилия, когда пациент – преступник. Мы не можем закрыть на это глаза».

Право руководства

Казалось бы, деньги – вот главное отличие богатых и бедных жертв бытового насилия, но они же могут их объединять. «Как правило, цель насилия – конт­роль, а вовсе не желание навредить, – говорит Хакетт. – Нередко агрессор контролирует свою жертву через финансы. Нам то и дело встречаются женщины из богатых семей, которые не могут свободно распоряжаться своими средствами, потому что финансово контролируются своими партнерами. Это может сильно все усложнить, особенно во время развода, что само по себе непросто. Когда женщина пытается разорвать отношения, для нее наступает особенно опасный период, ведь обидчик чувствует, что теряет контроль, и с удвоенной силой пытается его восстановить. Для женщин из состоятельных семей это может превратиться в экономическую войну».

Тем не менее миф, что богатые женщины могут позволить себе просто уйти, оказался стойким. Саре повезло, что ее работа банкиром не позволит ей остаться без крыши над головой или без гроша в кармане. Когда она подала документы на развод, то не выдвинула мужу никаких материальных претензий. «Я не хотела ни копейки его денег, поэтому от всего отказалась, я просто больше не хотела иметь с ним ничего общего», – объяснила она.

Ричард Коллинз, партнер в Charles Russell, специалист по бракоразводным процессам состоятельных людей, говорит, что нередко женщины отказываются от каких-либо финансовых претензий к своим бывшим супругам, и его задача – мягко переубедить их: «Иногда клиенты объясняют тебе, что ни на что не претендуют, но не стоит забывать, что имеешь дело с людьми в кризисной ситуации, поэтому твоя задача – разъяснить, что им полагается по закону, понять причину, по которой они довольствуются меньшим». Случается, что женщины, подвергавшиеся систематическому унижению, просто морально оказываются не в состоянии предъявить никаких материальных претензий.

Несмотря на то что у богатых женщин есть преимущество в суде благодаря дорогой адвокатуре, домашнее насилие не всегда учитывается как отягчающее обстоятельство во время процесса, за исключением совсем уж тяжелых случаев, когда, например, результатом семейных конфликтов становится ограничение работоспособности потерпевшей.

В остальном факт насилия неоднозначно влияет на решение суда. «Это дискреционный вопрос, и если судья примет его во внимание, то он может изменить финальное решение, но если это единичный случай и серьезных травм нет, тогда такая ситуация, как правило, не учитывается», – объясняет Коллинз.

Реальная любовь

Финансовый вопрос редко становится причиной разрыва насильственных отношений между мужчиной и женщиной вне зависимости от того, обес­печенная это семья или нет. Я спросила Сару, любила ли она своего мужа. Обычно она делала паузу, тщательно формулируя ответ, но на этот раз Сара говорит без раздумий: «Всем сердцем. Странно, правда?»

«Думаю, все дело в заботе и любви, следующими за насилием. Если вы окажетесь способны вытерпеть такое, то вас ожидает море любви, нежности и внимания. Почувствуете себя на миллион долларов. Он будет сдувать с вас пылинки и каждый день посылать цветы на работу. Иногда мне кажется, что переносишь все это потому, что знаешь, как будет хорошо потом, когда он захочет загладить вину. Такая любовь сильно отличается от той, что у меня сейчас, та жизнь была наивной и небезопасной. Тем не менее это была любовь».

Наверное, именно такой момент постороннему человеку понять тяжелее всего. «Интересно, что некоторые не хотят расставаться, так уж устроена человеческая психика, – говорит Сара. – Определенная терпимость к домашнему насилию никуда не денется, и все будет повторяться. На что только не пойдешь ради любви, не так ли?»